Власть пса - Уинслоу Дон
Все это абсолютная чушь! — злится Арт. Они попросту до смерти боятся того, что Адан может рассказать на суде. И у них на то есть основательные причины. Я на сделку с ним никогда не пойду, но эти согласятся. Они уже все просчитали. Дадут ему новое лицо, новое имя, новую жизнь.
Как бы не так!
— Вы его не получите.
В голосе Хоббса пробивается раздражение:
— Напомнить тебе, что мы воюем с терроризмом?
Арт запрокидывает лицо, наслаждаясь весенним солнцем.
— Война с терроризмом, война с коммунизмом, война с наркотиками. Вечно вы воюете.
— Боюсь, это неизбежность.
— Для меня нет. Больше — нет, — отзывается Арт. — Я выхожу из игры.
Он встает.
— Этому надо положить конец! — заявляет он. — Когда-то надо.
— Разреши тебе напомнить, что мы, между прочим, и твою задницу спасаем из огня. От этого ханжеского выражения морального превосходства на твоей роже, откровенно говоря, с души воротит. И нет у тебя на него оснований, могу добавить. Ты ведь участвовал в...
Арт предостерегающе поднимает руку:
— Баррера уже предлагал мне сделку. Я отказался. Я передам Адана в окружную прокуратуру, и пусть правосудие вершится своим чередом. А потом я намерен рассказать все. О том, что происходило во время операций «Кондор», «Цербер». И про «Красный туман».
Хоббс бледнеет:
— Артур, ты не сделаешь это.
— Погоди, увидишь.
Бледность Хоббса переходит в мертвенную белизну привидения.
— Я считал тебя патриотом.
— Я и есть патриот.
И Арт поворачивается, чтобы уйти.
Весна и правда наступила: деревья в парке взорвались зеленью, и воздух теплый, лишь с легким намеком на зиму, придающим ему свежесть. Арт окидывает взглядом стайки школьников, приехавших на прогулку, которые окружают учителей; на скамейках сидят, угощаясь сэндвичами, молодые пары; туристы, увешанные камерами, изучают карты парка; неторопливо прогуливаются старики, наслаждаясь воздухом и только что наступившим весенним теплом.
Тут низко над головой с оглушительным ревом пролетает самолет, готовясь приземлиться в аэропорту Сан-Диего, и Арт едва расслышал слова Джона Хоббса:
— Нора Хейден.
— Что?
— Она у нас, — говорит Хоббс. — Мы готовы обменять ее.
Арт поворачивается к нему.
— Ты не сумел спасти Эрни Идальго, — продолжает Хоббс, — но еще можешь спасти Нору Хейден. Все очень просто: привези мне Барреру. Иначе...
Заканчивать угрозу ему ни к чему.
И так ясно: они всадят ей пулю в голову.
— На мосту Кабрилло, — сообщает Хоббс. — Не в полночь, слишком отдает мелодрамой. Пусть будет, ну, скажем, в три ночи? После того как закончатся свидания геев, но еще не начнется бег трусцой. Ты привозишь Барреру с западной стороны, мы подъезжаем с мисс Хейден с восточной. И, Артур, если тобой по-прежнему владеет необоримая потребность во всем признаться, могу предложить тебе: наведайся к священнику. Потому что если ты думаешь, что кто-то поверит или кому-то нужна эта твоя «правда», то ты глубоко заблуждаешься.
И Хоббс снова безмятежно утыкается в книгу.
Скэки сквозь темные очки разглядывает бесконечное пространство перед собой.
Арт уходит.
— Хочешь, чтобы я все организовал? — осведомляется Скэки.
Хоббс кивает. Печально, конечно. Арт Келлер — такой хороший парень, но ведь это аксиома: на войне чаще погибают хорошие люди.
Арт возвращается на тайную базу, где прячет Адана.
— Ты добился своего! — бросает ему Арт.
— Всего одна последняя работа.
Так говорит Скэки Кэллану.
Ага, всегда так: одна и последняя.
Но у тебя нет выбора, придется поверить и на этот раз, думает Кэллан, шагая через Бальбоа-парк.
Сделать работу. Или они убьют Нору.
Он покупает билет в театр «Старый Глобус» на пьесу Гарольда Пинтера «Предательство». В антракт выходит покурить и заворачивает в проулок между театром и ветеринарной лечебницей. Он доходит до ограды под эвкалиптами на склоне, спускающемся к шоссе, налево от него — мост Кабрилло. Кэллан скрыт от глаз со стороны улицы зданиями театра и ветлечебницы, а несколько трейлеров, стоящих чуть ниже, загораживают его со стороны шоссе. Кэллан вынимает оптический прицел, снятый с винтовки, и ловит в него Скэки, стоящего на мосту с сигарой. Расстояние до него меньше мили.
Последняя работа будет легкой, даже ночью.
Кэллан возвращается и досматривает спектакль до конца.
Поднявшись на парадное крыльцо, Арт нажимает на кнопку звонка.
Элсия выглядит потрясающе.
Удивляется тому, что он пришел.
— Артур...
— Можно войти?
— Конечно.
Она ведет его к диванчику в гостиной и садится с ним рядом. Это мог бы быть мой дом, думает Арт, должен бы быть мой дом. Да только я отказался от него ради погони за тем, что и ловить-то не стоило.
И от тебя отказался, думает он, глядя на Элсию.
Очень немногие женщины хорошеют с возрастом. Но она от морщинок, прочерченных смехом и улыбками, стала еще привлекательнее. Арт замечает, что она подкрасила волосы. На ней черная блузка и джинсы, на шее золотая цепочка. Арт вспоминает, что цепочку ей подарил он, но не может вспомнить: то ли на день рождения, то ли на Валентинов день. А может, и на Рождество.
— А Майкла нет дома, — говорит Элсия. — Он ушел в кино с друзьями.
— Повидаюсь с ним в другой раз.
— Арт, у тебя все нормально? — вдруг встревожившись, спрашивает она. — Ты не болен или...
— Все отлично.
— У тебя такой вид...
— Очень давно, — перебивает он, — ты хотела, чтобы я рассказал тебе правду. Помнишь?
Она кивает.
— Теперь я каюсь, что не рассказал. Жалею, что оттолкнул тебя.
— Может, еще не поздно...
Нет, думает он. Поздно, да еще как. Арт встает с дивана:
— Ладно, я пойду.
— Было приятно повидать тебя.
— Мне тоже.
У дверей Элсия обнимает его. Целует в щеку.
— Арт, береги себя, ладно?
— Само собой.
Он выходит за дверь.
— Арт?
Он оборачивается.
— Мне очень жаль.
Да все нормально, думает он, я только зашел попрощаться.
Он знает, что это ловушка. Что они задумали убить на мосту Кабрилло и его, и Нору. У них нет другого выбора.
Нора забирается на заднее сиденье к Джону Хоббсу.
Он держится с ней подчеркнуто любезно — старый джентльмен в костюме, в белой рубашке и галстуке бабочкой. И в плаще, хотя ночь очень теплая.
Нора сегодня ослепительно красива, и знает это. Она опять блондинка, на ней черное платье, облегающее ее, как вторая кожа. Бриллиантовые серьги, бриллиантовое колье и туфли на каблуке. Макияж безупречен: искусно подведены огромные глаза, губы влажно блестят красным.
Нора чувствует себя шлюхой.
Ты играешь такую роль и оделась соответствующе.
Хоббс повторяет ей все сначала, но она уже и так запомнила. Сол Скэки все по полочкам разложил. Да от нее и требуется всего встретиться с Аданом посередине моста и дойти с ним до машины.
Потом она свободна отправляться куда хочет, и Шон Кэллан тоже.
Новые имена, новая жизнь.
Шон будет ждать ее на тайной базе, он — заложник до того, как она выполнит свою часть договора. Нам нечего тревожиться, думает Нора. Пока что я выполнила все, что они требовали. Ну, поизображаю притворную любовь еще минуту-другую, подумаешь.
Единственно, ее грызет, что Адану так все и сойдет с рук. ЦРУ, а эти люди, несомненно, оттуда, надежно спрячет его, обеспечив заботу и уход, он так и не понесет наказания за убийство Хуана.
Это невыносимо, несправедливо. Но она смирится ради Шона.
И Хуан поймет.
Ведь ты поймешь? — посылает она вопрос к небесам. Скажи мне, что ты меня понимаешь, скажи, что хочешь, чтобы я так поступила. Скажи, что прощаешь мне грехи, которые я совершила, и тот, что я совершу сейчас.
Сол Скэки встречается с ней взглядом в зеркале заднего вида и подмигивает. Он понимает, как мужчина может потерять из-за нее голову. Даже Кэллан влюблен в нее, а Шон Кэллан — самый бессердечный сукин сын, какого когда-нибудь носила земля.
