Эллери Квин - Санаторий смерти
Еще одно неясное обстоятельство, касающееся Франсес — то, что ее сумочка оказалась в кармане у Фильда, — было объяснено ею достаточно убедительно. Она уронила сумочку, когда находилась в состоянии крайнего волнения по вполне понятной причине — к ней пристал подвыпивший адвокат. Позднее ее показания подтвердил Джесс Линч, который видел, как Фильд поднял с пола сумочку Франсес. Бедная девушка. Мне ее жаль.
Инспектор вздохнул.
— Ну, а теперь еще раз вернемся к шляпе — как видите, мы то и дело возвращаемся к этому проклятому цилиндру. Я еще не встречал дела, где один-единственный фактор оказывал бы столь определяющее влияние на весь ход расследования… Смотрите внимательно: Барри был единственным из всей труппы, кто покинул Римский театр в понедельник вечером во фраке и в цилиндре. Эллери, который стоял у главного входа в тот день и наблюдал, как выходила публика, это сразу бросилось в глаза. Все актеры, кроме Барри, покинули зал в обычных костюмах. Эллери даже упомянул об этом позднее, когда мы сидели с ним и с Сампсоном в кабинете у Панцера, но никто из нас в тот момент не осознал в должной мере значения этого факта… Следовательно, Барри был единственным из актеров, кто мог унести с собой цилиндр Фильда. Стоит вам поразмыслить об этом, и вы поймете, что мы — исходя из размышлений Эллери по поводу шляпы — без малейших сомнений могли указать на Барри как на преступника.
Следующий шаг: мы решили внимательно просмотреть спектакль. Что и было сделано вечером того дня, когда Эллери пришел к решающему умозаключению — вечером в четверг. Вы наверняка понимаете, зачем нам это было нужно. Мы хотели подтвердить наши умозаключения, убедившись, что у Барри во время второго акта было время, чтобы совершить убийство. И поразительно: единственным, у кого было время отлучиться во втором акте, из всей труппы оказался Барри. Он отсутствовал на сцене с 9.20 вечера, когда он появлялся там по роли в ходе второго акта, и до 9.50, когда он, исчезнув в 9.20, появлялся там снова и был занят до конца второго акта. Это не изменяется ни на одном из спектаклей — график их протекания достаточно жесткий. Все остальные актеры либо все время были на сцене, либо покидали ее лишь на несколько минут. Это означало, что мы решили нашу загадку уже на шестой день расследования, а все дело потребовало девять дней. Но выяснить, кто убийца, — еще далеко не означает отдать его под суд. Вы скоро увидите, что это было далеко не так просто.
Тот факт, что убийца не мог войти в зал раньше 9.30 вечера, объясняет, почему не совпадают оборванные края у билетов на соседние места ЛЛ 32 и ЛЛ 30. Надо было, чтобы Фильд и Барри пришли в зал порознь. Фильд не мог войти в зал вместе с Барри, не мог и войти в зал после начала второго акта, чтобы не броситься в глаза зрителям. Встречу с Барри следовало держать в секрете. Это было важно для Барри, а Фильд понимал — или, по крайней мере, ему так казалось — зачем вся эта секретность.
Когда мы в четверг вечером убедились в виновности Барри, то решили негласно опросить других актеров труппы и рабочих сцены. Мы, разумеется, хотели выяснить, не видел ли кто, как Барри уходил или возвращался. Но все впустую — никто ничего не видел. Впрочем, это понятно: все были слишком заняты ожиданием выхода на сцену, переодеваниями или своей работой. Мы провели этот опрос после окончания спектакля в тот же вечер, когда Барри уже ушел из театра. Но все было впустую.
Мы раздобыли план театра у Панцера. Этот план, равно как и детальный осмотр левого бокового коридора, а также гримуборных за сценой, проведенный нами после второго акта в четверг, позволили нам понять, как было осуществлено убийство.
Сампсон зашевелился в кресле.
— Я об этом все время ломал голову, — признался он. — Ведь Фильда, в конце концов, никак нельзя назвать доверчивой овечкой. Что, этот Барри — волшебник? Мистер К., как он все устроил?
— Каждая загадка кажется простой, когда ты знаешь ответ, — сказал инспектор. — Барри, который освободился в 9.20 вечера, сразу же вернулся в свою гримуборную, быстро, но очень искусно сменил грим, надел цилиндр и накидку, которые принадлежали к его сценическому костюму — вспомните, что он играл во втором акте во фраке, — и выскользнул из гримуборной в коридор.
Конечно, вы не можете точно знать, как устроен Римский театр. По левой стороне, за боковым проходом-коридором, в несколько этажей идут гримуборные — одна над другой. Гримуборная Барри — в самом низу, дверь ее выходит прямо в коридор, надо только чуть спуститься по железной лестнице.
Итак, он вышел из гримуборной и прошел по темному коридору. Двери из коридора в театральный зал во время второго акта были закрыты. Он мог спокойно выйти на улицу, так как в тот момент — как он точно знал — в коридоре никто не дежурил. Ему просто повезло, что до этого момента туда еще не пришли Джесс Линч и его подружка. Пройдя по улице, он вошел в зал через передний вход так, будто он просто опоздавший зритель. Закутанный в накидку и, разумеется, загримированный так, чтобы его никто не мог узнать, он показал свой билет на место ЛЛ 30 при входе. Войдя, он намеренно бросил билет на пол. Ему казалось, что это хитрый ход: когда там найдут билет с оборванным контролем, будут думать, что убийца кто-то из зрителей, а не из театра. Кроме того, он не мог оставить билет у себя — если бы его план не удался, при основательном обыске его могли обнаружить, и это была бы бесспорная улика. Короче, он полагал, что трюк с билетом не только запутает нас, но и отведет подозрения от него.
— Но как, интересно, он собирался дойти до своего места? Ведь его должна была сопровождать билетерша, которая непременно обратила бы на него внимание? — спросил Кронин.
— Он, конечно, не мог рассчитывать на то, что его не увидит билетерша, — ответил инспектор. — Разумеется, он надеялся, что успеет дойти до последнего ряда, который ближе всего ко входу в зал, раньше, чем его встретит билетерша. Но даже если она и встретила бы его, чтобы проводить на место, он был так хорошо загримирован, что в темноте театра она бы его не узнала. Самое худшее, что ему грозило, — кто-нибудь вспомнил бы, что какой-то незнакомый мужчина, описать которого можно только приблизительно, вошел в зал после начала второго акта. Но случай распорядился так, что ему никто не вышел навстречу в зале, так как Мадж О’Коннел ворковала со своим возлюбленным, сидя рядом с ним. Стало быть, ему удалось занять место рядом с Фильдом, оставшись незамеченным.
Инспектор откашлялся и продолжал:
— Все, что я рассказал вам сейчас, основывается не на наших умозаключениях и расследованиях. Мы бы никогда не докопались до таких деталей. Барри вчера вечером признался во всем и пояснил все в деталях… Хотя, зная, что Барри — преступник, мы бы могли мысленно реконструировать весь ход его действий. Когда знаешь преступника, это получается как-то само собой. Ну, да теперь этого не требуется. Получается, что это какая-то отговорка, оправдание для меня и для Эллери.
Инспектор слабо улыбнулся.
— Уже когда он сел рядом с Фильдом, все его действия были тщательно спланированы наперед. Вы не должны забывать, что он зависел от строгого графика выхода на сцену и не мог позволить себе терять время. С другой стороны, и Фильд знал, что Барри должен быстро вернуться на сцену, стало быть, он тоже не собирался тянуть волынку. Барри, по его собственному признанию, имел с Фильдом значительно меньше проблем, чем ожидал. Фильд легко принимал все его предложения — вероятно потому, что был изрядно выпившим и ожидал получения крупной суммы.
Барри вначале потребовал бумаги. Фильд из предосторожности потребовал показать вначале деньги. Барри продемонстрировал ему бумажник, якобы полный настоящих банкнот. В театре было темно, и Барри не стал разворачивать эти банкноты. На самом деле это были «деньги» из театрального реквизита. Барри показал их и сделал то, чего и ожидал Фильд, — отказался отдавать деньги, пока не проверит документы. Помните, что Барри — актер, и в столь сложной ситуации сумел сыграть полное хладнокровие… Тогда Фильд полез под сиденье и к безмерному удивлению Барри вытащил оттуда свой цилиндр. Барри сказал, что Фильд при этом заявил: «Что, не ожидали, что я храню в нем бумаги? Эта шляпа целиком и полностью посвящена вашему прошлому. Видите — тут внутри, на ленточке, стоит ваше имя». С этими словами он повернул цилиндр, отогнул кожаную ленту внутри и продемонстрировал Барри его имя и фамилию, написанные несмываемыми чернилами.
Можете представить себе, что в этот момент происходило в душе у Барри. Увиденное им нарушало весь план, продуманный с такой тщательностью. Ведь Барри понимал: когда будут осматривать цилиндр Фильда — а его непременно будут осматривать, когда найдут тело, — имя Стивена Барри окажется самой серьезной уликой против него… У Барри не оставалось времени, чтобы отделить кожаный ободок от цилиндра. К тому же у него — вот беда — не было при себе перочинного ножа. Ободок был прочный и пришит был крепко. Прикинув, сколько у него остается времени, Барри сразу понял, что ему придется забрать цилиндр, когда он убьет Фильда. Поскольку Фильд был примерно такого же телосложения, что и Барри, и размер его цилиндра был достаточно обычным, средним — 71/8 — Барри сразу же решил, что выйдет из театра со шляпой Фильда на голове или в руках. Ему придется оставить свой собственный цилиндр в гардеробе за сценой, где он никому не бросится в глаза. Цилиндр Фильда он решил уничтожить сразу же, как придет домой. Кроме того, Барри подумал, что даже если начнут обыскивать всех, его собственное имя на цилиндре избавит его от подозрений. Возможно, именно это обстоятельство и послужило окончательным толчком. Он решил, что избежит таким образом значительно большего риска, хотя, конечно, не мог предвидеть неожиданного развития событий, которое тоже было возможным.
