Найо Марш - Смерть пэра
— А вот и Майк, — заметила Фрида.
Майк вернулся, все еще прыгая на одной ножке и напевая:
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,Я у-пал-намо-ченный!Тра-ля-ля, тра-ля-ля, а встал совсем сухой!Хоп-ля-ля, хоп-ля-ля,Вексель наш просроченный...
— Заткнись, — хором приказали братишке Стивен и Колин. — Ты что имеешь в виду? Он здесь, что ли?
— Не-а, — прошептал Майк. — Это прибыл ейный багаж.
— Так не говорят: «ейный», — поправил Стивен. Майк стал подскакивать на одной ножке перед близнецами, напевая:
Два беленьких мальчикаПохожи, как два пальчика,Одетые в зеленое, как пара лягушат...
Колин взял Майка за плечи, а Стивен схватил его за ноги. Вдвоем они раскачали и кинули визжащего от восторга братишку на диван.
— Два беленьких мальчика! — упрямо вопил Майк. — А спорим, она вас не различает: кто из нас кто! А, Робин? — Он посмотрел на Роберту обаятельным лучистым взглядом. — Правда же?
Близнецы повернулись к ней и вопросительно подняли брови.
— Так как же, Робин? — спросили они.
— Только когда вы говорите, — ответила Роберта.
— Вообще-то я теперь почти не заикаюсь, — заявил Стивен.
— Конечно, но голоса у вас разные, Стивен. И даже когда вы молчите... нужно только посмотреть за уши.
— У-У-У. — разочарованно протянул Майк, — так нечестно. Она знает секрет — эта нахальная родинка у Стивена все портит... У Стивена такой вид, словно он не вымыл за ухом, ме-е-е!
— Пошли-ка к тебе в комнату, — сказала Фрида. — Майк совсем расхулиганился, а угроза бэйлифа вроде миновала.
2Роберте понравилась ее комната в квартире двадцать шесть. Как и говорила леди Чарльз, на самом деле это была прихожая, но в ней тяжелой шторой отгородили проход, по которому должны пробираться остальные, чтобы попасть к себе в спальни. Фрида показала ей остальные комнаты двадцать шестой квартиры, которая состояла из одних спален, а нянюшка Бернаби жила в бывшей кухне, где могла готовить бесчисленные чашки овальтина[4], которые она все еще насильно вливала в Миногов перед сном. Нянюшка сидела перед электрической плитой, превращенной ее стараниями во что-то вроде письменного стола. В волосах у нее заметно прибавилось седины, лицо покрылось сеточкой морщин. Роберте подумалось, что все добрые и злые деяния юных Миногов оставили свои следы только на этом единственном лице. Нянюшка раскладывала пасьянс и встретила Роберту так, как будто с их последней встречи прошло не четыре года, а четыре дня.
— Нянюшка, — промолвила Фрида, — дела наши плохи. Мы снова залегли на дно, и вот-вот появится бэйлиф.
— Некоторые люди... они ни перед чем не остановятся, — не совсем понятно, но грозно произнесла Нянюшка.
— Ну да, конечно, но я их понимаю: им же нужно вернуть свои денежки.
— Ну что ж, пусть тогда его светлость им заплатит, и делу конец.
— Боюсь, Нянюшка, денег у нас сейчас совершенно нет.
— Глупости, — отрезала Нянюшка. Она посмотрела на Роберту и сказала: — А вы совсем и не выросли, мисс Робин.
— Верно, Нянюшка. Мне кажется, я больше и не вырасту. Мне ведь уже двадцать, как вы знаете.
— Вы с мисс Фрид ровесницы, а посмотрите, как она вытянулась. Вас подкормить надо.
— Нянюшка. — сообщила Фрида, — завтра приедет дядя Габриэль.
— Хм, — откликнулась Нянюшка.
— Будем надеяться, что он вытащит нас из этой передряги.
— Так ведь его собственная плоть и кровь в беде...
В дверь заглянул Генри. Судя по суровому взгляду, которым одарила его Нянюшка, Роберта поняла, что он по-прежнему был Нянюшкиным любимчиком.
— Привет, миссис Бернаби, — сказал он. — Слышали новости? Мы попали в переплет.
— Не первый раз, мистер Генри, и не последний. Придется брату его светлости уладить это дело.
Генри пристально посмотрел на свою старую няню и покачал головой.
— Если не уладит, по-моему, мы и впрямь с треском разоримся.
Нянюшкины руки с распухшими ревматическими суставами невольно дернулись.
— С тобой все будет в порядке, Нянюшка, — добавил Генри. — Мы ведь устроили тебе пожизненную пенсию, правда же?
— Я не про то думаю, мистер Генри.
— Это уж точно, я так и знал. Это я подумал про пенсию.
Нянюшка нацепила очки с толстыми стеклами и пошла на Генри.
— А ну-ка быстренько покажите язык, — приказала она.
— Да какого дьявола?
— Делайте как велено, мистер Генри. Генри высунул язык.
— Так я и знала. Подойдите ко мне перед сном, вечером. У вас желчь разлилась.
— Что за ерунда!
— А у вас всегда так: как плохое настроение, так уж точно — желчь разлилась.
— Нянюшка!
— А что ж вы несете чушь про всякие вещи, в которых ничего не смыслите? Его светлость — тот, другой, — скоро покажет всяким негодникам, где раки зимуют.
— Это ты про нас?
— Чепуха на постном масле. Вы знаете, о чем я. Мисс Робин, за ленчем выпейте стакан молока, а то вы перевозбудились.
— Хорошо, Нянюшка, — послушно кивнула Роберта. Нянюшка вернулась к своему пасьянсу.
— Аудиенция окончена, — сообщил Генри.
— Я, наверное, распакую вещи, — сказала Роберта.
— Оставьте мне, что надо погладить, — предложила Нянюшка. — Я все сделаю.
— Спасибо, Нянюшка, — ответила Роберта и отправилась к себе в комнату.
Наконец она осталась одна. Пол качался у нее под ногами, как будто море, которое пять недель властвовало над девушкой, не так легко отпускало ее. Оно напоминало о себе физически, и это было очень странно, потому что путешествие казалось уже страшно далеким. Роберта принялась распаковывать вещи. Платья, которые она покупала в Новой Зеландии, перестали ей нравиться, а дела и проблемы Миногов заняли ее настолько, что о собственных она думать не могла. За последние четыре года Роберта превратилась из подростка в женщину. Чувства и переживания, которые обычно этому сопутствуют, были нарушены трагедией. Два месяца назад, когда мечты, тоска и порывистость подростка еще не улеглись, погибли родители Роберты. Все ее чувства словно побило морозом. Она переживала свое горе, но скорее разумом, чем сердцем. Позже, немного оттаяв, Роберта обнаружила, что с ней произошло нечто неожиданное: ее чувства, которые она раньше так щедро раздаривала, откристаллизовались, и она поняла, что охладела к большинству своих друзей. Она сделала еще одно открытие: даже по прошествии четырех лет сердце ее принадлежало невероятному семейству, которое теперь жило на другом конце света. Мысли ее вернулись к «Медвежьему углу», и ей очень захотелось оказаться вместе с Миногами. Пусть они рассеянные, неустроенные, достойные порицания — Роберта знала, что они подходят ей. И, как ей казалось, она подходит им. Когда сестра ее отца написала ей и предложила племяннице переехать в Англию и поселиться у нее, Роберта с радостью согласилась, поскольку с той же почтой пришло письмо от леди Чарльз Миног, всколыхнувшее в девушке прежнюю любовь к этой семье. Когда выяснилось, что они должны встретиться снова, ей стало страшно, что они будут относиться к ней как к неприятному напоминанию о прошлой колониальной жизни. Но, увидев на пристани Фриду и Генри, она почувствовала себя увереннее, а теперь, убирая последние свои неэлегантные вещи в ящик комода, где уже лежали бренные останки игрушечной железной дороги, Роберта ощутила странное чувство, словно это она стала гораздо старше, а юные Миноги только вытянулись ростом.
«А во всем остальном, — подумала Роберта, — они ни капельки не изменились».
Дверь открылась, и вошла леди Чарльз. Она уже переоделась. Седые волосы ее сияли и вились мелкими кудряшками, худощавое лицо было почти незаметно напудрено, она выглядела просто восхитительно.
— Как дела, старушка Робин Грей? — спросила она.
— Я так счастлива...
Леди Чарльз включила электрообогреватель, пододвинула к себе кресло, натянула короткую юбку на колени и закурила. Роберта с теплым чувством узнавания увидела все эти признаки надвигающейся задушевной беседы.
— Надеюсь, дорогая, тебе будет не слишком неуютно, — сказала леди Чарльз.
— Шарло, милая, я просто на седьмом небе.
— Нам бы так хотелось, чтобы ты пожила у нас подольше. Какие у тебя планы?
— Понимаешь, — ответила Роберта, — моя тетя очень любезно предложила мне стать чем-то вроде ее компаньонки, но мне кажется, что я должна найти работу. Я хочу сказать — настоящую работу. Так что, если она согласится, я собираюсь стать секретаршей в дирекции магазина или, на худой конец, в какой-нибудь конторе. Я научилась стенографировать и печатать.
— Посмотрим, что можно сделать. Но сперва, разумеется, ты должна хотя бы немного развлечься.
— Мне бы ужасно хотелось хоть немного развлечься, но у меня совсем мало денег. Примерно двести фунтов в год. Так что мне придется очень скоро начать работать.