Глен Кук - Холодные медные слёзы. Седая оловянная печаль
— Это безумие, Гаррет, — вмешался Питерс. — У генерала никогда не было таких врагов.
— Мы лишь обсуждаем варианты. Стоун допускает, что болезнь носит естественный характер. Но ему нужно осмотреть генерала и ознакомиться с подробной историей болезни. Есть ли возможность устроить это?
Питерс посмотрел на меня, глянул на Морли и Плоскомордого.
— Устроим. — В голосе его зазвучал металл. — Пускай старый ублюдок бранится сколько влезет, мы не оставим ему выбора. Я вернусь через пять минут. — Он зашагал в сторону кухни.
Морли примостился на ограде фонтана, у дракона под крылышком.
— Что теперь?
— Подождем. Он поговорит с кухаркой, и, если она возьмется’ за дело, вы получите возможность осмотреть Стэнтнора. — Возводить кухарку в ранг матери-земли, прародительницы всего сущего, конечно, перебор, но она, безусловно, владычица дома Стэнтноров. — Доктор, можете вы рекомендовать специалистов?
— Давайте сначала попытаемся осмотреть пациента. Если я не обнаружу физической причины болезни, тогда уж придется пригласить их. Но это обойдется недешево.
— Хотел бы я знать, что в наше время обходится дешево, кроме моих услуг?
Морли хмыкнул.
— Не прибедняйся. Одно дельце — и на дом заработал.
— Не спорю, один клиент заплатил, зато с пятьюдесятью наемниками Плоскомордый расплатился из моего гонорара. Ты знаешь что-нибудь о мире искусства?
— Ничего себе поворотик. Я знаю кое-что обо всем. Мне это необходимо. Что интересует тебя?
— Скажем, я открыл неизвестного гения, его полотна достойны быть выставленными в музее. К кому мне обратиться?
Он пожал плечами, усмехнулся.
— Не темни. Если у тебя есть ворованные картины старых мастеров, я помогу. Я знаю людей, которые имеют выходы на не особо щепетильных коллекционеров. Кстати, ты можешь обратиться к своему приятелю, владельцу пивоварни.
— Вейдеру?
— Он липнет ко всем культурным начинаниям, только и слышишь — здесь он почетный председатель и там, ко всякой бочке затычка. У него большие связи. Но ведь у тебя нет старинных полотен?
Морли оглянулся кругом. Пари держу, в уме он уже подсчитывал барыши.
— Зря смотришь. Ничего не найдешь, кроме потертых усатых, насупленных стариканов. Здесь нет ни одной картины сколько-нибудь известного художника.
— Да, я обратил внимание. Нечего сказать, теплая компашка. Любопытно, их что, с детства отучали улыбаться?
— Может, это наследственное, хотя мне кажется, Деллвуд просто притворяется.
— Идет твой сержант.
Питерс вылетел из кухни на всех парусах. Я заранее знал, что он скажет.
— Мы не будем спрашивать разрешения у старика.
— Он вычеркнет вас из завещания.
— Наплевать. Пошли.
Однако он задержался и взглянул на меня. Я догадался, что Пит хочет побеседовать со мной с глазу на глаз, и пропустил остальных вперед.
— В чем дело?
— За всеми треволнениями я совсем забыл о завещании. Генерал сжег только одну копию, но она не единственная. Он всегда делает по два экземпляра каждого документа, иногда три.
— Да? — Интересно: значит, если убийца в курсе, ничего не изменилось. — Сколько копий завещания существует?
— Еще одна точно. Он дал ее мне, чтобы я передал тебе, как ты просил. Я оставил ее в комнате, отвлекся на что-то и не вспомнил, пока кухарка не сказала то же самое — старик, мол, тебя вычеркнет.
— Для вас это было несущественно?
— Нет. Я выполнил твою просьбу, но не довел дело до конца. Но сейчас меня осенило. Я понял, какие последствия это может иметь.
— Ясно, какие. Значит, убийца, если он знает о копии, не остановится. Кто знает?
— Деллвуд и Кид. Они были там. Да все знают, что генерал всегда делает несколько копий.
— Куда вы ее положили? Дайте мне ключ, я схожу за ней. А вы ступайте займитесь стариком.
Питерс грозно взглянул на меня. Я понял, о чем он думает. Что я собираюсь устроить у него обыск.
— Разве вам есть что скрывать? — спросил я.
— Сукин ты сын, Гаррет. Все время пакостишь.
— Вам есть что скрывать?
— Нет! — вспыхнул он.
— Тогда сделайте это сами. Я поверю вам на слово.
Мне вспомнился пожар в конюшне. Не Пит ли его виновник? Я ведь там попал в ловушку и вынужден был рассчитывать лишь на собственное мужество и ловкость.
Он отдал мне ключ.
— В ящике письменного стола.
Кухарка прошествовала наверх, лестница трещала под ней.
— Мы дело будем делать? — осведомилась она. — Или языком чесать?
Молодец тетка. Старику с ней не сладить. Она его просто придавит своей тушей, а там — ругайся он сколько душе угодно, ничего не поможет.
— Спасибо, — поблагодарил я ее.
Она криво усмехнулась.
— За что? Он мне как сын, понимаешь?
— Да.
Я проводил взглядом Питерса. Он поспешил догнать остальных.
Никогда в жизни генерал не попадал в такое затруднительное, тактически невыгодное положение. Ему нечем припугнуть ни Морли, ни Плоскомордого, ни доктора, ни кухарку. И у него должно хватить мозгов не прогонять Питерса, иначе он останется практически без всякой помощи. Сейчас не до личных амбиций — главное, выжить и сохранить поместье хоть в каком-то порядке.
Я подозревал, что стоимость его быстро падает.
Я нащупал в кармане ключ Питерса, осмотрелся. Мне казалось, что за мной наблюдают, но никого вокруг не было. Наверное, опять блондинка. Интересно, где все? Работают, наверное. Хоронят оживших мертвецов. Приятное местечко, черт возьми!
31
Опять что-то не так — дверь в комнату Черного Пита оказалась не заперта. Такая небрежность не в его духе.
Я применил старый прием: схватил щит, ногой распахнул дверь и ворвался внутрь. И опять ничего не обнаружил.
Черт возьми. Сколько шутников в этом проклятом сарае! Я прислонил щит к деревянному косяку, поставил рядом свой увесистый аргумент и подошел к письменному столу. Комната была зеркальным отражением моей. Я сел на абсолютно такой же стул за абсолютно такой же стол.
Полагаю, я услышал шарканье подошв по ковру, начал поворачиваться… Начал, но не кончил.
Что-то обрушилось мне на голову, из глаз посыпались искры. Помнится, я заорал, свалился и долбанулся мордой об стол. Неприятное ощущение.
Вырубить человека не так-то просто: ударишь недостаточно сильно — жертва опомнится и нанесет ответный удар, ударишь слишком сильно — убьешь ненароком. Если нападающий соображает, что делает, он не будет бить по затылку, разве что захочет проломить тебе череп.
Этот удар был нацелен как раз на мой затылок, но я изменил положение, и он пришелся по шее, а затем скользнул по плечу. Бандит достиг цели, вернее, достиг лишь на девяносто девять процентов. С полминуты я еще мог различить какое-то движение рядом с собой, а потом свет померк в моих глазах.
Первой моей мыслью было: надо завязывать, стар становлюсь, удовольствия никакого — одно похмелье.
Мне показалось, что я отрубился у себя дома прямо за столом. Только попытавшись встать, я вспомнил ужасную правду. Меня обступали чужие вещи. Голова кружилась. Я упал, стукнувшись подбородком о край стола, скорчился на полу и изверг съеденное за завтраком. Когда я попробовал пошевелиться, рвота началась снова.
Пока я развлекался таким образом, некто пробежал мимо меня к двери. Я заметил лишь, как мелькнуло что-то коричневое. Но мне было не до наблюдений.
Сотрясение мозга, пронеслось у меня в голове. Я не на шутку перепугался. Бывает, после такого удара что-то там в мозгах сдвигается и не становится на место. Бывает, людей парализует. А бывает, они засыпают вечным сном.
Не поддавайся, Гаррет, ни в коем случае не теряй сознание — вот что говорят врачи. Вставай, Гаррет, наплевать на рвоту. Смелей. Заставь свое тело повиноваться воле.
Беда, что воли у меня осталось кот наплакал.
Все же через какое-то время, собравшись с силами, я пополз к двери. По дороге несколько раз терял сознание, но в целом упражнение подействовало благотворно. Я почувствовал себя посвежевшим, почти бодрым и решил, что в этот раз, пожалуй, не помру. Я настолько воспрянул духом, что даже открыл дверь, прополз еще пару футов и только потом ослабел и опять вырубился.
Чьи — то нежные пальцы осторожно скользили по моему лицу, ощупывали его, как пальцы слепой женщины. Я с трудом пошевелился и на сотую долю дюйма приподнял одно веко.
Моя милочка в белом одеянии пришла мне на выручку. По крайней мере вид у нее был весьма взволнованный. Губы красотки шевельнулись, но я ничего не услышал и запаниковал: бывает, люди и слух тоже теряют.
Она отскочила — и зря. Я был сильно не в форме, любая улитка могла помериться со мной в беге и выйти победительницей. К тому же ногу мне прищемило дверью. Я попался, как мышь в мышеловку.
