Ева Ланска - Wampum
Беличко оживился.
— Я могу на него взглянуть?
— Нет. Я заложила его в ювелирном магазине. Мне очень нужны были деньги. Я сильно потратилась на прошлой неделе. — Теперь Соня смотрела в глаза Беличко. Ее губы растянулись в легкой, но многозначительной улыбке.
Михаил Васильевич опять глубоко вздохнул, выпрямил спину и постучал ладошками по своим коленям.
— Ну что ж? На сегодня достаточно!
Ассистент послушно опустил блокнот.
Беличко встал и подал руку Соне, помогая ей встать.
— Какие версии? — спросил Михаил Васильевич доверительно тихо, ведя Соню под руку к двери. Его голос смягчился и приобрел прежний дружеский тон.
— Пахнет страстями, товарищ следователь. Бабской ревностью, знаете ли. — Соня остановилась на пороге. — Я уж не знаю, кто кому первый начал угрожать. Вполне возможно, что уход жены к другой женщине так задел самолюбие Брызоева, что он захотел расправиться с ними обеими или с соперницей, которая решила померяться с ним кое-чем. А та оказалась не лыком шита — у нее тоже состояние, тоже связи среди влиятельных родственников. Столкновение кланов. Но то, что без страстей не обошлось, это ясно как белый день. Посмотрите, он же там как Адам, во всей своей красе.
Беличко выдержал паузу, пристально глядя Соне в глаза.
— А чего ты таким уверенным шагом прямо на второй этаж в спальню отправилась? Ты здесь раньше была?
У Сони пересохло в горле, и кровь ударила в лицо. Она поняла, что совершила глупую ошибку. Она растерялась, увидев охранника Брызоева, и не, задумываясь, пошла наверх. Но отступать сейчас было еще большей глупостью. Соня потупила глаза, потом произнесла слабым голосом.
— Михаил Васильевич, я бы очень не хотела, чтобы моя горькая, полная надежд и разочарований личная жизнь вылезла наружу. — Она подняла полные раскаяния глаза на следователя. — Моя репутация серьезной и умной женщины окажется под угрозой.
Беличко опять тяжело вздохнул и начал так сильно хлопать Соню по плечу, что казалось, будто он подталкивает ее к выходу.
— Вот ведь, деточка, отрабатывать бриллиантики приходится. А ты думала! Еще и умной себя называешь. Все вы бабы — дуры. Бесплатный сыр только в мышеловке. И тот с истекшим сроком годности. — Михаил Васильевич дружескими похлопываниями вытолкал Соню за порог дома. — Ну, все, иди. Пиши свои статейки. Не мешай взрослым мужчинам работать.
— Михаил Васильевич, а гостинцы? — Соня полезла в сумочку.
Беличко начал наигранно сердиться.
— Совсем сдурела! Иди, давай, — Михаил Васильевич с силой закрыл дверь перед носом Сони. И тут же открыл, чтобы произнести:
— В следующий раз принесешь.
12
Андрей вернулся с работы в свое временное пристанище сразу после обеда. Невидимый сенсорный датчик был установлен им у двери в Сонину квартиру в день его переселения и с тех пор подавал сигналы о передвижениях объекта из квартиры и обратно на небольшой «пэйджер». Данные, поступающие на мобильный телефон Сони и другие прослушивающие устройства, прикрепленные к ее одежде и сумке, шли прямо в центр и расшифровывались Севой и другими оперативниками.
Андрей знал, что Сони сейчас нет дома. Он спокойно расположился на кровати. В руках он держал увесистую стопку бумаги. Его чудо-папка успела «прочесть» двести страниц разных документов, лежащих на столе Краско. Встроенный сканирующий механизм позволял суперпапке копировать многослойные бумаги, разделяя их на отдельные листы.
Соболев успел распечатать материалы в отсутствие своей вездесущей соседки по кабинету, и теперь смотрел на вторую страницу копии свежего номера газеты «Почетъ», которая лежала утром поверх стопки документов. Андрей вчитывался в текст криминальной колонки и невольно проникался уважением к смелой журналистке Воробьевой, которая не боялась высказывать свои удивительные предположения по поводу громкого убийства знаменитой олимпийской спортсменки. Соболев не понимал, как беззащитная женщина может так рисковать собой? Вернее, понимать-то он понимал. Он и сам никогда себя не жалел ради правды. Но чтобы так билась за справедливость женщина? Ему казалось это непостижимым. Впервые за многие годы работы в спецслужбах объект слежения, вместо того чтобы приобретать «прозрачность» и становиться все более понятным и предсказуемым, наоборот, с каждым днем являл все более и более загадок. Андрея беспокоило то, что на смену его обычно равнодушному и безличностному отношению к объекту, приходили неведомые ему раньше ощущения.
Эта женщина вызывала в нем интерес и чувство восхищения.
Соболев отложил копию газеты, подошел к окну и закурил, глядя на желто-коричневые кроны деревьев.
Почему сегодня утром он стремглав понесся в квартиру Сони выяснять, не случилось ли что с ней? Был ли это поступок профессионала, желающего убедиться в том, что объект слежения не подвергает себя опасности? Или Андрей по-настоящему испугался за Соню? Почему он так расстроился, когда увидел ее печальные глаза? Почему ему было важно знать, что творилось у нее на душе?
Он выбросил окурок и с нетерпением уселся за чтение дела, доступ к которому был для него ограничен, если не запрещен вовсе. Он надеялся найти в нем ответы на многие не дающие ему покоя вопросы.
По мере того как Андрей погружался в историю Сони и ее отца, лицо его мрачнело. В листочках-копиях говорилось о том, что еще в студенческие годы Леонид Воробьев начал работу над изобретением особого способа влиять на психику человека, подвергая его гипнотическому воздействию. Душевнобольного вводили в состояние гипноза и стирали из его сознания стрессовую ситуацию, которая явилась катализатором врожденной расположенности к шизофрении. Этот способ влияния на бессознательное человека позволял вернуть пациента в тот период жизни, который сопровождался психически-эмоциональным равновесием, «закольцевать» его и заставить продолжить жить дальше в состоянии душевной гармонии. В разработке своей диссертации, которую Воробьев предоставлял руководителю проекта, Юрию Николаевичу Синицыну, так же упоминалось об опасностях подхода к такому мощному способу воздействия на психику. Этот механизм мог быть использован и для обратного эффекта: при условии, что известны слабые места здорового человека, гипноз позволял вернуть его в стрессовую ситуацию, заставить его мозг переживать ее некоторое количество раз, пока психика не расшатывалась до амплитуды эмоционального срыва. В таком состоянии психоза несчастный мог «зависнуть» на всю жизнь.
Руководитель Воробьева, Юрий Николаевич Синицын, плотно сотрудничал со спецслужбами. Он практически «вел» Воробьева к защите диссертации, не препятствуя ему и всячески поощряя его труд. Когда аспирант заявил о том, что ему нужно время для доведения изобретенного им способа воздействия до совершенства и устранения всех возможных отрицательных побочных эффектов, Синицын настоял на том, чтобы Леонид не откладывал защиту диссертации. Но Воробьев не торопился, продолжая свое кропотливое исследование. Тогда бригада спецслужб во главе с оперативным работником Максимом Александровичем Краско нанесла ночной визит в институтскую библиотеку, где работал в это время Воробьев, и предложила сотрудничество, настаивая на том, что специалисты такого уровня и их изобретения очень нужны стране. Воробьев с готовностью согласился. Но на следующий день он пропал со всеми разработками «специального гипнотического кода». Он даже умудрился выкрасть заметки по своей работе, хранящиеся в кабинете Юрия Николаевича.
Такого хода развития событий не ожидал никто — ни деканат МГУ, ни спецслужбы, ни семья Воробьевых. Краско тут же усилил наблюдения за однокурсниками и семьей Леонида, но это не привело ни к какому результату. Воробьев не выходил ни с кем на связь. Его жена, Анастасия, тяжело переживала его внезапное исчезновение. Она впала в глубокую депрессию, сопровождавшуюся длительными запоями, и стала нетрудоспособна. Руководитель театра какое-то время терпел неуравновешенное поведение актрисы, но потом вынужден был отчислить ее из труппы. Это обстоятельство легло на благодатную почву саморазрушительного состояния несчастной женщины, и она покончила с собой, повесившись на бельевой веревке в собственной кухне.
Семилетняя Соня стала сиротой. Близких родственников у нее не осталось, а дальние не хотели брать ее на попечение. Соню определили в детдом. Но слежение за ней продолжалось — спецслужбы ждали, когда отец девочки выйдет с ней на связь. Спустя три года, Соню удочерила семья Максима Александровича Краско.
Андрей с трудом оторвал взгляд от дела.
Воробьева приемная дочь Краско? Невероятно!
Теперь стало понятно, почему Краско не хотел посвящать Соболева в подробности дела объекта слежения.
