Гастон Леру - Дама в черном
Уточнив таким образом на расстоянии все необходимые обстоятельства, Рультабиль пригласил меня воспользоваться тем комфортом, который международное общество спальных вагонов предоставляет в распоряжение своих путешественников. Он показал мне добрый пример и через полчаса уже сладко похрапывал, предварительно исполнив свой вечерний туалет столь же тщательно, как если бы находился у себя дома. Но мне не спалось.
В Авиньоне Рультабиль проснулся и, быстро одевшись, отправился в буфет выпить чашку горячего шоколада. Я не был голоден. Весь путь из Авиньона в Марсель мы провели молча.
При виде города, где он провел свои молодые годы, Рультабиль, чтобы отогнать тревогу, которая все увеличивалась по мере нашего приближения к цели путешествия, рассказал мне несколько старых анекдотов, не доставивших ему самому, как мне показалось, никакого удовольствия. Я не слушал его. Так мы доехали до Тулона.
Какое путешествие! Оно могло бы быть чудесным. Обычно я с удовольствием посещаю эти прекрасные края, лазурный берег, который кажется раем после снега, дождя, грязи, сырости и мрака, оставляемых в Париже.
Проехали Тулон, и наше нетерпение возросло еще больше. Поэтому мы не удивились, заметив на перроне в Каннах искавшего нас господина Дарзака. Он с женой и профессором Станжерсоном прибыл в Ментону накануне в десять часов утра и, тронутый теплой телеграммой, отправленной Рультабилем из Дижона и сообщавшей о нашем приезде, рано утром выехал из Ментоны в Канн, так как желал поговорить с нами наедине. Вид у него был мрачный и расстроенный.
— Несчастье? — спросил Рультабиль первым делом.
— Нет еще, — ответил господин Дарзак.
— Слава Богу, — вздохнул Рультабиль, — мы не опоздали.
— Спасибо, что вы приехали, — сказал господин Дарзак и пожал нам руки.
Когда мы вернулись в наше купе, он тщательно закрыл дверцу и опустил шторки, но заговорил только после того как поезд тронулся.
— Итак, он не умер!
— Вы в этом совершенно уверены? — перебил Рультабиль.
— Я видел его так же ясно, как вижу вас.
— А госпожа Дарзак тоже его видела?
— Увы, но следует испробовать все возможности и убедить ее, что это ей только показалось. Боюсь, что ее разум не выдержит нового испытания. Ах, друзья мои, судьба просто преследует нас! Что еще нужно этому человеку?
Я посмотрел на Рультабиля. Он был еще более мрачен, чем господин Дарзак. Случилось именно то, чего он так опасался. После недолгого молчания Робер Дарзак продолжал:
— Послушайте! Надо чтобы этот человек исчез. Это необходимо. Следует его изловить и выяснить наконец, чего же он хочет. Надо дать ему столько денег, сколько он потребует. Или я убью его! Полагаю, это будет самым простым. А вы как думаете?
Что мы могли ему ответить? Рультабиль, подавив усилием воли волнение, попросил нашего спутника успокоиться и рассказать, что же произошло после их отъезда из Парижа.
Как мы и предполагали, все случилось в Бурге. Выезжая из Парижа, Дарзаки заняли в спальном вагоне два смежных купе, которые соединялись между собой туалетной комнатой. В одном из купе оставили чемодан и дорожный несессер госпожи Дарзак, в другом — разместили весь остальной багаж и устроились сами. Новобрачные и профессор Станжерсон ехали вместе до Дижона, где вышли и пообедали в буфете. Времени было достаточно, так как они прибыли в 6-27, причем господин Станжерсон уезжал из Дижона в 7 часов 8 минут, а Дарзаки — точно в 7 вечера.
Пообедав, профессор попрощался с дочерью и зятем на перроне возле вокзала. Господин и госпожа Дарзак зашли в купе, где находился багаж, и до отправления стояли у окна, разговаривая с профессором. Поезд уже тронулся, а господин Станжерсон долго еще махал им рукой.
От Дижона до Бурга они не заходили в соседнее купе, где находился чемодан Матильды. Дверцу этого купе закрыли еще в Париже, как только уложили вещи, но проводник не запирал ее снаружи на ключ, а госпожа Дарзак не закрыла изнутри на задвижку. Она просто задернула стекло дверцы занавеской так, что из коридора нельзя было заглянуть внутрь купе. Дверца другого купе, где расположились путешественники, занавешена не была.
Все это Рультабиль быстро установил рядом точных вопросов, и обстоятельства путешествия Дарзаков до Бурга и господина Станжерсона в Дижон были для нас теперь полностью ясны.
По прибытии в Бург выяснилось, что отправление задерживается из-за аварии на линии. Супруги вышли на перрон, чтобы немного прогуляться, и тут господин Дарзак вспомнил, что забыл написать перед отъездом несколько срочных писем. Они зашли в ресторан, и Робер попросил подать ему письменные принадлежности. Матильда сперва посидела рядом, а затем поднялась и решила погулять перед вокзалом, пока он не закончит свою корреспонденцию. Муж пообещал к ней вскоре присоединиться.
Теперь предоставим слово самому господину Дарзаку.
— Я уже встал, чтобы пойти к Матильде, как вдруг увидел в дверях ресторана ее взволнованное лицо. «О Боже!» — воскликнула она и бросилась в мои объятия. Больше она ничего не могла произнести и сильно дрожала. Я убеждал ее, говорил, что ей нечего бояться, поскольку я рядом, и осторожно поинтересовался, что послужило причиной такого внезапного испуга. Она села, так как не могла держаться на ногах, а я предложил ей что-нибудь съесть. Однако Матильда была не в состоянии проглотить даже глоток воды, зубы ее стучали. Наконец, немного успокоившись, она рассказала, останавливаясь после каждой фразы и с ужасом посматривая по сторонам, что, покинув ресторан, не решилась далеко уходить, так как я должен был вот-вот выйти. На перроне она заметила через освещенные окна соседнего вагона проводников, которые стелили постели. Матильда вспомнила, что ее саквояж со всеми драгоценностями открыт, и решила пойти его запереть, не потому, что усомнилась в честности проводников, а из предосторожности, вполне естественной в таком путешествии. Войдя в вагон, она открыла дверцу купе, в которое мы не заглядывали после Парижа, и тотчас же громко вскрикнула. Никто ее не услышал, потому что в этот момент мимо проходил поезд. Что же случилось? Внутренняя дверца купе, ведущая в туалетную комнату, была приоткрыта, и в ее зеркальной стенке Матильда увидела… лицо Ларсана! Чудовищное видение! Она отшатнулась и бросилась бежать так быстро, что, покидая вагон, споткнулась и упала на колени. Поднявшись, она прибежала в ресторан в том состоянии, о котором я уже говорил. Сперва я ей не поверил, так как всеми силами своей души не желал верить в это ужасное происшествие, и потом, я должен был сделать вид, что в это не верю, опасаясь рецидива ее безумия. Я полагал, что виной всему возбужденное воображение, и предложил немедленно отправиться в купе и убедиться, что она стала жертвой галлюцинации. Жена страшно испугалась и заявила, что ни она, ни я никогда больше не вернемся в это купе и не станем продолжать путешествие этой ночью. Дыхание ее было прерывистым, а голос дрожал. Чем больше я убеждал ее, что подобное появление невозможно, тем настойчивее она уверяла меня в его реальности. Я напомнил, что она слишком мало видела Ларсана после драмы в Гландье и недостаточно запомнила его лицо. Вероятно, это был кто-то просто на него очень похожий. Матильда ответила, что узнает это лицо и через сто лет, ибо Ларсан дважды появлялся перед ней при незабываемых обстоятельствах. Первый раз после происшествия в Необъяснимой галерее, а во второй — в ее комнате, когда судебный следователь явился меня арестовать. И потом, это страшное лицо не переставало ее преследовать столько лет! Она поклялась своей и моей головой, что видела именно Бальмейера, с его бритым лицом и большим лбом. Бальмейера, оставшегося в живых! Она обнимала меня, как будто опасалась ужасной разлуки. Матильда направилась на перрон, затем, закрыв глаза рукой, бросилась в кабинет начальника вокзала, который, увидев несчастную, испугался не меньше меня. «Она сойдет с ума», — подумал я и объяснил смущенному чиновнику, что жена просто испугалась, оставшись одна в купе, и попросил за ней присмотреть, пока я разберусь, в чем дело. Однако едва я приоткрыл дверь, чтобы выйти, как тут же захлопнул ее за собой вновь. Потому что я тоже увидел Ларсана! Увы, у жены не было галлюцинации. Ларсан находился там, на перроне, за этой дверью.
Произнеся это, Робер Дарзак на минуту замолчал, как будто воспоминание об этой встрече лишило его сил продолжать рассказ. Затем он провел дрожащей рукой по лбу и заговорил вновь:
— Прямо перед дверью начальника вокзала висел газовый рожок, и под этим рожком стоял Ларсан. Конечно, он нас подстерегал. И, необычайная вещь, он и не думал прятаться! Напротив, казалось, он делал все, чтобы его увидели. Движение, которым я захлопнул дверь при виде Ларсана, было чисто инстинктивным. Когда я вновь открыл дверь, желая подойти к негодяю, он уже исчез. Начальник вокзала, вероятно, решил, что имеет дело с двумя сумасшедшими. Матильда смотрела на меня широко открытыми глазами, не произнося ни слова, как лунатик. Немного придя в себя, она поинтересовалась, далеко ли от Бурга до Лиона и когда туда идет ближайший поезд. Одновременно она попросила меня перенести наш багаж, желая как можно скорее встретиться с отцом. Не находя другого способа ее успокоить, я сделал все, как она просила. Увидев Ларсана своими глазами, я понял, что наше путешествие более невозможно. Надо ли говорить, мой друг, — прибавил Дарзак, поворачиваясь к Рультабилю, — какая серьезная опасность нам теперь угрожает? Опасность таинственная и мрачная, от которой вы один можете нас уберечь, если еще не поздно. Все происшествие длилось не более четверти часа. Матильда была мне признательна за то, что я без возражений согласился немедленно встретиться с ее отцом, и почти успокоилась, узнав, что через несколько минут отправляется поезд, который останавливается в Лионе около десяти часов вечера. Сверившись с расписанием, мы убедились, что в Лионе увидим господина Станжерсона. Матильда благодарила меня так горячо, как будто именно я устроил это совпадение, и облегченно вздохнула, увидев прибывающий поезд. Однако при посадке, пересекая перрон и минуя газовый рожок, где я заметил Ларсана, она вновь едва не потеряла сознание. Я быстро обернулся, но ничего подозрительного не заметил. Я поинтересовался у нее, что случилось, но не получил ответа. Ее волнение все возрастало, и она умоляла меня не уединяться, а сесть в купе, где уже находились пассажиры. Под предлогом присмотреть за багажом, я оставил ее на минуту среди этих людей и бросился на телеграф — отправить вам телеграмму. Я не сказал об этом Матильде, чтобы не укреплять ее веру в возрождение Ларсана. Открыв ее саквояж, мы убедились, что к драгоценностям никто не прикасался, и решили сохранить все происшедшее в тайне от господина Станжерсона. Для старика это могло иметь фатальные последствия. Он был чрезвычайно удивлен, увидев нас на вокзале в Лионе. Матильда рассказала ему об аварии на железной дороге, прервавшей нашу поездку, и сообщила, что мы решили провести вместе с ним несколько дней у Артура Ранса и его жены, о чем наш старый друг неоднократно просил.
