Эллери Квин - Приятное и уединенное место

Эллери Квин

«Приятное и уединенное место»

Могила — приятное и уединенное место.

Как и матка.

ПЕРЕД ОПЛОДОТВОРЕНИЕМ

В нормальных условиях яйцеклетка пребывает в матке в ожидании около двадцати четырех часов.

9 августа 1962 года

Уоллес Райерсон Уайт шагнул в пространство с уверенностью астронавта, убежденного в том, что законы вселенной не позволят ему упасть. Вера его не подвела — он стоял высоко над Ист-Ривер, скрытой туманом, который собрался после дождливого дня в холодных сумерках.

Узкий балкончик пентхауса с охраняющими его каменными горгульями был причудливым творением архитектора fin de siecle,[1] испытывавшего гомосексуальную неприязнь к легкомысленным дамам своей эпохи. Но высокий мужчина не думал об этом. Он склонился на парапет, решив с толком использовать время, которым располагал.

Мужчина попыхивал трубкой «Шаратан» стоимостью двести пять долларов, набитой удостоенным почетной медали табаком по доллару за унцию. На бархатный отворот пиджака в эдвардианском стиле упало немного пепла, но он не обращал на это внимания, пытаясь угадать причину, по которой его вызвал Импортуна. Сосредоточенность отражалась в его по-восточному раскосых глазах, прекрасно гармонировавших с загорелым лицом. Мужчина выглядел элегантно, но его элегантность казалась не вполне натуральной. Он привык скрывать ум и хитрость под фасадом родословной, перенасыщенной запылившимися добродетелями его класса. Отец давным-давно лишил его наследства, отчего он оказался первым мужчиной в трех поколениях рода, вынужденным зарабатывать себе на жизнь.

Похоже, дело было серьезным. Ему приходилось бывать в апартаментах верхнего этажа «99 Ист» для личных отчетов и по другим конфиденциальным делам, связанным с корпорацией «Импортуна индастрис», но Нино Импортуна никогда не приглашал своих служащих в пентхаус в нерабочее время по какому-либо ординарному поводу (или для ординарных развлечений).

По спине курильщика забегали мурашки.

Неужели Нино узнал?..

Бог все узнал, и теперь наступил Судный день…

Высокий мужчина выбил трубку о парапет и наблюдал за разлетающимися искрами, когда неприятный голос произнес слово «сэр» таким тоном, словно оно обозначало непристойность. Он повернулся, вопросительно приподняв брови. Это был Крамп — слуга Нино с украшенной бакенбардами физиономией, который впустил его в пентхаус. Крамп был одним из немногих английских дворецких, остававшихся на Манхэттене, и обладал свойственным его породе шестым чувством.

— Мистер Импортуна сейчас примет вас, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной.

Высокий мужчина двинулся за слугой, стараясь не смотреть на его лакейскую спину и думая о том, насколько больше расписанный фресками потолок, арабески стен, великолепный мраморный камин и окна, наводящие на мысль о готическом соборе, подошли бы ему, чем Импортуне. Но мысль была подобна табачным искрам. Он никогда не мог полностью смириться с отсутствием таланта делать такие деньги, какими располагал Импортуна (а сколько людей им обладало?), но не позволял этому факту препятствовать привычному стилю его жизни. В конце концов, он умел извлекать лучшее из тех возможностей, которые жизнь предоставляла ему.

Крамп скользнул перед ним к порогу святая святых, шагнул в сторону и исчез, словно пройдя сквозь плотную стену. Высокий мужчина мог бы поклясться, что перед этим он многозначительно подмигнул.

В кабинете, за флорентийским папским столом, действительно некогда принадлежавшим Медичи, восседал сам понтифик. Нино Импортуна, приземистый человек, чье широкое и мясистое тело было вскормлено крестьянскими генами и пиццей, являл собой вполне ординарный южноитальянский тип. Но его массивную голову никак нельзя было назвать ординарной. Нос торчал на лице как бушприт. Маленький рот казался женственно мягким, но это впечатление было обманчивым. Когда он улыбался, обнажая большие белые зубы, что бывало редко, мягкость приобретала некий ужасающий оттенок. Оливковая кожа на гладко выбритых щеках и подбородке хорошо сочеталась с тусклым поблескиванием черных крашеных волос. Но глаза цвета мутного, застоявшегося кофе под густыми черными бровями придавали лицу властное выражение. Взгляд этих глаз почти всегда был враждебным — в нем отсутствовали тепло, любовь, даже человечность.

Сейчас глаза были устремлены на высокого мужчину, наполовину скрываясь под веками, а руки подпирали подбородок в дюреровской манере. Но индустриальный гений империи Импортуны отнюдь не молился, и посетителю его взгляд казался не усталым, а настороженным.

Дело наверняка было плохо…

— Entrate pure.[2] — Как обычно, по низкому итало-американскому голосу было невозможно судить о настроении его обладателя. Хотя, возможно, сегодня он звучал громче на несколько децибел. Импортуна указал на стул.

Высокий мужчина послушно подошел и сел. Стул был приземистым, как сам Импортуна, с резьбой, словно намеренно делавшей его неудобным. Нино называл эту комнату своим логовом, что было недалеко от истины. Лишенное окон помещение освещалось тусклым светом и одурманивало запахами дешевых сигар, крема для бритья по десять долларов за унцию и краски для волос. Не хватало только запаха засохшей крови былых жертв.

Высокий мужчина улыбнулся своим мыслям.

— Вы сегодня счастливы? — осведомился Импортуна.

— Прошу прощения?

— Вы улыбаетесь. Недавно наслаждались женщиной?

— Напротив, Нино. Я пришел прямо из офиса, как только мне передали ваш вызов.

— Тогда чему вы улыбаетесь?

Ох уж эта знаменитая техника Импортуны!..

— Ничему, Нино. — Столь же знаменитая техника наемного служащего. — Просто кое-что мелькнуло у меня в голове.

— Шутка?

— Нет… Хотя, пожалуй, да. В некотором роде.

— Тогда поделитесь ею со мной, amico. Сегодня я хотел бы услышать что-нибудь, что заставило бы меня улыбнуться.

Видя, что его ботинки зарываются в шелковистый ворс персидского ковра начала семнадцатого века, которому подобало бы висеть на стене, высокий мужчина почувствовал, что совершает святотатство, и перестал шаркать ногами. Он уже не улыбался и с усилием сдерживал гнев, понимая, что с Нино этот номер не пройдет. Нужно сохранять хладнокровие.

— Пустяк, — сказал высокий мужчина. — Давайте перейдем к делу. Что у вас на уме? — Это ошибка, сразу же подумал он. Нельзя обнаруживать страх перед Нино, иначе он одержит верх.

— А вы не знаете?

— Нет, Нино, не знаю.

На сей раз улыбнулся Импортуна. «Почему у тебя такие большие зубы, дедушка?»

— «Суперба фудс»? — внезапно осведомился Импортуна. — «Л. М. Т. Электроникс»? «Фермерское оборудование Харрис-Фуллер»? «Ултима майнинг»?

— О чем вы, Нино? — Высокий мужчина гордился собой — он и бровью не повел. Даже дыхание оставалось под контролем.

— Прикидываетесь stupido?[3] Напрасно — я не нанимаю stupidi[4] на должность контролера. Итак, мой вице-президент по контролю играет в невинность. Но играть в невинность означает признать себя виновным. Bene?[5]

— Я бы хотел знать, Нино, что вы имеете в виду.

— Признать виновным, — повторил Импортуна, подчеркивая слова улыбкой. По спине высокого мужчины вновь забегали мурашки, но он озадаченно покачал головой.

— Виновным, Нино? В чем?

— «Л. М. Т.». «Ултима». «Суперба». «Харрис-Фуллер».

— Я это уже слышал и все еще не понимаю.

— Названы компании, входящие в корпорацию.

— Разумеется.

— Вы контролер этих компаний?

— Ну и что, Нино?

— Все-таки вы stupido. — Импортуна сунул в зубы свежую сигару и откинулся на спинку высокого вращающегося стула. — Думать, что вы можете выйти сухим из воды с вашей двойной бухгалтерией, мистер вице-президент по контролю, игрок, распутник и прожигатель жизни, само по себе признак глупости. Правда, цифрами вы манипулировали ловко — тут вы настоящий чародей, ничего не скажешь. Немного здесь, немного там, добавляем со счета одной компании на счет другой, со счета другой на счет третьей — и вы думали, что сможете проделывать это годами у меня под носом? По-вашему, amico, мне просто повезло, что я все это обнаружил? — Он закурил сигару, пустив через стол облако едкого дыма.

— Согласен с вами, Нино, — сказал высокий мужчина. — Нужно быть круглым дураком, чтобы пытаться вас обмануть. На это нет никаких шансов.

Массивная голова качнулась.

— Все еще играете в игры? Вы меня оскорбляете. Думаете, что я пытаюсь завлечь вас в ловушку, не имея никаких доказательств? Еще одна ваша ошибка, amico. Я поручил эксперту проверить ваши книги — разумеется, тайно.