Дороти Сэйерс - Встреча выпускников

— Чтобы помочь дальнейшему сохранению негодных? — сухо спросил Уимзи.

— Чтобы помочь установлению научных фактов, — ответила мисс Эдвардс ещё более сухо.

— Пожмём руки, — сказал Уимзи. — Теперь мы обнаружили, где находятся наши точки соприкосновения. Установление фактов, независимо от того, что из этого выйдет.

— На этом основании, лорд Питер, — сказала директриса, — ваша любознательность становится принципом. И очень опасным.

— Но факт, что A убил Б, не обязательно составляет всю правду, — настаивала мисс Бартон. — Провокация А и состояние его здоровья — это тоже факты.

— Никто этого, конечно, не оспаривает, — сказала мисс Пайк. — Но едва ли можно ставить исследователю некие рамки. Если мы не можем сделать вывод из страха, что кто-то использует его во вред, мы вернёмся во времена Галилея. Открытиям пришёл бы конец.

— Ну, — сказала декан, — мне жаль, что мы не положим конец таким открытиям, как ядовитые газы.

— Не может быть никаких возражений против открытий самих по себе, — сказала мисс Хилльярд, — но всегда ли целесообразно их публиковать? В случае Галилея, церковь…

— Вы никогда не заставите учёного с этим согласится, — вклинилась мисс Эдвардс. — Утаить факт — значит опубликовать ложь.

На несколько минут Харриет потеряла нить обсуждения, которое теперь стало общим. То, что оно было сознательно приведено к этой точке, она видела, но понятия не имела, что именно Питер хотел из этого извлечь. Всё же, было очевидно, что ему это интересно. Его глаза под полузакрытыми веками были внимательны. Он походил на кошку, ждущую у мышиной норки. Или она полубессознательно вспомнила его герб? «Чёрное поле, три бегущие серебряные мыши. Шлем, домашняя кошка…»

— Конечно, — сказала мисс Хилльярд жёстким саркастическим тоном, — если вы думаете, что личные привязанности должны стоять над преданностью работе…

«… напряжённая, как пружина и выполненная в естественном цвете». Значит, именно этого он и ждал. Можно было почти видеть, как шелковистые волосы слегка распушились.

— Конечно, я не говорю, что можно пренебрегать работой по личным причинам, — сказала мисс Лидгейт. — Но, естественно, если человек берёт на себя личные обязательства, он обязан действовать в этом направлении. Если сюда вмешивается работа, то, возможно, нужно бросить работу.

— Я вполне согласна, — сказала мисс Хилльярд. — Но, впрочем, мои личные обязательства весьма немногочисленны, и, возможно, я не имею никакого права судить. А каково ваше мнение, миссис Гудвин?

Повисла очень неприятная пауза.

— Если вы имеете в виду меня, — сказала секретарь, встав и посмотрев на тьютора, — я настолько разделяю ваше мнение, что попросила доктора Бэринг принять мою отставку. Не из-за каких-либо чудовищных утверждений обо мне, но потому, что понимаю, что в данных обстоятельствах я не могу делать свою работу как следует. Но вы все очень ошибаетесь, если думаете, что за этими проблемами в колледже стою я. Теперь я ухожу, и можете говорить обо мне всё, что вам заблагорассудится, но утверждаю, что любой человек, уважающий факты, добьётся большего успеха, если станет собирать их из беспристрастных источников. Мисс Бартон по крайней мере признаёт, что психическое здоровье — такой же факт, как любой другой.

В ужасающей тишине, которая за этим последовала, Питер бросил три слова, тяжёлые как глыбы льда.

— Пожалуйста, не уходите.

Миссис Гудвин резко остановилась, держа руку на дверной ручке.

— Очень жаль, — сказала директриса, — когда кто-то принимает на свой счёт нечто, что говорится в общей дискуссии. Я уверена, что мисс Хилльярд не имела в виду ничего подобного. Естественно, у некоторых людей имеются лучшие возможности, чем у других, чтобы видеть обе стороны вопроса. В вашей работе, лорд Питер, такие конфликты лояльности должны происходить часто.

— О, да. Один раз мне казалось, что у меня был приятный выбор увидеть повешенным брата или сестру. К счастью, это кончилось ничем.

— Но предположим, что расследование привело бы к чему-то подобному? — потребовала мисс Бартон, с удовольствием пришпиливая этот argumentum ad hominem.[99]

— О, ну хорошо… а что делает в этом случае идеальный детектив, мисс Вейн?

— Профессиональный этикет, — ответила Харриет, — предполагает вынуждение признания, после которого идёт сцена в библиотеке с ядом на двоих.

— Вот видите, как всё просто, если придерживаться правил, — сказал Уимзи. — Мисс Вейн не чувствует раскаяния. Она убивает меня недрогнувшей рукой, чтобы не портить мою репутацию. Но вопрос не всегда настолько прост. Как насчёт художника-гения, который должен выбрать: позволить ли своей семье голодать или стать халтурщиком, чтобы содержать её?

— Он не имеет права иметь жену и детей, — сказала мисс Хилльярд.

— Бедняга! Тогда у него впереди есть интересный выбор между подавлением своих чувств и безнравственностью. Миссис Гудвин, как я понимаю, против подавления, а некоторые люди — против безнравственности.

— Это не имеет значения, — сказала мисс Пайк. — Вы выдвинули гипотезу о наличии жены и детей. Хорошо, он может перестать рисовать. Это, если он действительно гений, было бы потерей для мира. Но он не должен рисовать плохие картины — вот это было бы действительно безнравственным.

— Почему? — спросила мисс Эдвардс. — Какое значение имеет несколько плохих картин?

— Конечно, они имеют значение, — сказала мисс Шоу. Она хорошо разбиралась в живописи. — Плохая картина, написанная хорошим живописцем, — предательство правды, его собственной правды.

— Это только относительная правда, — возразила мисс Эдвардс.

Декан и мисс Берроус с жаром набросились на это замечание, и Харриет, видя, что спор может выйти из-под контроля, подумала, что пора возвратить шар в круг. Теперь она понимала, что от неё требовалось, хотя и не понимала, для чего.

— Если невозможно прийти к соглашению по поводу живописцев, сделайте его кем-то ещё. Пусть это будет учёный.

— У меня нет никаких возражений против халтурщиков-учёных, — сказала мисс Эдвардс. — Я имею в виду, популярная книга не обязательно является ненаучной.

— До тех пор, — заметил Уимзи, — пока не фальсифицируются факты. Но могла быть и другая ситуация. Возьмём конкретный случай: некто написал роман под названием «Поиск»…

— Ч. П. Сноу, — сказала мисс Берроус. — Забавно, что вы его упомянули. Это та самая книга, которую…

— Я знаю, — сказал Питер. — Возможно, именно поэтому она пришла мне на ум.

— Я никогда её не читала, — сказала директриса.

— О, а я прочла, — сказала декан. — Она о человеке, который начал карьеру учёного и двигается вперёд довольно успешно, пока, как раз в тот момент, когда его собираются назначить на важную руководящую должность, он не обнаруживает, что по небрежности сделал ошибку в научной статье. Он не проверил результаты своего помощника или что-то в этом роде. Кто-то про это узнаёт, и он не получает работу. В результате он решает, что наука его больше не интересует.

— Очевидно, что нет, — сказала мисс Эдвардс. — Его интересует только должность.

— Но, — сказала мисс Чилперик, — если это была только ошибка…

— Соль в том, — сказал Уимзи, — что говорит ему старый учёный. Он заявляет: «Единственный этический принцип, который сделал науку возможной, — это то, что всё время мы должны говорить только правду. Если мы не наказываем за ложные утверждения, сделанные по ошибке, мы открываем путь к ложным утверждениям, сделанным намеренно. А ложное утверждение факта, сделанное сознательно, является наиболее тяжким преступлением, которое может совершить учёный». Такова суть. Возможно, я не цитирую дословно.

— Ну, это, конечно же, правда. Ничто не может извинить преднамеренную фальсификацию.

— В преднамеренной фальсификации нет никакого смысла, — сказала экономка. — Что на этом можно выиграть?

— Но такое делалось довольно часто, — сказала мисс Хилльярд. — Чтобы взять верх в споре. Или из-за амбиций.

— Амбиций к чему? — вскричала мисс Лидгейт. — Какое удовлетворение можно получить от репутации, которая, как ты знаешь, незаслуженна? Это же ужасно.

Ее невинное огорчение сделало обстановку ещё более мрачной.

— Как насчёт поддельных декреталий … Чаттертон… Оссиан… Генри Айрлэнд… эти недавние памфлеты девятнадцатого века…?

— Я знаю, — озадаченно сказала мисс Лидгейт. — Я знаю, что люди так поступают. Но почему? Они должны быть безумными.

— В том же самом романе, — сказала декан, — некто сознательно фальсифицирует результат, — я имею в виду позднее, — чтобы получить работу. И человек, который сделал первоначальную ошибку, узнаёт об этом. Но он ничего не говорит, потому что тот, другой человек, очень нуждается, на его попечении жена и дети.