Дон Уинслоу - Власть пса
Вот оно, начинается, мелькает у Кэллана. Он на волосок от того, чтобы начать стрелять.
— Терпеть не могу всякие тошнотворные извращения, — продолжает Персик. — Писать парню в рот? Ну что это такое? Сколько раз вы в него выстрелили? Восемь вроде? Хорошо поработали.
Он хохочет. Персик Маленький вторит ему.
И О'Боп тоже смеется.
А Кэллан — нет. Он напряжен и готов к стрельбе.
— Извини за машину, — выговаривает сквозь смех О'Боп.
— Угу, — отзывается Персик. — В следующий раз, как захочешь поговорить, пользуйся телефоном, ладно?
И опять все хохочут. Кроме Кэллана.
— Да я говорил Джонни Бою, — продолжает Персик. — Какого хрена, говорю, ты заслал меня в Вестсайд к зулусам, пуэрториканцам и бешеным ирландцам? И какого черта я тут должен делать? Тут бутылками с зажигательной смесью швыряются, и теперь мне придется покупать новую машину. Бешеные козлы-ирландцы. А вы в эту черную книженцию заглядывали?
— А ты как думаешь? — задает встречный вопрос О'Боп.
— Думаю, да. И что там углядели?
— Это зависит...
— От чего же?
— От того, как мы договоримся.
— Так подскажите, о чем будем договариваться.
Кэллан слышит, как О'Боп шумно сглатывает. Понимает, что тот до смерти боится, но все равно пойдет до конца. Давай же, Стиви, играй, блефуй, мысленно подталкивает Кэллан.
— Перво-наперво, — заявляет О'Боп, — блокнота при нас нет.
— Эй, Мочалка, — отзывается Персик. — Как начнем обрабатывать вас, вы живо выложите, где он. Эй, полегче там с курком. — Теперь он смотрит на Кэллана. — Мы ведь просто разговариваем.
— Мы знаем, — говорит О'Боп, — где Шихэн берет каждый пенни на улице.
— Без шуток — он ведь землю перевернет, только б заполучить эту книжицу обратно.
— Ну и хрен с ним, — откликается О'Боп. — Не получит он блокнот — тогда и ты не должен ему ни гроша.
— Точно, что ль?
— Наше слово — верняк, — подтверждает О'Боп. — И Эдди Фрил по-другому не скажет.
О'Боп видит облегчение на лице Персика и поддает жару:
— В этом блокноте и копы есть. И профсоюзники. На улице гуляет пара миллионов долларов.
— Мэтти Шихэн — богатый человек, — роняет Персик.
— А чего он-то? — говорит О'Боп. — Почему не мы? Почему не ты?
Они следят, как ворочаются мысли Персика. Караулят, как он обмозговывает выгоду, взвешивает риск. Через минуту он говорит нерешительно:
— Но Шихэн оказывает услуги моему боссу.
— Заполучи блокнот, — возражает О'Боп, — и сам сможешь оказывать ему такие же.
Кэллан спохватывается, что перестарался, держа пистолеты на изготовку. Руки у него устали и дрожат. Ему охота опустить пистолеты, но нельзя расслабляться. И еще он боится, если они не договорятся с Персиком, ему не суметь попасть в цель даже с такого расстояния, так трясутся у него руки.
— А вы кому-нибудь говорили, — наконец спрашивает Персик, — что видали мое имя в книжке?
О'Боп мгновенно выпаливает «нет!», и скорость его реакции подсказывает Кэллану: этот вопрос — очень важный. А еще ему интересно, зачем Персик занял деньги и на что потратил.
— Бешеный ирландец, — бормочет себе под нос Персик. Потом говорит: — Вы затаитесь пока что. Постарайтесь не убивать никого хоть денек-другой, ага? Я с вами еще встречусь по этому делу.
После чего разворачивается и поднимается по лестнице, ведущей из подвала; брат тянется за ним.
— Господи! — выдыхает Кэллан. И плюхается на пол.
Руки у него ходят ходуном.
Персик звонит в дверь дома Мэтта Шихэна.
Дверь открывает здоровущий ирлашка. Персик слышит, Шихэн кричит из комнаты: «Кто это там?»
Голос испуганный.
— Да это Джимми Персик, — отвечает бугай, впуская Персика. — Он у себя в кабинете.
— Спасибо.
Персик проходит по коридору и сворачивает налево, в комнату Мэтта.
Комната оклеена тошнотворно-зелеными обоями. Трилистники [42] и всякое такое дерьмо понатыканы по всей комнате. Большой портрет Джона Кэннеди. Рядом — портрет Бобби. Фотография Папы Римского. У парня тут есть все, разве что лепрекон [43] на табурете не сидит.
Из кресла Мэтт все-таки встает — Персику нравятся проявления уважения — и улыбается показной широкой улыбкой, какая в ходу у ирландских политиков.
— Джеймс, рад тебя видеть. Ну как, удалось уладить ту маленькую неприятность за время моего отсутствия?
— Угу.
— Нашел этих ублюдков?
— Эге.
— И?..
Нож входит в него как в масло, не успевает Мэтт выговорить «Что за черт!» ни по-английски, ни по-ирландски. Персик профессионально попадает между ребрами под левой грудной мышцей, резко дергает лезвие вверх и проворачивает его, чтобы в госпитале не возникло этических проблем.
Чертов нож застревает, и Джимми приходится упереться в широкую грудь Мэтта ногой, чтобы выдернуть его. Шихэн с такой силой грохается на пол, что подскакивают все портреты на стенах.
Впустивший Персика громила остолбенело застыл в дверях.
И непохоже, чтоб он рвался что-то предпринять.
— А ты сколько ему должен? — спрашивает Персик.
— Семьдесят пять.
— Нет Мэтта — нет долга.
Вдвоем они разрубают тело, отвозят на Уордс-Айленд и сбрасывают в канализационный люк.
На обратном пути Персик распевает:
Видал кто моего приятеля Мэтти...Можете сказать мне, куда ж он исчез?..
Через месяц после наступления того, что стало называться в Адской Кухне «Наводнение Лунной Реки», жизнь Кэллана переменилась. Он не только жив, что сюрприз для него, но к тому же еще и герой квартала.
Потому что пока Персик спускал Шихэна в канализацию, они с О'Бопом поработали черным фломастером в блокноте Мэтти и списали некоторые долги. Они развлекались от души: какие-то цифры замазывали, сокращали, другие оставляли нетронутыми — те, которые, как они рассчитывали, сделают их состоятельными людьми.
Денежные времена настали в Адской Кухне.
Кэллан с О'Бопом обосновались в пабе Лиффи, будто владели им, что, в общем, если внимательно изучить черный блокнот, было близко к истине. Люди, заходившие туда, чуть ли не кланялись им: одни из благодарности, что их сняли с крючка у Мэтта, другие из страха, что попали в новую кабалу к парням, которые замочили Эдди Фрила, Джимми Бойлана, а вполне вероятно, и самого Мэтти Шихэна.
И еще кое-кого заодно.
Ларри Моретти.
Кэллан переживал только из-за этого убийства. Эдди Мясник, да и Джимми Бойлан, а уж тем более Мэтти Шихэн — это была необходимость. Но Ларри Моретти они убили из мести, за то, что он помог Эдди изувечить труп Майкла Мэрфи.
— От нас этого ждут, — убеждал О'Боп. — Иначе нас не будут уважать.
Моретти догадывался о своей судьбе. Он затаился в своей норе на Сто четвертой улице, рядом с Бродвеем, и пил по-черному. За две недели он ни разу не вышел из дому: просто ходить не мог, так что стал легкой добычей для Кэллана и О'Бопа, когда они ворвались в дверь.
Моретти валялся на полу с бутылкой в обнимку. Сунул голову между стереоколонками и слушал какой-то дерьмовый диск, басы ухали, точно канонада тяжелой артиллерии. На секунду Ларри приоткрыл глаза и взглянул на приятелей, которые застыли с нацеленными на него пистолетами, а потом снова закрыл. О'Боп завопил:
— Это тебе за Майки! — и давай палить. Кэллану ничего не оставалось, только присоединиться, но как же погано стрелять в лежачего.
Теперь надо было разрубить тело. О'Боп, оказывается, подготовил все заранее. Они закатили Моретти на лист толстого пластика, и Кэллан только теперь понял, каким же сильным был Эдди Фрил, если рубил мясо. Работа до хренища тяжелая, к тому же Кэллан пару раз мотался в ванную: его рвало. Но наконец они все-таки справились, распихали куски по мусорным мешкам, а потом отвезли на Уордс-Айленд. О'Боп считал, что им нужно засунуть «штуковину» Моретти в картонку из-под молока и походить с ней по кварталу, но Кэллан твердо сказал — нет.
Им такое дерьмо ни к чему. Слухами земля полнится, и уже на следующий день многие заходили к Лиффи выразить восхищение. А вот Бобби Ремингтон не пришел. Кэллан понимает, Бобби боится, вдруг они думают, что он сдал их Мэтти, но Кэллан точно знает, что это не Бобби.
Это подсуетилась Бэт.
— Ты только старалась защитить брата, — говорит ей Кэллан, когда она появляется в его новой квартире. — Я понимаю.
Девушка уставилась в пол. Она постаралась: длинные волосы расчесаны, блестят, на ней красивое платье. Черное, с низким вырезом.
Кэллан все понимает. Она на все готова, чтобы спасти свою жизнь и жизнь брата.
— А Стиви это понимает? — спрашивает Бэт.
— Я ему растолкую.
— Бобби так плохо, — говорит она.
— Да все в порядке...
