Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит» - Энтони Бучер
Искренне надеюсь, что мы сможем добавить ваше имя к списку гостей.
Искренне Ваш
Ф. Х. Вейнберг
Нью-Йорк
7 июля 1939
Ф. Х. Вейнбергу, эсквайру,
«Метрополис-Пикчерз»,
Лос-Анджелес, Калифорния
Дорогой сэр,
Я чувствую, что ваше приглашение — большая честь, и охотно его принимаю. Я с давних пор восхищаюсь создателями американских фильмов — да, я завидовал им, видя тот пропагандистский Mischmasch,[23] который вынуждена с некоторых пор выпускать наша когда-то великая UFA.[24] Будет приятно наблюдать за индустрией, где не господствует Эмиль Яннингс[25] в бесконечном ряду исторических вариаций и костюмах для роли Германа Геринга.[26]
Я слышал — ибо в этой стране, благодарение богу, можно говорить свободно, — что среди немецкой колонии в Голливуде с каждым днём растёт сила и страсть антинацистского движения. Не могли бы вы связать меня с лидерами такого движения, чтобы я мог присоединить свои силы к этой великой работе?
Поверьте, даже помимо этих политических соображений я буду более чем счастлив рассмотреть ваше приглашение. В этом мире раздоров и террора приятно вновь подумать, что у свободных людей достаточно культурного досуга, чтобы обращение с Шерлоком Холмсом показалось им значимым и важным вопросом. Я с удовольствием присоединюсь к этому спорту.
С глубоким уважением,
Отто Федерхут
Отто Федерхут написал это письмо за столиком в «Пратере» — маленьком ресторанчике, основанном австрийским эмигрантом для своих соотечественников и, к счастью, всё ещё не обнаруженном ищущими новых красок нью-йоркцами. Герр доктор Федерхут перечитал письмо, передал его своему спутнику и с блаженством отхлебнул кофе. Это был переслащенный кофе с плавающим поверх огромным островом взбитых сливок — такой кофе он отыскал в этой дремучей стране впервые.
Его спутник — высокий, грузный мужчина с густыми бровями и шрамом от сабельного удара на левой щеке — внимательно перечитал послание и вернул обратно.
— Трудно приспособиться, — проговорил он по-немецки, — к тому, что в этой стране можно писать в письме всё, что угодно, не боясь, что его кто-нибудь прочтёт.
Федерхут кивнул, взлохматив свою седую львиную гриву волос.
— Странная вещь эта демократия. Иногда мне кажется, что домохозяин говорит: «Нет, я никогда не запру входную дверь. Это нарушило бы право моих собратьев войти».
Грузный мужчина улыбнулся в знак согласия.
— А теперь два его собрата как будто вошли в этот дом, чтобы найти безопасную площадку для дуэли, — два брата, что не могут сражаться дома.
— Братья! — фыркнул Отто Федерхут.
— Мы все — немцы. Это нелегко забыть.
— Немец пьёт кофе со взбитыми сливками? — сардонически вопросил австриец.
— Австриец остаётся бесчувственным к Гёте, к Бетховену, к Вагнеру?
— К Вагнеру, друг мой, слишком часто. И если у вас есть Бетховен, то у нас есть Моцарт. Но я признаю братство. Оно связывает больше, чем разделяет нас проблема имён и наций. Оно делает нас едиными во многих отношениях, недоступных пониманию мира.
— Вы думаете, что встретите тех, о ком тут написали?
— А вы думаете, — рассмеялся Федерхут, — что весь мир здесь, в этой свободной стране, всё ещё шпионит? Помните историю про трёх друзей, встретившихся в берлинском кафе?
— Нет.
— Первый друг молча сел. Второй друг сел и вздохнул. Третий друг сел и застонал. Потом подошёл официант и сказал: «Господа, должен попросить вас воздержаться от этой политической дискуссии».
Тонкий край улыбки натолкнулся на сабельный шрам.
— Неплохо, — кивнул собеседник.
— Неплохо, — согласился Федерхут, — и верно. Но здесь мы можем высказаться. Так что скажите мне — надеюсь ли я встретить в Голливуде тех лидеров антинацистского движения среди беженцев?
— Очень хорошо, я скажу, что это так. А вы?
— Естественно. Я надеюсь наладить там бесценные для нашего дела контакты. Этот Ф. Х. Вейнберг едва ли знает, с каким рвением я принимаю его приглашение. Печально, — нерешительно продолжал он, — что братья должны страдать; но мы были терпеливы достаточно долго. Шиллер ошибался в своей «Оде к радости». Миллионы не могут вечно терпеть ради лучшего мира — даже мужественно терпеть. Мы должны действовать.
— Мы должны действовать, — повторил его спутник.
Глава 3
Время: понедельник, 17 июля 1939 года
Место: Ромуальдо-драйв, 221б
Ромуальдо-драйв — одна из тех извилистых улочек, что переплетаются, подобно скопищу рыб-удильщиков, по склону холма к юго-востоку от Голливудской чаши.[27] Ф. Х. Вейнберг дёргал за все ниточки в Комиссии по городскому планированию, чтобы перекрестить Ромуальдо-драйв в Бейкер-стрит, но Комиссия осталась непреклонной. Ромуальдо — прекрасное, старинное, благородное испанское имя (утверждение, которое вряд ли стали бы оспаривать давно покойные индейцы, пострадавшие от плётки дона Диего Артуро Ромуальдо-и-Вегаса), а мы, «анхеленос», должны хранить свои традиции. Номера домов, впрочем, едва ли можно счесть предметами традиционного культа; и 221б было позволено стоять посередине квартала 2700, к радости всех поклонников Бейкер-стрит и сильнейшему замешательству почтальона.
Итак, «Иррегулярные силы с Бейкер-стрит» (точнее, те из них, кто смогли принять приглашение мистера Вейнберга) должны были обосноваться непосредственно в Голливуде, примерно в десяти минутах езды от киностудии «Метрополис». Впрочем, вопрос о претензиях Голливуда на существование в качестве особого объекта, может служить поводом для дискуссии. Как часть города Лос-Анджелеса он не имеет собственной политической сущности. Почтовая служба Соединённых Штатов такого города не знает. Большинство крупных студий давно уже переехали, расположившись с куда большим комфортом на открытых пространствах. Актёры и режиссёры живут там, где есть место для бассейнов и шанс стать почётным мэром. Заезжим охотникам на звёзд рекомендуется искать их в Беверли-Хиллз или полосе курортов, протянувшихся вдоль Сансет-бульвара по всему округу Лос-Анджелес.
Единственным, что отличает Голливуд от любой другой комфортабельной буржуазной общины города, остались отпечатки ног на входе в китайский ресторан Граумана на углу бульвара Голливуд и Вайн-стрит,[28] Мортон Томпсон[29] да закусочная «Браун Дерби», где люди беспрестанно поедают ланч, надеясь, что их примут за актёров другие люди, в свой черёд надеющиеся, что их примут за продюсеров.
Но «Метрополис-Пикчерз» доселе остаётся в Голливуде, в заброшенной Касабьянке. И в том же Голливуде, на Ромуальдо-драйв, 221б Морин была занята подготовкой жилища для «Иррегулярных сил с Бейкер-стрит».
— Это была твоя светлая мысль, Морин, — сказал ей мистер Вейнберг. — Так что дела сегодня же возьмёт на себя Фейнстейн. А ты займёшься этим.
И вот было уже четыре часа дня — прекрасного светлого дня, когда нужно валяться на пляже где-нибудь на солнышке, а ещё лучше сидеть под зонтиком у пивного фонтана, — приём
