Мартин Гринберг - Шерлок Холмс на орбите
— Судя по описаниям Босуэлла, они хотя бы иногда спали, — произнес Уотсон, взглянув на часы. — Ради всего святого, уже первый час ночи, Холмс. Вы занимаетесь этим с самой зари.
Он поправил воротничок, устраиваясь поудобнее в старом кресле возле камина, затем обратил внимание на тусклый газовый свет. Холмс снова завалил все их комнаты на Бейкер-стрит различными лабораторными принадлежностями и в данный момент нагревал на газовой горелке пробирку с каким-то веществом. Запах от него никак нельзя было назвать приятным.
— О Боже, чем это вы занимаетесь?
— Ха! — крикнул Холмс, удовлетворенный тем, что разбудил доктора и тот уже в состоянии задать подобный вопрос. — Я занят, мой дорогой Уотсон, определением вины или невиновности мистера Рикардо Фитцджеральда Шварца.
— Рикардо… — нахмурился Уотсон. — Вы говорите о том бесславном «Деле о четках раввина»?
— Естественно. Если по достижении температуры кипения эта жидкость пожелтеет, то Фитцджеральд Шварц невиновен. Если же она станет красной, то он виновен, как смертный грех.
— Но, Холмс…
— Ага! Она закипела, старина!
— Но, Холмс….
— Вот! Получилось! Вы видите? Уотсон, вы видите?
— Да. Она красного цвета.
— Виновен! Фитцджеральд Шварц виновен. Я доказал это научным путем. Не остается никаких сомнений! — торжествующе закричал Холмс.
— Значит, мне кажется, его правильно повесили три месяца тому назад, не так ли? — скромно заметил Уотсон.
Холмс посмотрел на него осуждающе.
— Ах, Уотсон, Уотсон.
Он склонился лбом на стол, не обращая внимания на темно-красную жидкость, переливающуюся через край пробирки и оставляющую липкий след на деревянной поверхности.
— Все это так убого и обыденно. Так примитивно. Жаль, что меня вообще привлекли к этому делу.
— Да, конечно, жалко, что четыре свидетеля дали свои показания до того, как вы смогли применить свои блестящие методы, — сказал Уотсон с сочувствием.
— Людям не следует путаться под ногами и давать свои показания, — проворчал Холмс и поднял голову. Сбоку на его шее и щеке осталась красная отметина. — Преступление — это моя территория! Я ведь не вмешиваюсь в их жалкие жизни.
— Холмс, вы слишком долго дуетесь. Пора бы уж перестать.
— Перестать? — воскликнул Холмс. — Уотсон, как я могу перестать? С того самого ужасного дела в эти двери не вошел ни один клиент! — он укоризненно показал на вход в гостиную. — Как мне сохранять способность к здравым рассуждениям, если мне приходится сходить с ума от скуки и бездействия?
— Действительно.
Уотсон обвел взглядом беспорядок. Красная жидкость уже капала с края стола на турецкий ковер.
— Тем не менее я все-таки сомневаюсь, что определение вины человека, уже казненного за преступление, это достойное занятие в ожидании очередного клиента.
— Тогда что вы мне посоветуете, доктор? — отозвался Холмс с раздражением в голосе.
Уотсон испустил долгий вздох.
— Вы могли хотя бы…
Его прервал странный звук со стороны окна. Окно этой комнаты находилось в добрых двадцати футах от поверхности тротуара, и этот звук был настолько неожиданным, что оба они забыли о споре и поспешили к не очень чистому окну.
Вглядываясь в темноту, Уотсон пробормотал:
— Я бы поклялся, что слышал стук.
— Вы его действительно слышали, Уотсон, — уверил его Холмс, также вглядываясь в лондонскую ночь. — У нас, должно быть, появился посетитель.
— Посетитель? Как это возможно? Как он мог…
— Когда вы отбросите все невозможное, дорогой мой Уотсон, то, что останется, каким бы невероятным…
— Пожалуйста, прекратите, Холмс. Не стоит повторять одно и то же. Как вы думаете, что это было? Птица сбилась с курса и ударилась о стекло?
— Неправдоподобно. Я, видите ли, авторитет в звуках, которые издают различные предметы о стекло. Я даже написал…
— … небольшую монографию на эту тему. Да, я знаю. Так что же это, по вашему мнению?
— Хм-м. Принимая во внимание скорость объекта в сочетании со столь своеобразным стуком во время его контакта с окном, сделанным из специфического…
— Почему бы нам просто не открыть окно и не посмотреть? — нетерпеливо предложил Уотсон.
— Ради Бога, нет! Если вы откроете окно, доктор, то подвергнете нас опасности, которую вы и представить себе не можете. Нет, даже и не думайте об этом…
Его слова прервал другой стук в окно.
— Холмс! Это летучая мышь, — рассмеялся Уотсон, отходя от окна и усаживаясь в кресло. — О небо! Старина, вам действительно удалось меня напугать на какое-то мгновение. Опасность! Ха-ха!
— Ах, Уотсон, Уотсон. Не обманывайте себя. Это очень хитрый случай. Явление довольно необычного свойства.
Уотсон широко зевнул и потянулся.
— Ну, если вы так считаете, мой дорогой друг… Однако, боюсь, даже самая невероятная опасность и самое необычайное явление не заставят меня бодрствовать и дальше. Я иду спать.
Холмс едва кивнул, когда его друг проходил мимо него, направляясь к двери. Его взор был устремлен куда-то вдаль.
— Кстати, Холмс, — добавил Уотсон, — вымойтесь перед тем, как лечь спать. Вы испачкались этим красным веществом.
— Хм-м? Ах да. Спокойной ночи, Уотсон. Приятных сновидений.
Уотсон нахмурился, увидев наиболее раздражающую его ухмылку на губах Холмса, и закрыл за собой дверь.
Всего лишь через несколько минут Холмс услышал царапанье у входной двери, подтверждавшее его теорию.
— Минутку! — крикнул он.
Он забегал по комнатам, собирая различные вещи, необходимые для защиты от этого посетителя, затем уселся в кресло и громко сказал:
— Входите!
Дверь со скрипом открылась. В дверном проеме виднелась только зловещая тень посетителя.
Холмс прищурился.
— Добрый вечер, — сказал он.
— Надеюсь, мистер Холмс? — отозвался посетитель глухим гулким голосом.
— Входите, сэр, и скажите, чем могу вам помочь.
— Хорошо.
Посетитель осторожно переступил порог. Он был высоким полноватым мужчиной, одетым хотя и в прекрасно скроенный, но вышедший лет тридцать тому назад из моды сюртук. Дверь за ним закрылась сама собой. Увидев, что Холмс совершенно не удивлен этим фокусом, гость сказал:
— Полагаю, что вы человек сообразительный и хладнокровный, мистер Холмс.
— Нетрудно было догадаться о вашей природе, — сказал Холмс, зажигая трубку. — Судя по размеру и скорости, существо, старающееся проникнуть сюда через окно, должно быть не кем иным, как летучей мышью-вампиром. Увидев, что зола в моем камине раскидана так, будто кто-то недавно пытался проникнуть в него по трубе, я предположил, что это, скорее всего, крылатое существо; маловероятно, чтобы за последние несколько минут это были разные существа.
— Угу.
Джентльмен подошел поближе и осмотрел Холмса в тусклом свете камина.
— Porca miseria! Я вижу, тут побывал некто того же рода, что и я!
— Прошу прощения? — приподнял бровь Холмс.
— Это пятно крови на вашей шее и щеке! Что за беспорядок тут у вас! Должно быть, вас посетил этот граф из Трансильвании! Какие у него свинские манеры!
— Что? Ах, нет. Нет, здесь не было другого посетителя, сэр, я уверяю вас.
— Так вас не кусал другой вампир?
— Нет, конечно, нет. Как видите, — добавил Холмс, показав на распятие, висевшее у него на груди. — Я защищен.
— Мой вам совет, мистер Холмс. Это вас не защитит. Я добрый католик и даже причащаюсь каждое Рождество во время полуночной мессы.
— В самом деле? Ну, тогда вот это! — Холмс потряс связкой чеснока, которую он до того прятал под одеждой.
— И это вам не поможет, мистер Холмс. Я итальянец.
— Ах вот как?
— Гвидо Паскалини. Рад с вами познакомиться.
— Как вижу, я допустил просчеты, — уныло заметил Холмс.
— Не порицайте себя. Так случается со всеми. Но не могли бы вы стереть это пятно у себя с шеи? Я сейчас соблюдаю диету, и один лишь взгляд на него пробуждает во мне зверский аппетит.
— Это вовсе не кровь. Это несмываемое вещество, след от химического эксперимента, — Холмс указал на стол, на котором беспорядочно громоздились пробирки, мензурки, склянки с растворами и порошками.
— Gesu! И откуда у вас, смертных, только время берется!
— Кстати, о времени, — сказал Холмс, радуясь, что снова обрел контроль над ситуацией. — Может, нам пора перестать тратить драгоценное время и приступить к делу?
— Да, конечно, signore.
— Какова причина вашего визита ко мне? Я о вас ничего не знаю, за исключением очевидных фактов.
Паскалини нахмурился.
— Я не понял вас. Какие факты вы называете очевидными?
Холмс вздохнул и безуспешно попытался сделать вид, что ему вовсе не нравится объяснять очевидное.
— Вам по меньшей мере пятьсот лет, но не больше шестисот пятидесяти. Вы любитель музыки, искусства, литературы, но недолюбливаете крикет. Вы были женаты несколько раз, и последней вашей женой была немка. Вы недавно прибыли в Лондон, вы читали журнал «Стрэнд» и посетили салон актрисы мисс Эпонины Чейст. Вы уже — скажем так — поужинали сегодня вечером. Кроме всего прочего, вы потеряли нечто очень для вас важное.
