Инна Тронина - Непреклонные
Мощные прожекторы то и дело скользили по территории посёлка, и стёкла джипа вспыхивали золотом. Я крепче зажмуривалась, закрывалась рукой. Шестаков смотрел прямо перед собой. За стеклом Петровский и Жамнов разговаривали с кем-то по «трубе», передавая её друг другу.
Я подумала, насколько мощные финансовые потоки циркулируют в этих краях, как много могла знать покойная Наталья Лазаревна. Интересно, скольких серьёзных людей я затрону своим расследованием? Страшновато, конечно, тут работать. Одно хорошо — бандиты такого ранга сперва просят мирно выйти из игры, и только потом переходят к делу.
Открылись ещё одни ворота, и я увидела перед лобовым стеклом джипа великолепный трёхуровневый кирпичный коттедж с колоннами и балконом, стилизованный под сельский помещичий домик. Вокруг росли пихты, и по лунному снегу скользили прозрачные тени облаков.
— Это дом Кулдошиных? — спросила я у Павла.
— Нет, это дом его друга Ильи Маркова. Не думаю, что вам эта личность будет интересна, но скажу: он связан с уралмашевской преступной группировкой. Несмотря на это, к трагедии явно не причастен. — Шестаков, как я заметила, тоже любовался домом. — Свой выход к озеру, два санузла по высшему разряду, бассейн, сауна, гараж, отличный дизайн, все блага цивилизации. Марков обожает собачьи бои, держит пятерых злобных псов, которым и посвящает всё свободное время. А у Кулдошиных коттедж попроще, чем-то похож на украинскую хату. Но тоже с баней, бассейном, котельной и мастерской. Вы и сами всё увидите немного погодя. Извините.
Шестаков открыл дверцу, выпрыгнул из джипа, стал о чём-то говорить с Петровским. А я всё смотрела на посёлок, на разномастные, но одинаково дорогие коттеджи с охранниками и прожекторами, саунами и бассейнами. Пыталась представить, как здесь отдыхали Мила с Денисом — нормальные люди, даже не подозревавшие, кем была их кокочка.
Вспомнив о Миле, я полезла в сумку, где лежали испечённые ею пирожки. От волнения я ощутила прямо-таки волчий голод. Пока мои охранники что-то обсуждали, покуривая около джипа, я развернула бумагу и с аппетитом съела мягкие масляные пирожки из слоёного теста, даже не пытаясь бороться с собой.
Должно быть, на меня так подействовал здешний воздух, которых заставлял человека чувствовать себя заново родившимся. Но, вероятно, моему мозгу и моему организму внезапно потребовалось подкрепление. Судя по всему, работа мне предстояла долга и тяжёлая…
* * *— Гаси его, гаси! — истерически орала размалёванная девица в песцовой шубе до пят и едва не переваливалась через проволочное заграждение на арену, где насмерть грызлись, все в крови и бешеной слюне, два питбультерьера — чёрный и палевый.
Остальные собравшиеся пьяно гудели, кое-кто матерился. Но в основном наворочанная, украшенная золотом и бриллиантами публика заинтересованно следила за поединком. Всё это происходило в спортзале при коттедже Ильи Маркова, но хозяина я пока не видела.
Шестаков куда-то ушёл, со мной остались Петровский и Жамнов. Я заинтересованно наблюдала за тем, как в противоположном углу зала два крепыша сосредоточенно мыли ещё двух собак; и мне показалось, что жидкость в одном из вёдер белая. Рядом стояло второе ведро — с водой.
— Алексей, а чем их моют? — Я не выдержала и обратилась к Жамнову.
— Молоком, — спокойно ответил тот, и я вздрогнула. — А потом — водой. Нужно убрать яды и тяжёлые металлы. Они ведь кусают один другого. Эти молодцы! — Жамнов пригляделся и отметил, что собаки спокойно дают себя обмывать. — В прошлый раз стафф напал на мойщика…
— Рискованно здесь быть мойщиком, — заметила я, прислушиваясь к рычанию псов и рёву толпы вокруг арены. Кто-то с жаром доказывал, что хозяин Чёрного во время перерыва сунул в пасть собаке перец.
— Каждый хозяин моет собаку соперника, — продолжал объяснять Жамнов. — Того стаффа дисквалифицировали. И самое интересное, что это была сука. Они наравне с кобелями дерутся, даже злее…
Петровский отошёл от нас и, дабы скоротать время, наблюдал за собачьим боем. На меня никто из собравшихся не обращал внимания — судя по всему, они сделали крупные ставки и интересовались только поединком.
Я тоже подошла к полю битвы. Судьи как раз растащили псов по разным углам, а потом отпустили. Чёрный ровно по диагонали перебежал арену и атаковал противника. Палевый, видно, выбился из сил, и потому своего угла не покинул. Зрители разделились на две группы — одни орали от восторга, другие матерились, пили водку из горла и скрипели зубами. Только мы трое были равнодушны и поэтому спокойны.
— Скрайтч не выдержал, — констатировал Жамнов, указывая на палевого питбуля, которого на руках понесли к выходу.
Я отвернулась — смотреть на окровавленную собаку с оскаленной пастью было неприятно. Хотелось поскорее дождаться Кулдошина и уйти.
— Я выиграл тысячу долларов. Сегодня удачный день, — весело сказал низенький бородатый мужичок с глазками-буравчиками.
Одет он был просто — в болоньевую куртку и спортивные штаны с пузырями на коленях. Но я знала, что именно так одеваются люди, уже пресыщенные своим богатством.
— Я — Марков. А вы — Оксана Бабенко?
— Да, очень приятно. — Я ослепительно улыбнулась.
Кругом бегали ветеринары, охранники, зрители и хозяева собак. Здоровенная кавказская овчарка лаяла из своего угла, не переставая, и у меня разболелась голова.
— А-а, вот и ваш клиент! — Марков удивился, потому что его имя не произвело на меня никакого впечатления. — Юрий Иваныч, твоя красавица здесь. Он тоже выиграл, — по секрету шепнул мне Марков. — Я остаюсь здесь, а Юра проводит вас к себе. Рад был познакомиться. — И Марков растворился в толпе, сопровождаемый двумя амбалами.
Ко мне подходили двое — Шестаков и высокий, плотно сбитый мужчина с бычьей шеей и широкими покатыми плечами. Одет этот последний был в кожаную куртку и кожаные брюки — всё иссиня-чёрного цвета. Из-под куртки выглядывал ворот такой же чёрной рубашки на кнопках, и даже ремешок огромных часов с компасом демонстрировал печаль Кулдошина.
Сам же вдовец оказался пепельным блондином с голубыми глазами и ухоженными усами, которые казались намного темнее волос. По мнению некоторых, это указывало на благородное происхождение. На левой руке Кулдошин носил два обручальных кольца — своё и жены. По-моему, такой обычай существовал в Германии.
— Здравствуйте! — сказал Юрий Иванович высоковатым, с хрипотцой, голосом. — Как долетели? Очень устали, или сейчас можем поговорить?
— Здравствуйте! — Я чувствовала, что ни минуты больше в этом бедламе не выдержу. — Долетела нормально. И поговорить, наверное, смогу. Только не здесь, если можно. — Я выразительно покосилась на дерущихся собак.
— Разумеется. — Кулдошин повернулся к Шестакову. — Комната для Оксаны готова? — Павел молча кивнул. — Вы не хотели бы взглянуть на японскую чайную церемонию? Девушек можете не опасаться — они не понимают по-русски. Конечно, не японки, кореянки, но всё же…
— Юрий Иванович, я вам очень благодарна, но давайте перенесём церемонию на завтра! — отчаянно попросила я. — Чаю попить можно, но вдвоём и в тишине.
Я никогда не пыталась казаться лучше, чем была на самом деле, и в угоду другим себя не мучила.
Кулдошин смотрел недоверчиво, будто сомневался в моей способности заниматься сыском. Почему-то он считал, что молодую хорошенькую женщину непременно нужно развлекать. И пытался развлечь, руководствуясь собственными вкусами и опытом.
— Пойдёмте. Попьём прямо из самовара.
Кулдошин, тем не менее, неподвижно стоял и смотрел мне ив глаза. Вокруг делались ставки, заключались пари, играла музыка, возбуждённо гавкали собаки; пахло какими-то лекарствами. А мне хотелось пробудиться от страшного сна.
— Завяжу с этим делом! — вдруг с силой выдохнул Кулдошин. — Илья пусть как хочет, а я завяжу. Не могу теперь видеть кровь, даже собачью…
— Мне такие вещи никогда не нравились. — Я не сочла нужным скрывать своё мнение. — Слишком много горя на свете. И нет нужды множить его далее — для собственного развлечения. Извините, но я так считаю, даже если кто-то со мной не согласен.
— Что вы, Оксана!
Кулдошин бережно взял меня под локоть и повёл к выходу. Петровский, Шестаков и Жамнов двинулись следом, оставив галдящую свору около арены.
Все эти дамочки в чернобурке, каракуле, норке, еноте были на самом деле хуже окровавленных израненных собак, потому что они считались людьми. Им бы дома сидеть, детей укладывать спать, ужин мужьям готовить, принимать ванны с ароматическими маслами. Шить, вязать, картины, наконец, писать. Что угодно делать, но только не это, не это!..
Охранники оставили нас в уютной, стилизованной по старую русскую избу, комнате, расположенной на первом этаже коттеджа Кулдошина. До этого дома от хором Маркова пришлось пройти полкилометра по главной улице посёлка, и я умудрилась несколько раз подвернуть ногу в своих дурацких сапожках.
