Владимир Колычев - Любовь в законе
– О! Нормально! – Мишка ликующе потер ладоши. – На три пузыря хватит! По пузырю на рыло!
– Рыло у тебя, понял?
– Да это к слову, чего ты? – Мишка трясущимися руками забрал у него деньги, пересчитал. – Пошли, тут у нас место есть!
Отказываться Севастьян не стал. Не от щедрот душевных он последние деньги отдавал, самому хотелось выпить. А Мишка, отправив своего дружка в магазин, повел его в поросший вербами овраг на пустыре между высотными домами. Там под тенистым деревом стояла старая рассохшаяся бочка, а вокруг нее – дощатые ящики. Откуда-то из-под куста Мишка достал газетный сверток, из которого вынул надкушенный плавленый сырок и смятый огурец, бережно выложил все это на импровизированный стол. Нашелся и замусоленный стакан с надколотым верхом. А вскоре появился и Колька с тремя бутылками дешевого портвейна в дырявой авоське.
– Ну, Сева, ну спасибо тебе! – возбужденно бормотал Мишка, срывая с бутылки пробку. – Вот удружил так удружил.
Портвейн, как и ожидалось, оказался дрянью, но зато уже после первого стакана Севастьян почувствовал, как заколосилась в голове хмель-трава. И с каждым поднятым тостом это раздольное поле становилось все шире и гуще.
Севастьян был не очень высокого мнения о своем сокурснике, да и вообще он больше любил слушать, чем говорить. А Мишка болтал без умолку, рассказывал, каким он был умным в техникуме, как откосил от армии, как работал на стройке прорабом, пока не уволили за пьянство…
– А ты, Сева, с Полинкой дружишь, да? – нахмурившись вдруг, спросил он.
– Ты откуда знаешь? – напрягся Севастьян.
– Да видел вас недавно, ты сумку ей помогал нести…
– Ну видел и видел.
– Так я не только с тобой ее видел, – сочувствующе покачал головой Мишка.
– Что ты несешь? С кем ты ее мог видеть?
Севастьян потянулся к нему через бочку, озлобленно схватил за грудки, хорошенько тряхнул.
– А вот и не скажу, если не отпустишь! – захныкал тот.
Севастьян разжал руки, вернулся на место, разлил портвейн по стаканам, выпил, никого не дожидаясь.
– С кем ты ее видел?
– А с мужиком каким-то. Взрослый мужик. Крутой на вид…
– Волосы темные, жесткие, лицо треугольное, да?
– Ну да, что-то в этом роде.
– Это муж ее матери, – облегченно вздохнул Севастьян. – Ну, типа отчим.
– Ну, не знаю. Он ее обнимал, как свою бабу. Руку на талии у нее держал. Я иду сзади, смотрю, а он рукой ее за булку мац, а она – хи-хи… Не, так отчим с дочкой не ходит – ну, если между ними ничего такого. А то бывает, что отчим и с мамкой спит, и с дочкой…
– Заткнись! – снова вспылил Севастьян. – Когда ты их видел?
– Ну, сегодня утром. Они на рынок шли, ну, на барахолку, я тоже там по делам был.
– И он ее мацал?
– И мацал. И целовал. Он ее в щеку целует, а она губы тянет… Ну и в губы тоже целовал. Куда ж денешься, когда баба сама тянется?
– А тебя он куда целовал?
– Я ему не баба, чтобы меня целовать!
– Ну, мало что с бодуна может померещиться, – ядовито усмехнулся Севастьян. – Вдруг решишь, что ты баба. Много выпил вчера?
– Ну, было. Только утром я трезвый как стеклышко был. Если думаешь, что померещилось, зря это. Видел я, как Полинка с мужиком этим лизалась.
– Я тебе сказал, пасть заткни! – вызверился на Мишку Севастьян.
Он даже хотел ударить его кулаком в нос, но в сердцах лишь отфутболил ящик, на котором сидел. Сунув руки в карманы и пошатываясь, побрел к дому, где жила Полина.
На вещевой рынок она с Макаром ходила, там и отоварилась: кофточка шелковая, лосины. И «химию» она сделала, и накрасилась. Все ради него. Откуда деньги? Но это уже не важно.
Ну не могла Полина закрутить роман со своим новым папочкой! Не в ее это характере. Так думал Севастьян светлой половиной сознания, а темная нашептывала ему про дурную наследственность. Какая мать, такая и дочка… Загуляла Полина, как блудь последняя. Но ведь не она в этом виновата, это Макар ее совратил… И он, Сева, должен разобраться с этим подлецом. Он должен набить ему морду…
Севастьян остановился на половине пути, в раздумье почесал затылок. Макар производил впечатление сильного человека, и справиться с ним будет проблематично: ведь он и морально может задавить, и физически. Но это была минутная слабость, и, собравшись с духом, парень продолжил путь. Слишком сильно любил он Полину, чтобы отдать ее без боя.
Она открыла ему дверь, едва он только нажал на клавишу звонка.
– Ну наконец-то… – Увидев его, Полина изменилась в лице.
Похоже, она ожидала увидеть кого-то другого, но только не его. А выглядела она, по меньшей мере, непристойно: накрашенная, надушенная, в одной футболке, которая едва прикрывала задние выпуклости, туфли на высоком каблуке. Глаза пьяные, и улыбка была блудной, пока она не поняла, кому открыла дверь. И пошлый смешок застрял в груди.
– Эй, ты чего? – настороженно насупилась она.
– Макар где? – рыкнул он.
– Нет его!
Полина попыталась закрыть дверь перед его носом, но Севастьян подставил ногу.
– Ничего, я подожду!
Он переступил порог, закрыл за собой дверь. Полина спиной вжалась в стенку, она смотрела на него испуганно и сердито.
– Что там у тебя под футболкой? – остервенело спросил он. – Ничего, да? Для Макара своего стараешься?
– Нажрался, да? – вопросом на вопрос ответила она.
– Так же, как и ты!
– Я не нажиралась! Я просто выпила.
– С Макаром? И жрешь с ним, и целуешься… Ты уже спала с ним?
– Да пошел ты!
– Значит, спала.
– Не твое дело!
– Дрянь!
Севастьян размахнулся, чтобы ударить ее. Она зажмурилась, ожидая пощечину, но он передумал. В безнадежном жесте опустил руку, прошел в гостиную, где тихо играла музыка. Стол накрыт: отбивные в кляре, вернее, то, что от них осталось, красная икра в блюдечке, сырная и колбасная нарезка, салатики… Две пустые бутылки из-под вина под телевизором, на столе два бокала.
– Я смотрю, хорошо вы здесь окопались.
Севастьян щелкнул пальцем по бокалу, на краях которого четко угадывались следы губной помады.
– Или это мать твоя пьет? – с последним и жалким проблеском надежды спросил он.
– Нет мамы, завтра будет. А ты иди отсюда! – огрызнулась Полина. – Сейчас Макар придет, он тебя по стенке размажет.
– И когда он придет?
– Скоро!
– Что ж, чем быстрее, тем лучше, – недобро усмехнулся он. – Посмотрим, кто кого по стенке размажет!
– Зачем тебе все это? – досадливо сморщилась она. – Все равно я не буду с тобой.
– А с кем будешь, с Макаром?
– А он что, по-твоему, не человек?
– Он тебе в отцы годится!
– А ты в подметки ему не годишься! С тобой никак, а с ним – как на вулкане, понял?
– Знаешь, ты кто после этого?
– Да? Если бы с тобой спала, значит, порядочной была бы, если с Макаром – то, значит, блудь? А не пошел бы ты куда подальше?
– Да нет, я сначала Макара дождусь.
Севастьян обозначил движение, будто закатывал рукава перед боем.
– Я уже здесь, – услышал он вдруг голос за спиной.
И вчера Макар смог бесшумно войти в дом, и сейчас. Тогда его выдал скрип двери, а в этот раз он заговорил, потому что ему нужно было ошеломить противника эффектом неожиданности.
– Чего ты хочешь? – спросил он внешне невозмутимо, но внутренне напряженно, с уже спущенной с цепи угрозой, которая вот-вот должна была обратиться в опасное действие.
Его природная мощь измерялась сейчас киловаттами, и Севастьян физически ощущал это. И жалел, что пошел на обострение. Не надо бы ему связываться с Макаром. Пугающая бездна в нем, бесконечная, беспросветная, смертельно опасная. Но и отступить Севастьян не мог. Может, он и слабее Макара, но характер у него не тот, чтобы сдаваться.
– Как ты мог? С ней!
Он смог собраться с духом и даже схватил Макара за грудки, но почувствовал вдруг слабость в руках и онемение в ногах.
– Руки убери! – тихо, но с громовым грохотаньем в голосе потребовал Макар.
Севастьян разжал пальцы и тут же пожалел об этом. Макар стремительно шагнул вперед и ударил его лбом в переносицу. Будто пушечное ядро ударилось в лицо, в голове затрещало, загудело, в глазах взрывались звезды. Но, как это ни странно, Севастьян удержался на ногах. Его охватила отчаянная злость человека, которому больше нечего терять, она держала его на весу, не позволяя упасть. Она же швырнула его на противника. Когда-то он всерьез занимался карате, но ни руки, ни ноги не вспомнили ни один прием из его, в общем-то, небедного арсенала. А еще в детстве он ходил на бокс, всего полгода, но именно серию простых прямых ударов и выдала сейчас мышечная память. Он шел вперед напористо, как танк: где бил, а где и просто давил кулаком, пытаясь пробить защиту Макара. И ему это удалось. Ошеломленный противник упал, стукнувшись затылком о дверной косяк, и Севастьян навалился на него, обхватив руками шею.
Но Макар снова изловчился ударить его головой. На этот раз удар оказался более слабым, но все равно на какое-то время Севастьян потерял контроль над собой и поэтому вдруг оказался под противником. Макар сжал его голову руками, с силой оторвал от пола и резко ударил об него. От боли у Севастьяна померкло сознание, а Макар продолжал бить его затылком о пол, второй раз, третий… Он мог бы его убить, если бы отчаянное упрямство не взорвало Севастьяна изнутри. Он и сам не понял, как это у него вышло, но Макар снова вдруг оказался под ним. И он сам ударил его лбом в переносицу, потом левым локтем в челюсть, затем правым туда же.
