Часы смерти - Джон Диксон Карр
В будущем, когда люди станут составлять отчеты о знаменитых преступниках, я представляю, как они его опишут. «Иссиня-бледный Боскомб со своей многозначительной жуткой улыбкой». «Бледный Боскомб, в истерике размахивающий скрюченными пальцами перед дулом пистолета, когда его собственный замысел обратился против него». Как психологического монстра – его будут сравнивать с Нейлом Кримом, человеком с лысой головой и косящими в ухмылке глазами, который таскался за проститутками с таблетками стрихнина в кармане. Но Боскомбу были слишком чужды и человеческие слабости, чтобы интересоваться проститутками, и прямота, чтобы использовать яд. Я намекнул вам на это, говоря о его увлечении испанской инквизицией. Я рассказал вам, что старые инквизиторы, сколько бы зла они ни причинили, были, по крайней мере, искренними людьми, верившими в то, что они спасают человеческие души. Боскомб был просто не в состоянии понять это. Он мог изучать их опыт всю жизнь, и ему ни разу не пришло бы в голову, что зло можно творить с честной целью, что душа человеческая существует не только как невнятное оправдание лицемерного садизма. Больше всего на свете его воображение поражало то, что он называл «тонкостью мысли» и что мы обычно называем самодовольством и самолюбованием.
Вот эту черту его характера мы должны себе очень четко представить, иначе нам никогда не понять этого преступления. Когда он решился на него, ему даже недостало прямоты воспользоваться ядом. Элеонора должна умереть. Прекрасно. Но он ни за что не стал бы убивать человека так, как это могли бы сделать вы или я, – неожиданным выстрелом или ударом. Вокруг этого убийства должен был сплестись целый узор, причудливый и тонкий. Чем тоньше будут нити, тем большее удовольствие доставит его тщеславию мысль о том, что он оказался в состоянии свить их все воедино. Он должен начать составлять это полотно из маленьких кусочков, день за днем наращивая его новыми деталями, пока наконец не возникнет изображение фигуры в петле.
Элеонора – помните? – оказалась единственным человеком, которому на мгновение удалось увидеть его подлинную сущность. Когда он решил, что ему, за неимением более интересных прожектов, следует сделать ее своей любовницей, а то даже в качестве игрушки для ума поэкспериментировать с женитьбой, и с покровительственным видом объявил ей об этом, ее смех вдруг, как зеркало, показал ему его самого. Она рассмеялась, джентльмены. И она на мгновение увидела его без маски. С того момента она знала, почему он ненавидит ее. Когда она заметила на пороге его комнаты мертвого человека и решила, что это был Хастингс, она тут же закричала, что это Боскомб убил его. Она знала… И сегодня днем, когда вы спросили ее о людях, которые ее ненавидят, она сказала бы вам об этом. Но вы не дали ей выговориться. Вы так долго цитировали показания Лючии Хандрет, так нагрузили все ее словами, что Элеонора, естественно, не могла прийти ни к какому другому заключению.
Хэдли кивнул, и доктор продолжил:
– Вернемся к Боскомбу. Мы уже разбирали идею обвинить Элеонору в геймбриджском убийстве. Это озарение нашло на него под влиянием момента, когда он раздумывал, что ему предпринять. Помните, Карвер рассказал нам, что Боскомб был в «Геймбридже» в тот четверг около полудня, когда Карвер привел их всех туда осматривать часы. Теперь мы знаем – со слов самого Боскомба, – что он остался в универмаге, когда остальные ушли, хотя бы для того только, чтобы встретить там Элеонору. У него еще не было никакого плана, он просто ходил за ней по пятам. Он мог видеть, а мог и не видеть само убийство, но в любом случае он знал, что Элеонора была там без провожатого и, значит, без алиби. А когда он на следующий день прочел детали в газетах, план начал вырисовываться.
Как сделать, чтобы об этом узнали? Он не мог отправиться в полицию и открыто обвинить ее, это выдало бы его с головой и было бы совсем не похоже на «тонкого Боскомба». Но главное, отсутствовали достаточные улики, вещественные доказательства, чтобы суд вынес обвинительный приговор. С другой стороны, не имело смысла и писать анонимное письмо следователю, ведущему это дело. Вероятнее всего, оно отправилось бы в мусорную корзину вместе с сотней других таких же. Даже в том случае, если его письмом займутся, само расследование могло сорвать весь спектакль до того, как он будет готов. Это расследование не было бы таким, каким его задумал он.
И тут – его друг Стенли. Ну конечно! Газеты сообщали, что расследование ведет инспектор Джордж Эймс. Стенли, любивший пространно пожаловаться на судьбу и в особенности на тех, кто выгнал его из полиции, непременно должен был рассказать Боскомбу об участии Эймса в деле Хоуп-Хастингса, о его упорстве, не слишком большом уме, болезненном стремлении к скрытности. Эврика! Если неизвестный предложит Эймсу поселиться переодетым в определенном месте, Эймс не станет этого делать; но что, если приглашение будет исходить от Стенли?
– Однако вы же сами говорите, – вмешался Хэдли, – что Стенли ничего не знал об этом! На письме стоит подпись Стенли, и ничья другая. Он должен был знать…
Доктор Фелл покачал головой:
– Думаю, в таких случаях не нужно, чтобы человек сам печатал для вас письмо. Достаточно иметь его подпись внизу чистого листа бумаги. И чтобы заполучить эту подпись, вам нужно лишь заставить его написать вам записку – абсолютно любого содержания. В любой аптеке вы за пару шиллингов можете приобрести бутылочку осветлителя для чернил, который уничтожает оригинальный текст так, что прочесть его можно только с помощью микрофотографии (которой в Скотленд-Ярде не занимаются). Потом вы впечатываете над подписью Стенли нужный вам текст на своей собственной пишущей машинке.
Теперь посмотрите на коротышку Боскомба за работой! Чтобы понять, как он действует, вам придется рассмотреть самую неправдоподобную часть во всем донесении Эймса: последнее из трех «совпадений», которые показались мне слишком поразительными, чтобы их можно было принять на веру. С двумя первыми мы уже разобрались. Третье звучит так: в то время как человек, анонимно сообщивший Эймсу о том, что убийца из «Геймбриджа» живет в этом доме, отказывается помочь ему проникнуть в дом для получения доказательств, но некто другой неожиданно и очень кстати приглашает его прийти в полночь по тому же адресу за ношеным костюмом. Это в некотором смысле лишь дополнение к первому совпадению – круг снова замыкается, вы
