Часы смерти [Литрес] - Джон Диксон Карр
По сути, Боскомбу и не нужна была вся эта ерунда. Стенли, скорее всего, подтвердил бы его безотлучное присутствие в комнате из одного голого предположения, что он сел в кресло и оставался там невидимым все это время. Это было по-детски дурашливо и ужасно – как сам Боскомб. И для него это было необходимо.
Итак, наш бледнолицый убийца скользнул влево от кресла, прошел вглубь комнаты, по задней стене добрался до двери в спальню. Времени у него было достаточно. Он попросил Эймса подождать пару минут после звонка и только потом, если не будет никакого ответа, подниматься на второй этаж. Так что Боскомб был наготове. Лунного света, струившегося через окно спальни, было достаточно, чтобы он мог быстро найти приготовленные стрелку часов и перчатку для правой руки. Он вышел через потайную дверь в стене, нанес удар, растворился в темноте и вернулся на место – и получил свое алиби. Он предусмотрительно обезопасил себя на предмет всяких неожиданных встреч. Он выбрал полночь, потому что Элеонора, даже в том случае, если она пойдет на крышу, что было весьма маловероятно, никогда не выходила из своей комнаты раньше четверти первого. Но если в этом удача изменила Боскомбу, то она помогла ему в том, что Элеонора в первый раз поднялась туда без четверти двенадцать, а затем, после долгих поисков пропавшего ключа, еще раз, через несколько минут после убийства, то есть как раз вовремя, чтобы возбудить подозрения, что полностью соответствовало его планам.
И наконец, отрезав проход на крышу с лестничной площадки с помощью похищенного ключа, он предварительно побеспокоился перекрыть его и со стороны крыши. Сломанный запор был починен, и люк снова заперт. Если Элеонора без ключа не могла подняться на крышу, то Хастингс теперь не мог спуститься, чтобы посмотреть, что случилось. Боскомб ни в чем не полагался на случай. Он проработал даже те случайности, которые, по его мнению, вряд ли могли возникнуть. Он держал в руках тысячу этих нитей и упивался своей способностью вовремя дернуть за нужную. Он играл в шахматы сразу на дюжине досок и пребывал от этого в полном восторге. Он был ловок, блестящ, сверххитроумен – и потерпел поражение; и меня не слишком печалит мысль о том, что его повесят.
Хэдли глубоко вздохнул и захлопнул блокнот. Огонь в камине догорал, снаружи опять начал накрапывать дождь, и Мельсон уже прикидывал в уме, как эта краткая интермедия отразится на его работе над Бернетом.
– Да, пожалуй, это все, – сказал главный инспектор, берясь за бокал. – Разве что… чем вы занимались сегодня после обеда и вечером?
– Я пытался раздобыть какие-нибудь доказательства. Господи милосердный! У меня абсолютно ничего не было против этого человека! Да, в его спальне есть потайная дверь, через которую он мог бы попасть в холл, ну и что из этого? Он бы рассмеялся мне в лицо. Двое свидетелей готовы были присягнуть, пусть даже против своей воли, что он все время просидел в кресле. Его алиби было несокрушимо, и все же мне предстояло разрушить его.
Из уважения к вам я сначала попробовал более мягкие методы. Была небольшая вероятность, что кто-нибудь в ювелирном отделе «Геймбриджа» запомнит мужчину, купившего дубликаты похищенных украшений. Я послал двух из ваших людей проверить это предположение – но зацепка была слишком слабая. Даже если его опознают как покупателя браслета и серёг, он лишь укрепит свои позиции очевидного защитника Элеоноры (клянусь Богом, это он гениально придумал!), заявив просто-напросто, что купил их для нее. Мы будем думать, что он по-прежнему с рыцарской отвагой пытается защитить ее, настаивая на том, что найденные нами предметы – не те, что были похищены из «Геймбриджа», а всего лишь его подарок, так что… Моей второй тонкой ниточкой было письмо «Стенли». Если это была записка Боскомбу, обработанная жидким препаратом, я надеялся, что микрофотосъемка восстановит исчезнувшую надпись, и мы прочтем что-нибудь вроде: «Дорогой Боскомб, вот книги, которые вы просили», или что там еще могло быть в настоящем письме. Тогда мы загнали бы его в угол! Я съездил к одному моему старинному другу-французу, он живет в Хэмпстеде. Когда-то он работал вместе с Бенколеном в префектуре Парижа и все еще увлекается криминологией. Он проверил послание. Мы выявили на письме слабо различимые слова. Их было бы достаточно, чтобы доказать непричастность Стенли к написанию этой фальшивки, если бы случилось худшее. Но там нет ничего, что указывало бы на Боскомба.
Тогда я был принужден разыграть свою последнюю, опасную, возможно смертельную, карту. Мне пришлось идти к Стенли, единственному человеку, которого боялся Боскомб. Я рассказал ему все (иного выхода не было), вместе с ним продумал этот план и пошел на безумную крайность: попросил сумасшедшего притвориться сумасшедшим! Я знал, что он это сумеет. Я знал, что если у него все получится и мы выиграем, то вы и ваше управление выкарабкаетесь из этой грязи. Главная опасность заключалась в том, что этот человек, согласившись помочь мне, в самом деле окончательно спятит и начнет стрелять в Боскомба настоящими пулями… Что ж, за сегодняшнюю ночь мои волосы поседели еще больше. Я дал Стенли холостые патроны для его револьвера. По дороге к дому Карвера – знаете, на самом деле он приехал со мной – я под разными предлогами держал оружие у себя. Затем я посвятил в свою тайну двух ваших полисменов, дал третий звонок к началу моего спектакля, занавес поднялся, и вот уже ваши волосы едва не поседели. Это был выстрел наобум. Возможно, это была просто глупость. И я пережил самое жуткое нервное напряжение в своей жизни, когда щелкал бичом перед лицом настоящего сумасшедшего, притворяющегося сумасшедшим…
Но… – Он глубоко вздохнул.
«Дейли трампетер» писала: «Вновь была наглядно продемонстрирована высокая надежность наших стражей порядка, даже тех, кто уже не связан с этим учреждением, но и в отставке продолжает хранить верность своему призванию. Только в Британии, с гордостью заявляем мы, могло произойти…»
– Что ж, черт возьми! – проворчал доктор Фелл. – Только так и можно было сохранить им лицо. Налейте себе еще стаканчик пива.
Примечания
1
Блумсбери – район в центральной части Лондона, где находятся Британский музей и Лондонский университет.
