Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень
– Слушаюсь. Итак, я в свою очередь пытался узнать истинную ценность этих писем…
– До сих пор это вам не удавалось, – напомнил я.
– Совершенно правильно. Но в прошлом году, когда я в связи со своими делами поехал в столицу, один знакомый посоветовал сдать документы на повторную экспертизу. Дело в том, что в последние годы некий профессор Петерсен завоевал огромный авторитет, изучая найденные в пещерах Мертвого моря рукописи эссенской секты. Профессор заинтересовался и согласился взять письма на анализ…
– Вы говорите, это было в прошлом году, – удивился я. – Что же вы мне в прошлый раз не рассказали об этом?
– Дело в том, что, когда я, спустя неделю, приехал за ответом, профессор находился в экспедиции. Насколько я понял, он намеревался перерыть библиотеки всех находящихся на Синайском полуострове монастырей в поисках праевангелии… А сегодня я открываю последний номер «Месячного обзора», почтальон принес мне журнал еще вчера, но до сих пор не было времени заглянуть в него… Открываю и почти теряю сознание! – прерывисто дыша, Хуго Александер упал в кресло.
Приведшую его в такое возбуждение статью профессора Петерсена я прочел чуть позже.
Профессор выражал убеждение, что апокрифические письма следует датировать IV веком. Их истинным автором, но мнению профессора, был, очевидно, живший в Египте приверженец епископа Ариана. Арианцы в те времена ревностно оспаривали господствующую религиозную ориентацию римских епископов.
В пользу своего заключения профессор приводил в основном два аргумента. Во–первых, лжеписьма Христа содержали некоторые постулаты, придававшие учению арианцев якобы ортодоксальный характер.
Второй аргумент – даже легкомысленному, небрежному фальсификатору XVIII столетия не пришло бы в голову использовать для фальшивки папирус. Тогда уже было хорошо известно, что в легендарные времена Иисуса Христа в Иудее пользовались пергаментом. В противоположность Египту, где куда большая потребность в писчем материале удовлетворялась за счет дешевого сырья – волокон нильского тростника. По этой причине в Египте папирус использовали вплоть до VII века.
– Прочитав статью, я немедленно позвонил профессору Петерсену, – рассказал дальше Хуго Александер. – И знаете, что мне сказал профессор? Точную сумму можно будет определить лишь после тщательного дополнительного анализа. Но он знает коллекционера, который уже сейчас, не дождавшись окончательных результатов, готов выложить на стол 100 тысяч!
– Поздравляю! – любезно сказал я, пытаясь скрыть зевоту. Я взглянул на часы и с некоторым удивлением сообразил, что еще не так уж поздно. Все–таки на меня навалилась такая усталость, что, не будь гостя, я тут же рухнул бы в постель.
– Сто тысяч? – Оливер Дэрти прищелкнул языком, как будто вкушая специфические кулинарные достоинства этой суммы.
– Ну, может быть, не все сто тысяч, но пятьдесят тысяч наверняка, – Хуго Александер немного смутился.
– Разве это деньги? – Дэрти сказал это таким тоном, будто сплюнул на пол. – Вот я, благодаря Альберту Герштейну, действительно заработаю такую кучу, что смогу при желании купить всю вашу Александрию со всеми потрохами!
– Благодаря Альберту Герштейну? – Хуго Александер казался весьма удивленным. – Мне ведь рассказывали, будто он… Кстати, кому–нибудь из вас известно, какая связь между ограблением банка и пропавшим автобусом?
– Что за автобус? – не понял Дэрти.
– Автобус, которым пользовалась ваша съемочная группа, господин Дэрти! Тот самый, на котором статисты и исполнители мелких ролей возвращались из банка на консервный завод после съемок.
– Вы хотели сказать – после грабежа, – поправил я. – По дороге кончилось горючее, автобус бросили, если не ошибаюсь, неподалеку отсюда.
– Знаю, я сам видел автобус, – сказал Хуго Александер. – Это было вчера. Сегодня его уже там нет.
– Почему же вам кажется, что это обстоятельство как–то связано с ограблением? – настойчиво спросил Дэрти.
– Это ведь ясно, – Хуго Александер отвечал как будто невпопад: – Вы же знаете, что Александр Луис работает в «Александрийском герольде» уголовным репортером.
– Ну, и что из того?
– Персонал гостиницы рассказывал мне, что сегодня, пока меня не было, он тут околачивался. Расспрашивал про автобус владельца бензоколонки и моих сотрудников.
– Ко мне, между прочим, тоже заходил, – угрюмо проворчал Дэрти.
– К вам он тоже приставал с расспросами про автобус? – осведомился Хуго Александер.
– Ничего подобного! Он все лез в душу относительно самого ограбления! – зло прошипел Дэрти. – Хоть снаружи и отшлифован как фальшивый бриллиант, а глуп, как маринованная селедка! Надеялся выудить нечто такое, что потом могло бы пригодиться в качестве петли. Просто комедия! Этот тип, должно быть, думает, что я устрица: достаточно сунуть между створками ножик, и – готово, кидай только в рот!
– И что же ты ему сказал? – спросил я, стараясь не выдать любопытства.
– Ничего! Да и что я мог сказать? Слава богу, я ничего не знаю. Но даже если бы знал, неужели я бы ему доверил свои секреты? Он ведь не священник, а я не грешник, бегущий рысью исповедоваться.
– Какое счастье! – Хуго Александер внезапно хлопнул себя по лбу, чуть не сбив очки с носа.
– О чем это вы? – бросил на него подозрительный взгляд Дэрти.
– Счастье, что я не доверил эти письма банку. Если бы они хранились у Ионатана Крюдешанка, я, прочитав заключение профессора Петерсена, наверняка лишился бы с горя рассудка. Сейчас я, слава богу, смогу, наконец, погасить свой долг. Отдам Крюдешанку заем со всеми процентами, и пусть он меня…
– Гангстеры не тронули частных депозитов, – заметил Дэрти.
– Это не имеет особого значения, – Хуго Александер пожал плечами. – Все равно у меня не было бы ни одной спокойной минуты. Узнай Ионатан Крюдешанк, что в одном из частных сейфов хранятся эти письма, он бы не остановился ни перед чем, лишь бы завладеть ими.
– Ионатан Крюдешанк? – переспросил я.
– Именно он. В его глазах эти письма являются самой что ни на есть священной реликвией, на которой, в сущности, и основывается все учение о третьем пришествии Иисуса Христа.
– Мне кажется, что вы слишком плохого мнения о нем, – возразил я. – Едва ли Ионатан Крюдешанк способен совершить кражу.
– Вы, должно быть, считаете его святым? – Хуго Александер язвительно рассмеялся. – Я уже сейчас готов плясать от радости, представляя себе, как вытянется его физиономия, когда он прочтет статью профессора Петерсена. Очень надеюсь, что после этого Ионатан угодит в больницу.
– Он уже и так весьма недалек от больничной палаты, – сказал я. – Не думаю, что ему в ближайшее время захочется читать журналы.
– Жаль, очень жаль, – казалось, Хуго Александер весьма опечален, хотя отнюдь не из–за плохого состояния здоровья Ионатана Крюдешанка. – Но рано или поздно он все–таки ознакомится с заключением профессора Петерсена, и тогда от него останется лишь горсточка пыли.
– Если он такой фанатик, сомневаюсь, сумеет ли какой–то профессор поколебать его убеждения, – сказал я, пытаясь умерить оптимизм Хуго Александера.
Он действительно сник.
– Может быть, вы действительно правы, – признался он. – Не даром про таких сказано «Блаженны верующие…» Например, Пророк! Тот, по–моему, вообще не имеет привычки что–либо читать. Попробуй такому типу втолковать, что письма, хотя и являются исторической ценностью, все же подложны…
– Пророк тоже интересовался этими письмами? – спросил я.
– Еще как! Сегодня с утра снова пришел взглянуть на папирус. Даже похвастался, что почерк Иисуса Христа весьма напоминает его собственный. Пророк глядел на письма с таким вожделением, что я поспешил спрятать их в шкаф.
– От него вы так легко не избавитесь, – проворчал Дэрти. – Вам никто не говорил про его вторичный визит?
– Сегодня?
– Ну да. Примерно час тому назад. Я видел, как он довольно долго бродил под вашими окнами… – Взглянув на часы, Дэрти поправился. – Нет, пожалуй, прошло с тех пор уже часа два…
– Бродил под моими окнами?
– Вероятно, дожидался вашего приезда… Мне он тоже нанес визит… Честно говоря, – Дэрти задумался, – сейчас я вовсе не уверен, в ком он больше заинтересован: в вас или во мне.
Я опять зевнул, на сей раз так громко, что даже Хуго Александер не преминул это заметить.
– Ради бога, извините, – он проворно встал. – Так хотелось поделиться с кем–то своей радостью. Все! Все! Я уже ухожу. Спокойной ночи, господа!
Хуго Александер убежал, в спешке забыв на моей кровати свой журнал.
Несмотря на усталость, я все–таки решил сначала освежиться под душем. Обычно это обеспечивает мне крепкий сон. Прошлую ночь я провел довольно тревожно. У меня были основания опасаться, что еще одна такая ночь, и я буду чувствовать себя совсем разбитым.