Джо Хилл - Страна Рождества

Джо Хилл

Страна Рождества

Моей маме — что-то вроде колесницы для рассказчицы-царицы.

Denn die Todten reiten schnell[1].

(Потому что мертвые путешествуют быстрее.)

Пролог. Рождественские поздравления. Декабрь 2008

Незадолго до восьми вечера медсестра Торнтон вошла в палату длительного ухода с пластиковым контейнером теплой крови для Чарли Мэнкса.

Двигалась она на автопилоте, думая отнюдь не о своих профессиональных обязанностях. Она наконец-то решила купить сыну, Иосии, игровую консоль Нинтэндо ДС, о которой тот давно мечтал. Эллен прикидывала, успеет ли после смены заскочить в «Тойз «аР» Ас»[3] до закрытия магазина.

Философски подойдя к вопросу выбора подарка, она исходила из собственного «взрослого» мнения, и ее не волновало, что у всех друзей сына подобная игрушка уже имелась. Неправильно, когда дети таскают с собой повсюду портативные игровые видеосистемы. Ее возмущало, что мальчишки буквально растворяются в светящихся экранах, разменивая реальный мир на ограниченность провинциального воображения: смех заменял им работу мысли, а «творческое» изобретение оригинальных убийств — искусство. Она мечтала о ребенке, который любил бы книги, играл бы в «Эрудит» и с радостью совершал бы с ней вылазки на снегоступах. Но теперь ей оставалось только посмеяться над собой.

Да, Эллен держалась сколько могла, но вчера вечером она увидела, как Иосия сидит на кровати и разыгрывает сцену, будто старый бумажник как раз и есть Нинтэндо ДС. Вырезав откуда-то картинку с Донки Конгом[4], он вставил ее в прозрачный пластиковый кармашек для фотографий. Он нажимал на воображаемые кнопки и имитировал звуки взрывов. Когда она увидела, как сын притворяется, что у него уже есть настоящая игрушка, слегка защемило сердце, поскольку Иосия был уверен, какой именно подарок получит на Рождество. У Эллен сложились собственные представления о том, что для мальчишек здорово, а что нет. Но это не означало, что и Санта должен был разделять ее мнение…

Занятая своими мыслями, она не заметила, что с Чарли Мэнксом произошло нечто необычное. Но, когда стала обходить его койку, чтобы подойти к стойке капельницы с четырьмя держателями, Чарли, словно его замучила долгая скука, тяжело вздохнул. Эллен посмотрела вниз и увидела, что и Мэнкс на нее смотрит! Она была так поражена, что едва не уронила контейнер с кровью себе на ноги.

Чарли был не просто стар, а отвратителен. Если точнее — отвратителен до омерзения. Его большой лысый череп напоминал глобус Луны — незнакомой и гадостной, — континенты которой были обезображены пигментными пятнами и саркомами цвета синяков. Среди всех пациентов палаты длительного ухода, иначе — «Овощной грядки», что-то особенно смердящее исходило от Мэнкса, неожиданно… открывшего глаза…

А… раньше Чарли очень любил детей. С несколькими десятками он «подружился» еще в девяностые годы, после чего они исчезли навсегда. У него был дом под Флатиронами[5], где Мэнкс проделывал с детьми все, что только мог захотеть проделать, после чего убивал. В «память» о детях он развешивал рождественские украшения. Журналисты в своих газетенках называли его Санный Домик.

Бля-бля-бля.

На работе она старалась полностью выключать материнский инстинкт, дабы не думать о том, что именно Чарли Мэнкс делал с девочками и мальчиками, которые попадали в его лапы; маленькими девочками и мальчиками, не старше ее Иосии. Эллен, когда удавалось, «забывала» о том, что сотворил каждый из ее подопечных, и помнила только о их мерзких деяниях. Например, пациент, лежавший у противоположной стены, связал подружку, двух ее детей и поджег дом. Его арестовали в баре на той же улице, неподалеку от горящего дома; он глохтал ирландское виски «Бушмилл» и смотрел, как «Уайт Сокс» играют с «Рейнджерами». Эллен старалась не вдаваться в подобные размышления, поэтому приучилась сравнивать своих пациентов с периферийными устройствами, придатками тупой плоти к аппаратам и капельницам, к которым они и были подключены.

За все время, что она работала в тюремном лазарете «Энглвуда», она ни разу не видела, чтобы Чарли Мэнкс открывал глаза. Эллен состояла в штате вот уже три года, и он все это время пребывал в коме. Мэнкс был самым тощим из ее пациентов — кожа да кости. Сердце его, как показывал монитор, билось с частотой едва раскачивающегося маятника метронома. Док говорил, что мозговая деятельность у Чарли на уровне ржавой жестянки с кукурузным пюре. Никто и никогда не пытался определить его возраст, но выглядел он старше, чем Кит Ричардс[6]. Он даже немного походил на Кита Ричардса — этакий лысый Кит с полным ртом маленьких острых коричневых зубов.

В палате лежали в коме еще трое пациентов, которых сотрудники называли «горками». Пробыв рядом с ними достаточно долго, можно было узнать, что каждый «горка» имеет свои причуды. Дон Генри, тот тип, что сжег свою девушку и ее детей, иногда отправлялся на «прогулку». Он, конечно, не вставал, просто слабо перебирал ногами под простыней, словно крутил педали. Рядом лежал тип по имени Леонард Поттс, находившийся в коме вот уже пять лет и не собиравшийся когда-либо очнуться. Один из заключенных пробил ему отверткой череп, а заодно и мозг. Но время от времени Леонард Поттс прочищал горло, крича: «Я знаю!», словно был маленьким ребенком, жаждавшим ответить на вопрос учителя. Быть может, причудой Мэнкса было открывать глаза, просто Эллен прежде не заставала его за этим чудачеством.

— Здравствуйте, мистер Мэнкс, — машинально произнесла Эллен. — Как вы себя сегодня чувствуете?

Она улыбнулась ничего не значащей улыбкой, но продолжила стоять, держа в руках контейнер с кровью. Ответа она не ожидала, но решила, что будет невежливо уйти, не дав Мэнксу времени собраться с несуществующими мыслями. Чарли ничего не ответил, и Эллен спокойно протянула руку, чтобы прикрыть ему веки.

И тут он схватил ее за запястье! Эллен вскрикнула. Она была настолько ошарашена произошедшим, что уронила контейнер с кровью. Тот упал на пол, лопнул и теплыми алыми струями окатил ей ноги. Резко запахло — будто только что расплавленным железом — свежей кровью.

— О боже! — вскрикнула она. — Тьфу! Тьфу! Тьфу!

— Твой мальчик, Иосия, — скрипучим грубым голосом сказал Чарли Мэнкс. — Ему надо в Страну Рождества, к другим детям. Я могу дать ему новую жизнь. Могу дать ему чудесную улыбку. Могу дать ему прекрасные новые зубы.

Слышать, как он произносит имя ее сына, было много противнее, чем чувствовать руку Мэнкса у себя на запястье или кровь на ногах (Это чистая кровь, уверяла она себя, чистая). Из-за того, что этот человек, осужденный за убийства и растления детей, говорил про ее сына, у Эллен закружилась голова, закружилась по-настоящему сильно, как будто она оказалась в ненадежном стеклянном лифте, стремительно поднимающемся в небо с поверхности Земли.

— Отпусти, — прошептала она.

— В Стране Рождества есть место для Иосии Джона Торнтона, а для тебя есть место в Доме Сна, — сообщил Чарли Мэнкс. — Человек в Противогазе знает, как с тобой поступить. Он угостит пряничным дымом[7] и научит любить себя. Жаль, что не могу взять тебя с нами в Страну Рождества. Точнее, мог бы, но Человек в Противогазе справится лучше. Ведь Он есть само милосердие.

— Помогите, — пыталась выкрикнуть Эллен, но могла лишь шептать. — Помогите… — Голос пропал окончательно.

— Я видел Иосию на Кладбище Того, Что Могло Бы Быть. Иосие надо прокатиться в «Призраке». Он навсегда обрел бы счастье в Стране Рождества. Мир там не сможет погубить его, потому что это вне мира. Это у меня в голове. Они там все в безопасности, у меня в голове. Страна Рождества, знаешь ли… а мне она снилась. Она мне все время снится, но я все иду и не могу добраться до конца туннеля. Я слышу пение детей, но не могу добраться до них. Я слышу, как они кричат, как зовут меня, но туннель не заканчивается. Мне нужен «Призрак». Нужна моя машина.

Высунув изо рта язык, коричневый, блестящий, оттого — совершенно непристойный, он облизал пересохшие губы… и отпустил руку Эллен.

— Помогите, — шептала она. — Помогите. Помогите. Помогите. — Она произнесла это слово еще раз пять, прежде чем голос у нее стал достаточно громок и ее могли бы услышать. Тогда-то она выскочила через двери в холл и побежала в мягких туфлях без каблуков, крича изо всех сил и оставляя после себя ярко-красные следы.

Десять минут спустя двое сотрудников в защитных костюмах привязали Мэнкса к койке на случай, если тот откроет глаза и попытается встать. Но врач, который пришел его осмотреть, распорядился, чтобы Мэнкса развязали.