Уинстон Грэхем - Энджелл, Перл и Маленький Божок
— Он требовал деньги — те деньги, которых, по его мнению, он лишился из-за мистера Энджелла.
— Он требовал денег в вашем присутствии?
— Да. — Она замялась. — Несколько раз. Но чаще он приходил, как вы сказали, грозить и запугивать. Может быть, муж придет в себя и сам расскажет…
— Разумеется. И насколько вам известно, он никогда ничего ему не давал?
— Нет. Он говорил мне, что никогда.
Моррисон вытянул ноги. Должно быть, этот стул сработали в восемнадцатом веке для какого-нибудь щеголя.
— А теперь не могли бы вы подробно рассказать о том, что произошло сегодня?
— Как, снова?
— Да, прошу вас. Если вам нетрудно.
Хлопнули дверцы «скорой помощи», загудел мотор. Тень скользнула по окну, когда машина завернула за угол. Прощай, Маленький Божок. Прощай навеки. Эти ищущие порочные руки, наглая сияющая улыбка, победно взъерошенная шевелюра, мужество, удивительная смелость бойца, жестокость, энергия, сила. Но прежде всего мужество, полное отсутствие страха. Ничего не могло затмить этих качеств. И все погубил толстый вялый старик. Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
Моррисон терпеливо ждал. Немного погодя Перл высморкалась, вытерла глаза, провела платком по лицу в подтеках краски.
— Простите.
— Не торопитесь. Я понимаю, какое это для вас потрясение.
— Да… Он пришел, когда я пекла пирог. Я открыла дверь. Я… я испугалась, когда его увидела, и хотела закрыть дверь. Но он вставил в щель ногу. Потом оттолкнул меня, ворвался внутрь. — Перл показала свою оцарапанную руку. — Это когда он изо всех сил налег на дверь.
Моррисон кивнул.
— Что он сказал?
— Он вытащил из кармана огромный револьвер и стал размахивать им передо мной. Он был очень возбужден. Спросил, где мистер Энджелл. Хотел его видеть. Я сказала, что мужа нет дома. Он стал кричать на меня, заявил, что нокаутировал сегодня человека, с которым тренировался, и что мне тоже достанется, если я… если я вздумаю звать на помощь. Он…
— Извините, он угрожал вам револьвером?
— Он хотел меня ударить, не стрелять. Сказал, не знает, будет ли револьвер стрелять, потому что он старый, он взял его в усадьбе Меррик — имении Восперов, — но что опробует его на моем муже. Он… он прошел по нижним комнатам, думая, что Уилфред от него прячется. Потом поднялся наверх.
— Я вас слушаю.
Перл положила ногу на ногу, но, поймав невольный взгляд Моррисона, спрятала ноги под стул.
— Я почти тут же поднялась за ним. Он прошел из спальни мистера Энджелла в мою. Он расшвырял все кругом, как будто хотел… все разрушить… должно быть, в этот момент вернулся Уилфред. Я не слыхала, я пыталась позвонить в полицию, и тогда Годфри — Годфри Браун — оттащил меня от телефона. Наверное, у меня… у меня на руках и плечах остались синяки…
— Понятно. А… а где все это время был револьвер?
— Мне кажется, он положил его на туалетный столик. Я точно не помню. — Она откашлялась и бесстрашно продолжала. — Помню только, что мы находились в моей комнате и я слышала, как Уилфред поднимается по лестнице. Я была в ужасе от того, что могло произойти. Браун ворвался в ванную, но он тоже, наверное, услыхал шаги мужа, потому что выбежал оттуда и бросился в спальню, и я побежала за ним и увидела, что он держит револьвер и угрожает Уилфреду, а тот прижался спиной к двери. И тогда муж сказал: «Я позвоню в полицию, Браун. Не пытайтесь меня остановить». В ответ Браун расхохотался и сказал: «Посмей только, и я опробую на тебе эту старую штуковину». Тут я снова бросилась к телефону, и Годфри повернулся схватить меня, и Уилфред тоже вмешался и каким-то образом завладел револьвером. Не успела я опомниться, как он уже отступал к двери и говорил: «Не приближайтесь ко мне, предупреждаю, не приближайтесь ко мне». Браун все еще хохотал и сказал или, вернее, закричал: «Эта штука никуда не годится! Я снял его со стены у Флоры». То есть у леди Воспер. «Но я тебе отплачу!» И тогда он сделал несколько шагов, и раздался страшный взрыв, и Браун упал на пол…
Все это было правдой. Страшный взрыв и Годфри, истекающий кровью на полу. Ужас, кошмар, мне пришлось коснуться его руки. Я испачкала кровью каблук, и мне пришлось ее смывать: липкая, непохожая на кровь, словно жидкое варенье. И Уилфред, без сознания упавший на кровать; и мертвое — ладное, юное тело Годфри с разбросанными руками и ногами, со страшной раной на шее, из которой течет кровь; и огромный револьвер, отливающий синим блеском. Только я, только я одна, способная мыслить, только я одна, способная думать, рассуждать, изворачиваться, искать спасения. Может, это возмездие, ведь это я всему виной…
— Когда это случилось, миссис Энджелл?
— Когда?.. Не помню. Наверное, около половины седьмого. Который сейчас час?
— Семь часов двадцать минут, только семь часов двадцать минут. Значит, с того момента прошло минут пятьдесят пять?
— Наверное. Не имею представления. Сколько вы уже здесь?
— Сейчас посчитаем. Тридцать пять минут. Вы позвонили в Скотланд-Ярд в шесть двадцать пять. Патрульная машина прибыла сюда в шесть тридцать, а я приехал без четверти семь.
Перл отвела от лица волосы.
— Да. Наверное, вы правы. К чему это?
— Всегда необходимо по возможности точно установить время. — На его длинном лице появилась некоторая озабоченность. — По расчетам нашего хирурга, осмотревшего тело в семь часов, смерть наступила примерно за час до того.
— Это важно?
— Да, миссис Энджелл, весьма важно.
Перл видела ловушку, но не могла ее избежать. Первые минуты, прошедшие в оцепенении страха. Глубокий мрак одинокой души. Затем внезапный переход к действию, словно у ожившего робота. Привести Уилфреда в некое подобие сознания, убрать в спальне, уничтожить одни улики и создать другие. «Одно и то же, Уилфред, очнись, мы должны говорить одно и то же». — «Меня за это посадят, в тюрьму, на несколько лет. У меня даже нет разрешения на оружие». — «Нет разрешения, значит, никто не знает о его существовании?» Безумный кошмар, когда она прижимала к револьверу пальцы Годфри, стараясь не оставить на нем своих отпечатков, намеренный разгром в спальне Уилфреда…
— Я позвонила вам, инспектор, как только смогла, но точно не знаю, сколько прошло времени. Когда… когда я увидела кровь, мне стало плохо. Я добралась до своей комнаты. Кажется, я искала воду, я не знала, жив ли Уилфред, но я лежала на полу и не могла двинуться. Должно быть, я потеряла сознание. — Она опять вздрогнула. Тут дрожь была уместной.
— Когда я очнулась, то в первую очередь подумала об Уилфреде, вернулась в его комнату и нашла его лежащим поперек кровати. Я подумала, уж не мертв ли он, но он дышал, он даже как будто признал меня, и я положила его голову на подушку, а ноги подняла…
— А где в тот момент находился револьвер?
— Там, где вы его нашли… там, где его нашла полиция.
— Вы к нему совсем не прикасались?
— Нет. (Я вытерла его начисто, а потом надела перчатки. Так что отпечатков не должно…)
— И когда же вы позвонили?
— Как только удостоверилась, что Уилфред жив, я тут же бросилась к телефону, но он застонал, я вернулась обратно и пробыла около него три-четыре минуты. Потом набрала номер 999. Потом села у телефона и ждала, пока полицейский не позвонил в дверь…
Моррисон кивнул и записал что-то в блокноте. Все выглядело ясным и достоверным. И все-таки, когда жена хорошенькая блондинка и у нее такой испуганный, встревоженный, взбудораженный вид… И еще он испытывал некоторое сомнение от того, что, несмотря на убедительность ее показаний, ее повторный рассказ уж слишком точно соответствовал первому.
— Не делал ли Браун когда-либо попыток напасть на вас, миссис Энджелл?
— На меня? — она широко открыла ясные глаза, на которых почти высохли слезы. — Нет, он не был таким испорченным. За исключением того случая, о котором я упоминала, — когда он оттолкнул меня от двери и не дал подойти к телефону.
— Не был ли он и прежде груб с вами — например, в той усадьбе, где напал на вашего мужа?
— Нет. Прежде никогда.
— И ни разу у него не возникло в отношении вас определенных намерений? — он смотрел ей прямо в глаза, и она не опустила взгляда.
— О, нет. Ни в коем случае. Он приходил к мужу, не ко мне. Он сердился на меня, лишь когда я ему мешала.
Моррисон закрыл блокнот и надел на него резинку. Браун, по-видимому, был слеп, подумал он.
— Вы случайно не знаете его настоящего адреса?
— Брауна? С тех пор, как умерла леди Воспер, нет. Но, кажется, он работал у человека по имени Дэвис. Дэвис был его тренером или менеджером — что-то в этом роде: он устраивал для него матчи.
— Вы знаете адрес Дэвиса?
— Это где-то на Шафтсбери-авеню. Возможно, Уилфред знает.
— Есть ли у Брауна родственники в Лондоне?
— Я, право, не знаю, инспектор. Мы не были близко знакомы. Вы понимаете, с чьим-то шофером близко не знакомятся. Можно только сожалеть о том, что мы вообще встретились.
