Владимир Колычев - Когда любовь соперница у смерти
– А хозяин кто?
– Не сказала. То есть сказала, что важный человек, а кто конкретно, промолчала. Я спрашивал, а она молчит. Так вот разговор у нас сложился…
– А Гарик какое отношение к этому дому имеет?
– Не знаю, может, самое прямое, но он у нас только прошлой осенью объявился. Раньше его никто здесь не видел… На джипе по селу ездил. Я думал, куда он это, а оказывается, он за Ариной ухлестывал… А тебе я, так понимаю, Гарик этот нужен, – недобро посмотрел на меня участковый.
– С чего ты взял, капитан?
– Ты не юли, не надо. Мне же Фокин все рассказал. Кто-то из наших, сельских Ирину Верховцеву убил. И на Юру ты грешишь, и на Гарика.
– Думаешь, Верховцеву просто убили? – с надрывом спросил я. – Ей череп в нескольких местах проломили!.. Маньяк это был, не иначе. И если кто похож на маньяка, то это Гарик. И Арина его мутантом назвала, и Фокин…
– Ну, мутант он или не мутант, а на голову, говорят, слаб. Девки наши от него как от чумного разбегаются… А почему вы все же на него грешите? У вас что, в Черногайске все душегубы перевелись?
– Да нет, есть информация, что след от вас тянется. Поэтому я и приехал сюда.
– Что за след? – заинтригованно спросил капитан.
– Да джип видели, такой, как у Гарика, черный «Инфинити».
О том, что мне нужен образец слюны предполагаемого преступника, я благоразумно промолчал.
– Понятно… Значит, Гарик тебе нужен.
– Встретиться с ним хотел, поговорить. Теперь, сам понимаешь, еще больше хочу.
– Как ты с ним встретишься?
– Вот я и думаю, как. Домой пойти, так за ворота не пустят.
– Вот-вот.
– Доказательства нужны, что этот идиот Арину похитил. Может, из людей кто-нибудь что-то видел. И место происшествия осмотреть…
– Я спрашивал, никто ничего подозрительного не видел. И место смотрел, тоже ничего подозрительного.
– Может, позволишь мне этим заняться?
Капитан Кудемко возражать не стал. Но документы смог вернуть мне лишь к обеду, потому что только к этому времени они просохли после моего ночного купания. По той же причине я не сразу смог получить и свою одежду. Оказалось, что санитарка сельской участковой больницы с утра постирала ее и вывесила во двор на просушку. А день выдался не самый солнечный. Впрочем, я и не стал ждать, когда она высохнет. В больничном халате в машине капитана Кудемко я отправился к дому, во дворе которого стояла моя «Нива». Там я и переоделся в камуфляж.
– Ты давай сам тут пока, – сказал участковый. – А меня в район вызывают. Завтра к вечеру буду. Ты уж тут без меня на рожон, пожалуйста, не лезь.
Я согласно кивнул, думая о том, что его слова для меня не указ. Куда выведет меня следственная тропка, туда я и пойду. Надо будет, и в дом к Гарику залезу, и не посмотрю, что с виду он – неприступная крепость.
Начал я с подступов к месту происшествия. Если Гарик был на своем джипе, то кто-нибудь мог его видеть, а ночь, как известно, не помеха для любопытных селян. Обследовал я и грунтовую дорогу, по которой он мог подъехать к бане. Но увидел только следы рифленых протекторов с тонких шипованных колес, принадлежавших старому «Москвичу», владелец которого проживал в самом конце улицы. Еще я обнаружил следы от мотоцикла. Саму двухколесную машину найти не смог, но выяснил, что принадлежит она местному комбайнеру, который с раннего утра уехал в поле.
Селяне не чурались меня, охотно вступали в разговор. И причиной тому было мое поведение. Юра Фокин имел на деревне репутацию половозрелого и малость недоразвитого отрока, и мое вчерашнее посягательство на него было воспринято, как покушение на блаженного. Но это мое прегрешение значительно перевешивал другой мой поступок. Люди видели, как я бросался в огонь, и за это готовы были причислить меня к лику местночтимых героев. Хоть и осуждали они Арину за ее злополучный роман с Жорой Берзякиным, а все-таки считали своей, деревенской. Да и бабушку ее очень уважали.
В общем, нашел я общий язык с людьми, только вот это ничуть не помогло мне в моих поисках. Никто не видел вчера джип на сельской улице. И Гарика тоже не замечали.
Я обследовал пепелище, но ничего интересного вокруг не нашел. Ни брошенной канистры, из которой обливали бензином баню, ни горелых спичек. Следов ног в самой разной обуви хватало, но это ровным счетом ничего не значило. Пожар тушили всем миром, потому и натоптали так сильно.
И только у мостков, с которых вчера нырял в реку, я обнаружил ярко-красную банку из-под «кока-колы». Тут же вспомнилось, из-за чего Юра назвал Гарика мутантом. «Да потому что «кока-колу» без конца пьет!»
Спору нет, «кока-кола» небезвредный напиток, особенно если поглощать его безмерно. Но все же не в ней дело. Видимо, было что-то в этом Гарике, отчего и приходило на ум наклеить на него ярлык мутанта. В этом Юра был солидарен с Ариной, и не только с ней.
Холодной «кока-колы» хорошо глотнуть после бани вместо пива. Сам не пробовал, но предположить мог. И не факт, что эту банку оставил после себя Гарик, а не какой-то другой селянин. И все же я бережно завернул находку в платок, чтобы затем поместить в целлофановый пакет.
Я стоял на мостках и вдоль реки смотрел на косогор, на вершине которого в багровых отсветах заката виднелся дом в готическом стиле. От меня особняк находился в четырех-пяти километрах, а от реки максимум в сотне метров. Единственно, что до воды далеко, но к ней можно спуститься по лестнице, а раз так, то напротив дома могла быть своя пристань. И лодка моторная там могла находиться, и гидроцикл. А значит, Гарик мог подобраться к бане по воде, и тем же путем уйти обратно вместе с похищенной девушкой.
Гарик мог убить Ирину по ошибке, что же тогда ждет Арину, если она действительно оказалась у него в руках? Эта мысль пронзила меня от макушки до пят, но к земле не пригвоздила. Напротив, столкнула с места и направила к машине. Я прямо сейчас поеду к Гарику. Если не пустят в дом, тогда уже буду думать, как идти напролом. Но Арину ему на съедение не оставлю… Лишь бы только не опоздать.
Я беспрепятственно добрался до перекрестка двух дорог и также без происшествий подъехал к высоким воротам, преграждающим доступ в дом. Ворота красивые, кованые, с богатыми филигранными узорами, но закрытые изнутри металлическим листом. Видеокамера над калиткой наводила на мысль, что за мной наблюдают. Впрочем, под прицел чьих-то бдительных глаз я мог попасть еще с того момента, как только с одной дороги свернул на другую.
Я жал на клавишу звонка в надежде, что ко мне выйдет хотя бы экономка. Может, она и сухарь, как говорил о ней участковый, но при желании можно было произвести на нее впечатление. Все-таки мною двигало не простое любопытство, я шел по следу опасного преступника, убившего одну сестру и похитившего другую. И если экономка не пускает меня в дом, значит, она заодно с этим злодеем. Я без устали выдумывал аргументы, которыми мог бы прижать несговорчивую женщину к стенке, сломить ее упрямство и выцарапать сведения о Гарике. Но сколько я ни жал на клавишу звонка, калитку мне так и не открыли.
Звонок находился в доме, и я не мог его слышать. Зато я смог бы услышать лай собаки, голоса, шум шагов. Но сколько ни напрягал я слух, ни единого шороха не донеслось до меня. Казалось, двор вокруг особняка вымер. Да и сам дом не отзывался, как будто в нем не было людей.
Еще я пытался заглянуть во двор дома, но створки ворот настолько плотно были пригнаны друг к другу и к столбам, что не нашлось ни единого зазора, куда можно было бы взглянуть. То же касалось и калитки. А в монолитном заборе и вовсе не было щелей.
Прошло не меньше получаса, прежде чем я окончательно отчаялся вызвать на разговор хозяина особняка или хотя бы его прислугу. И все же я не отступил. Для начала отошел от дома, чтобы издали глянуть на забор. Видеокамеры на столбах я заметил, но колючей проволоки не наблюдалось. Высота большая – метра три, и зацепок никаких, если не считать выступ фундамента. В принципе, я мог бы запрыгнуть на этот выступ, руками зацепившись за верхний срез забора. И силы мне хватит, чтобы подтянуться и забросить наверх ногу. Если в доме никого нет, я просто-напросто останусь незамеченным, если есть охрана, то она должна отреагировать на мое поведение.
Но прежде чем осуществить это дерзкое намерение, я обошел забор по внешнему периметру. Прогулку можно было назвать приятной, если бы чувство тревоги не скребло по нервам. Аккуратная, мощенная плиткой тропка вокруг ограды, чистота вокруг: ни фантика, ни опавшей колючки с высоких сосен, которые, при большом желании, можно было бы использовать как трамплин для заброски в стан предполагаемого противника. А интерес к порядку вокруг дома-крепости у меня был отнюдь не праздным. Что, если на прилегающей территории обнаружится банка из-под «кока-колы»? Тогда у меня не возникнет сомнений относительно того, кто пил из нее, кто запятнал ее своей слюной. Но ни банки я не нашел, ни окурка. Казалось, что с утра здесь поработал дворник, радеющий за свое дело… Нет, не заброшен дом, есть в нем люди. Просто затаились они, наблюдают за мной.
