Владимир Колычев - Томится душенька на зоне

Владимир Колычев

Томится душенька на зоне

Часть первая

Глава 1

Свет софитов, вспышки фотоламп, плотный воздушный поток от вентилятора… Евгения в купальнике, руки, словно крылья, разведены в стороны, а искусственный ветер поднимает и развевает ее волосы. Щелчок фотокамеры, другой. Смена положений. Профиль, анфас, три четверти, пол-оборота…

— Отлично, Женька! Молодец!

Олега Коготкова не узнать. В школе он был тюфяком и тихоней, а сейчас просто хват. Крашеные волосы, нарочито небрежный, но тщательно продуманный стиль в одежде, резкие стремительные движения. За словом далеко не ходит, взгляд шельмовской, но вместе с тем обаятельный. И улыбка такая, что просто сил нет ответить «нет»…

— А теперь давай топлес! — не отрываясь от фотокамеры, попросил он.

И уверенным движением руки показал, что ей необходимо избавиться от верхней части бикини.

— Чего?

— Женька, ты меня удивляешь! Ты актриса, и не знаешь, что такое топлес. В переводе с английского это значит обнаженная грудь…

— Да хоть с парагвайского. Мы с тобой, Олежа, так не договаривались.

— Значит, договоримся… Женька, я же знаю, ты не можешь меня разочаровать.

— Очень даже могу.

— Ну ладно меня, а публику? Поверь, люди с нетерпением ждут твоего фото в нашем журнале. Ждут и не дождутся…

Олег надул губки, выкатил глазки — как будто выражал недовольство от имени всех читателей своего журнала.

— Врешь ты все, никто никого не ждет. Народ про меня не знает…

— Так узнает!!! Ты же актриса, Женька! Для тебя же популярность, что для младенца молоко матери!

— Популярность популярности рознь.

— Женька, не будь занудой! У тебя творческая профессия, у тебя должна быть фантазия. Ты себе только представь, увидит какой-нибудь знаменитый режиссер твой топлес на обложке, узнает, что ты актриса, и пригласит в свой новый фильм, где главная героиня должна раздеться перед камерой до пояса… Или ты в таких фильмах никогда не будешь сниматься?

— Ну, если пригласят… — замялась Евгения.

Олег преувеличивал, называя ее актрисой. Она всего лишь окончила второй курс театрального училища, ей еще учиться и учиться. Но, по сути, он прав: для того чтобы сняться в кино, диплом совсем не обязателен. Это в театр не возьмут, а в кино — пожалуйста. Если, конечно, удача улыбнется. А улыбается она смелым…

— Пригласят, пригласят… А ну-ка, покажи народу свой топлес!

Он уже не просил, а требовал, как будто вопрос был решен окончательно.

— И в бикини хорошо… — не сдавалась она. — Знаешь, почему бикини так называется?

— Не в тему, — поморщился Олег.

— Как раз в тему! Бикини — это остров такой коралловый. На нем первую атомную бомбу испытали. И женщина в бикини должна восприниматься как взрыв ядерной бомбы, понял?

— Ты, конечно, и в бикини секс-бомба. Но максимум на сто килотонн. А нужна как минимум мегатонна. Давай, Женька, взорвем пипл к чертям собачьим!

— Ты и мертвого уговоришь…

Все-таки не выдержала она его натиска. Избавилась от верхней части купальника, явила объективу свой высокий и упругий третий размер.

— Умничка… Выгни спинку, повернись ко мне боком…

Олег сделал не меньше двух десятков снимков, прежде чем успокоился и попросил ее одеться.

— А напрасно, напрасно! Я бы такую диву так просто не отпустил!

Олег и сам вздрогнул, когда, распахнув приоткрытую дотоле дверь, в студию вошел чернявый парень лет двадцати. Бейсболка задом наперед, ослепительной и какой-то объемной белизны тенниска, джинсовые шорты. Лицо треугольное — очень широкий лоб, но слишком узкий подбородок, глазки маленькие верткие — этакие блестящие черные бусинки. Неприятная улыбка самодовольного человека.

— Адам, ты? — на облегченном вздохе наигранно перекрестился Олег. — Как ты сюда попал?

— Дверь закрывать надо… Вы так были заняты… И как зовут это милейшее создание?

Он смотрел на Евгению с видом работорговца, оценивающего качество живого товара. Наглый, самоуверенный и просто омерзительный. Она бы не удивилась, если бы он попросил ее раздеться догола.

Олег уже понял, что Евгения не хочет говорить с этим выскочкой. И ответил сам:

— Женя ее зовут.

— Да это я знаю, слышал, как ты ее называешь… А почему она сама не отвечает?

— А кто ты такой, чтобы тебе отвечать? — пренебрежительно фыркнула она.

— Олежа, где ты такую киску откопал? — весело, но с истеричной ноткой в голосе спросил Адам.

— Откопали тебя, ископаемое!

Парень стоял у нее на пути, и Евгения едва удержалась от желания толкнуть его. Она всего лишь его обошла и скрылась за ширмой.

— Ой-ой-ой! Какие мы важные!

Она не стала менять жестковатый купальник на более мягкое белье. Побоялась, что Адам нагло нарушит ее уединение. Поэтому, быстро сдернув лифчик, сразу же надела кофту.

Когда она вышла из-за ширмы, его в студии уже не было. Олег же смотрел на нее с виноватой улыбкой.

— Ты на него не обижайся, его иногда клинит. Особенно на красивых девушках. А ты супер, это я тебе говорю… Мне за твои фото премия полагается, как только получу, так сразу тебя в кафе приглашу, хорошо?

— Хорошо. Пойду я.

— Иди. И ни о чем не жалей… Как только первый режиссер позвонит, я сразу тебе дам знать…

— Шутник.

Мало знать себе цену, надо, чтобы еще и мнение других ее подтверждало. Евгения знала, что хороша собой, она пользовалась успехом у парней. И даже у фотографов. Неважно, что Олег был ее одноклассником. Он сам упросил ее сняться для журнала, на который работал. Красивая, фотогеничная и даже одухотворенная, как он говорил, девушка. Ей льстило его мнение. И хотелось бы, чтобы ее действительно заметили и пригласили сниматься в кино… Наверное, так оно и будет. Ведь не зря же она раздевалась почти догола. Смелость должна быть вознаграждена…

В студии было просторно и светло, но чтобы оказаться на улице, нужно было пройти по длинному и гулкому коридору с позеленевшими от сырости стенами. Липкий полумрак, влажный воздух, насыщенный, казалось, холодящими щупальцами клаустрофобного кошмара… Евгения и близко не чувствовала страха, когда шла в студию к Олегу. Но сейчас ей было не по себе. Исчезнувший Адам, казалось, вот-вот выскочит из темной ниши в стене, как черт из табакерки, набросится, собьет с ног…

Но страхи оказались напрасными. Девушка благополучно вышла на залитую солнечным светом площадку перед старым, дореволюционной постройки зданием. Рядом шумела улица — машины, пешеходы.

Все куда-то спешат — едут, полубегут. Никому нет дела до Евгении, и она тому только рада. Скорей бы влиться в общий поток, добраться до станции метро, без пересадок доехать до родных Сокольников. Родители сейчас на работе, можно ходить по квартире хоть голышом, хоть на руках вверх тормашками, никто слова в назидание не скажет… Впрочем, голышом она уже находилась. Фотосессия в стиле топлес. Да и одета Евгения была довольно смело. Белая шелковая кофта с лентами длиной чуть ниже пояса, темно-синие лосины, босоножки на шпильке. Кофта не прозрачная, но если присмотреться, можно догадаться, что под ней нет лифчика. И кажется, кое-кто к этому присматривается… Адам?!

Евгения вздрогнула, увидев его. Парень стоял в толпе, как на островке посреди реки, люди обходили его, он был для них инородным телом, но ему все равно, что про него думают. Он смотрел на нее сквозь плутовской прищур продувных глаз. В руке мороженое, самое обыкновенное эскимо в обертке из фольги.

— Хочешь? — спросил он, бессовестно глядя на выпуклости под лентами ее кофты.

— Что «хочешь»? — возмущенно спросила Евгения.

— Ну, эскимо.

— Нет.

— А зря. Девочки любят эскимо. На палочке.

— И мальчики любят. Скакать. Верхом на палочке… Скакал бы ты отсюда.

— Злишься? — безмятежно, с терпением ратника, осадившего крепость, спросил он.

— Злятся на тех, кто хоть что-то собой представляет, — пренебрежительно усмехнулась она.

Евгения попыталась обойти его, но Адам схватил ее за руку.

— Я сейчас закричу! — вырвавшись, предупредила она.

— Да ладно тебе…

Он снова протянул к ней руку, но девушка оттолкнула его и направилась к станции метро. Она умела ходить на каблуках, поэтому шла быстрым шагом.

Из метро она выходила с чувством облегчения. Вроде бы привыкла к подземке, но всякий раз, когда она поднималась на поверхность, казалось, будто многотонная тяжесть сваливалась с плеч. Но далеко не всегда она встречала на пятачке у метро Никиту, родного брата своей школьной подруги.

Никита стоял возле напольной «рогатой» вешалки с простертыми к ней руками. Торжественное и даже в какой-то степени триумфальное молчание, патетичный, преисполненный неземным таинством взгляд. Глянув на него, Евгения чуть не прыснула со смеху, но ее остановила декларативная серьезность в его величественном облике. Молодой парень, дурацкая вешалка, на которую он взирал, как на икону. Ситуация абсурдная, нелепая и даже комичная, но не смешно…