Энтони Беркли - Убийства шелковым чулком

— Между прочим, вы видели «Ивнинг клэрион»? — спросил Морсби, доставая из кармана упомянутую газету. — От вас, журналистов, нам одни хлопоты. — Он передал Роджеру газету, указав на нужный абзац пальцем.

Абзац находился в конце отчета об утреннем дознании по поводу смерти леди Урсулы. «Судя по ненавязчивому присутствию среди зрителей в задних рядах зала видного чиновника Скотленд-Ярда, можно сделать вывод, что полиция не вполне удовлетворена теперешним состоянием дела. В нем, безусловно, имеется несколько загадочных моментов, требующих выяснения. Конечно, упомянутый интерес полиции к процедуре необязательно означает то, что Скотленд-Ярд подозревает нечистую игру, но мы можем не сомневаться, что слышим не в последний раз об этом трагическом событии».

— Толково изложено, — профессионально одобрил Роджер и добавил куда менее профессионально: — Черт бы побрал этого парня!

— Досадная помеха, — согласился его компаньон. — Конечно особого вреда это не причинило, но такие вещи очень раздражают, когда стараешься проводить расследование в секрете. Одно хорошо — никто еще не докопался до истории в Монте-Карло.

— В Монте-Карло? А что там произошло?

— Так вы еще об этом не знаете, мистер Шерингэм? — Глаза Морсби блеснули. — А я-то думал, вам уже все известно. Одна французская девушка крокетка, или как их там называют…

— Кокотка, — поправил Роджер. — Наверняка именовавшая себя актрисой.

— Так вот, французская кокотка в феврале была обнаружена в своей спальне повесившейся на собственном чулке. Так как она проиграла много денег в казино, сразу предположили самоубийство. Дело замяли — такое там случается постоянно, — и я сомневаюсь, что об этом упоминалось в английских газетах. Мы получили сведения из неофициальных источников.

— В феврале в Монте-Карло, — задумчиво промолвил Роджер. — Это могло бы нам помочь.

— Пока что это паша единственная зацепка, — печально отозвался инспектор. — Конечно, если это убийство и если оно совершено тем же преступником. Это и еще записка.

— Записка? А, вы говорите о записке, оставленной леди Урсулой. Да, если мы имеем дело с убийствами, все эти записки имели совсем иной смысл, чем тот, который все придали им позже. Убийца очень умен, Морсби — от этого нам никуда не деться.

— Что верно, то верно, мистер Шерингэм. Но записка леди Урсулы для нас важнее, чем другие. Она была сложена вдвое. Можете взглянуть на нее в Ярде в любое время.

— Понятно, — кивнул Роджер. — Сложена, ноне оставлена в конверте. Иными словами, записка ранее побывала в другом конверте и, следовательно, была написана не по этому поводу.

— В конверте или чьем-то кармане. Бумага немного стерлась по линии складки, словно лежала в кармане. Если мы найдем человека, которому предназначалась эта записка, то сразу приблизимся к разгадке. Это единственный ключ, который у нас есть, но меня не удивит, если он окажется именно тем, который нам нужен.

— Меня это тоже не удивит, — отозвался Роджер, хотя в глубине души он не был в этом уверен.

Скотленд-Ярд склонялся к тому, чтобы рассматривать записку в качестве доминирующего ключа, но сам метод доминирующего ключа, хотя иногда и оказывался успешным, мог привести к провалу, если ключ не подходил к замку. В архивах Ярда фигурировало много неудач, которых удалось бы избежать, не игнорируя зацепки, кажущиеся менее значительными, и пользуясь индуктивным методом[12] французов. Впрочем, на это можно было бы возразить, что в анналах французской полиции фигурирует не меньшее число неразгаданных тайн, которые удалось бы раскрыть Скотленд-Ярду с его более целеустремленной методикой.

Роджер давно уяснил для себя, что деятельность детектива должна не сосредоточиваться на каком-то одном методе, а использовать все, и решил, что его партнерство с Морсби должно послужить этому доказательством. Пускай Морсби руководствуется «доминирующим ключом» и призывает на помощь все ресурсы Скотленд-Ярда, а он тем временем будет рассматривать всю проблему в целом, со всех ее сторон, комбинируя дедуктивную методику австрийских профессоров криминалистики с буйным воображением французских сыщиков. Роджер взвалил себе на плечи эту сложнейшую задачу, не теряя самообладания, между двумя глотками пива.

В течение следующего получаса Роджер убедился в здравомыслии своего коллеги, которого считал, благодаря его предпочтению метода «доминирующего ключа», недооценивающим все тонкости научной криминологии. Он также не без досады обнаружил, что знания Морсби в области истории преступлений были еще полнее, чем его собственные.

Во время беседы открытия делал не только Роджер. Старший инспектор, до сих пор склонный считать Роджера легкомысленным любителем невероятных теорий, был заметно впечатлен живым мышлением, нацеленным исключительно на доказательство своих теорий, воображением компаньона и его способностью схватывать суть дела. Его опасения по поводу привлечения дилетанта к расследованию постепенно исчезали, и к концу получаса их партнерство покоилось на твердой основе.

Как бы подчеркивая это, Роджер встал и заново наполнил кружки. Следует отметить, что пиво было марки «ХХХХ» из бочонка, находящегося в кабинете Роджера. Молодым женщинам следует относиться к мужчинам, не пьющим это превосходное пиво, с таким же недоверием, как к представительницам своего пола, не пудрящим нос.

— Мне кажется, — заметил Роджер, снова опускаясь на стул, — что мы перескакиваем с одной темы на другую. Будем рассуждать по порядку. Начнем с самих смертей. Мы согласились, что при любой другой гипотезе, кроме убийства, они выглядят слишком большим совпадением, не так ли? Ну, давайте реконструируем преступление, как делают французы.

— Хорошо, сэр. Я бы хотел послушать, каким образом вы это делаете.

— Вот как я себе это представляю. Убийца прежде всего тщательно выбирал жертву. Она должна была соответствовать определенным критериям — в частности, знать преступника в лицо, чтобы не испытывать тревоги при его появлении. Затем он с не меньшей тщательностью выбирал удобную возможность. Убийство нужно было совершить, когда жертва оставалась одна не менее получаса. Но все это достаточно элементарно.

— На элементарных вещах тоже не грех остановиться, — промолвил инспектор, глядя на огонь в камине.

— Ну, выбрав жертву, убийца должен был как-то справиться с ней. Ни одна девушка не станет покорно позволять себя вешать, а тем более снимать чулок и предлагать его в качестве орудия. Тем не менее ни в одном случае нет признаков борьбы. Даже следы на запястьях леди Урсулы таковыми не назовешь. Каким же образом он справлялся с ними?

— В самом деле, — кивнул Морсби.

— Убийца дьявольски умен, — продолжал Роджер, увлекаясь все сильнее. — Попробуйте справиться со здоровой девушкой, так чтобы не было никаких следов борьбы! Поэтому напрашивается элементарный вывод — он должен быть сильным и, по-видимому, очень крупным мужчиной. Жертвы даже не кричали. Об этом ему следовало позаботиться в первую очередь. Я не настолько ребячлив, чтобы предполагать разные глупости, вроде хлороформа — все, кроме авторов дешевых романов ужасов, знают, что хлороформ так не действует, не говоря уже о запахе, остающемся впоследствии. Скорее всего, на рот жертвы неожиданно накидывали сзади шерстяной шарф и туго стягивали его. Как вы на это смотрите?

— Не могу придумать ничего лучшего.

— Сильный мужчина легко мог завязать шарф у нее на затылке, схватить ее за запястья, когда она инстинктивно пыталась стянуть со рта шарф, и заломить ей руки за спину. Конечно связать их — работа потруднее, но тут, очевидно, помогло знание джиу-джитсу. Убийца мог поставить жертву в такое положение, что она не могла пошевелиться, не сломав руку, держать ее запястья одной рукой и связывать их другой. Так как следы на запястьях едва заметны, он, должно быть, связал их чем-то, не режущим кожу — например, концом того же шерстяного шарфа. — Роджер затянулся трубкой.

— Продолжайте, мистер Шерингэм, — вежливо поторопил его Морсби.

— После этого не составляло труда снять с жертвы один чулок, привинтить крючок к двери, придвинуть стул и так далее. А когда он повесил несчастную, ему оставалось только снять с нее шарф и развязать запястья и лодыжки.

Инспектор кивнул:

— Несомненно, так и произошло.

— Ну, это всего лишь реконструкция, которая не дает нам ничего нового, кроме, возможно, шарфа, но и он всего лишь догадка. Что касается психологии преступника, то она достаточно очевидна. Конечно он безумен. Его единственный мотив — любовь к убийству, приведшая к безнадежному сумасшествию. Взять, к примеру, шелковый чулок жертвы в каждом случае. Мозг убийцы полон странных идей — мысль о том, чтобы повесить девушку не на шелковом, а на шерстяном чулке, возможно, шокировала бы его так же сильно, как вас или меня.