Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень
– Да, вышел из дома без зонтика и утонул в страшном александрийском потопе.
За этой высказанной в юмористическом тоне фразой последовала многозначительная пауза. Когда она закончится, я не стал дожидаться, а поспешно попрощавшись, выскочил на улицу. И только там вспомнил, что нахожусь в городе, где без зонтика обходятся только такие люди, как сумасшедший Пророк или не совсем понятный Луис.
Возвращаться не хотелось. Если бы Наполеону довелось забыть свою знаменитую треуголку на поле Ватерлоо, едва ли ему пришло бы в голову вернуться на место своего поражения и обратиться к победителю с просьбой вернуть ему шляпу.
Но когда я, подняв воротник пальто и проклиная все на свете, уже нырнул в александрийский водопад с мужественным намерением добежать до ближайшего галантерейного магазина, где продаются зонтики, меня догнал один из телохранителей Винцента Басани.
Ангел–спаситель протянул зонт, сопровождая это изысканно вежливой фразой:
– Насколько я понимаю, шеф очень озабочен, как бы вы не схватили насморк!
18
Я поехал к Грегору Абушу, но дома его не застал. Единственным обитателем квартиры оставался Президент. Увидев меня, пес передними лапами стал на подоконник, всячески давая понять, что будет рад моему посещению.
К сожалению, Президент, который, если верить его хозяину, умел открывать холодильник, еще не научился отпирать двери. Да и едва ли Президент смог бы растолковать, где сейчас находится начальник полиции.
В управлении полиции мне повезло ничуть не больше. Единственное, чем сержант Александер мог меня обрадовать, была собственноручная записка Грегора Абуша.
«Уезжаю в Новый Виндзор. Вернусь поздно вечером. Без меня ничего не предпринимайте! Сержант, я уже второй день забываю накормить Президента. Оставляю вам ключи и деньги. На этот раз купите сосиски, хотя он их терпеть не может. Имея в виду, что мои мизерные сбережения перекочевали из сейфа «Палаты Гермеса“ в карман грабителей, а где они сейчас находятся, ведомо одному богу, Президенту пора перейти на режим экономии».
Я вышел из полицейского управления в еще более возбужденном состоянии, нежели раньше. Во мне бурлила лихорадочная жажда деятельности, которую даже льющий как из ведра холодный дождь не смог остудить.
Следовало по возможности быстрее информировать Грегора Абуша о моей беседе с Александром Луисом и Винцентом Басани, чтобы объединенными усилиями разгрызть орешек. Возможно, станет наконец ясно, по какому пути должно пойти следствие.
До сих пор все усилия лишь вели нас в тупик. Сейчас, по крайней мере мне так казалось, проглядывало несколько выходов из него и вместе с тем предстояло решить рискованную, весьма ответственную задачу – сделать правильный выбор. Если мы, направляясь по одному из возможных следов, придем к заключению, что ошиблись, нам придется возвращаться к исходному пункту. А тогда весьма вероятно, что мы опоздаем.
Я уже задумывался над тем, не поехать ли мне самому в Новый Виндзор. Но шанс найти Грегора Абуша в городе, население которого десятикратно превышало популяцию маленькой Александрии, был настолько ничтожен, что, немного поостынув, я расстался с этой сумасбродной затеей.
Зато я не без пользы посетил издателя газеты «Александрийский герольд», а после этого по междугороднему телефону соединился с редакцией одного столичного издания. Из телефона–автомата я вышел в приподнятом настроении. До мотеля «Авгиевы конюшни» я добрался поздно вечером. Сквозь тьму, которая из–за тугих водяных струй казалась еще более густой, подобно расплывчатым светлым пятнам мерцали фонари.
Скользкий от дождя, грязный гудрон, терявшийся местами под двухфутовым слоем воды, почти непроглядный мрак, в котором лучи фар застревали как тупой нож в зачерствевшей буханке хлеба, предъявляли к водителю автомобиля немалые требования.
Я понимал, что следует быть осмотрительным. Но, признаться, снизить скорость заставила меня вовсе не угроза аварии. Куда худшим злом, чем возможность столкнуться с другой машиной или наехать на фонарный столб, мне представлялась в эту минуту необходимость встретиться с Оливером Дэрти. Я полагал, что в ограблении банка ему скорее всего досталась проигрышная, чем выигрышная роль. Интуитивно (не говоря уже о чисто логических выводах) я не сомневался, что он замешан в преступлении.
Едва ли это обстоятельство должно было так сильно повлиять на мое отношение к нему. Разве я не знал, что Оливер Дэрти неоднократно зарабатывал деньги при помощи грязных, по существу незаконных махинаций. Разве не знал, что каждый раз ему удавалось вынырнуть после этого не только сухим из воды, но и с крупным барышом. Он и сам никогда не пытался скрывать свое циничное отношение к закону. Еще недавно я смотрел на это сквозь пальцы, руководствуясь утилитарной философией, которой меня, прививая ее постепенно в небольших дозах, научила действительность. Эта весьма полезная житейская философия в данном случае гласила: не пристало оставшемуся без работы неудачнику кидать камень в счастливца, которой к тому же в состоянии обеспечить неудачника.
Но все имеет свои пределы. После произошедших событий мой несостоявшийся дебют на поприще режиссера документального фильма отложен до ссудного дня. Следует предположить, что Оливеру Дэрти придется отказаться от своего замысла сделать из Альберта Герштейна знаменитого певца. Он будет также вынужден свести на нет связанную с этим рекламную кампанию. В общем, ясно, что в моих услугах больше не нуждаются.
Сейчас более чем когда–либо на меня навалилась необходимость свести до минимума свои расходы. Несмотря на это, я был бы готов оплачивать отдельную комнату из собственного кармана, лишь бы избавиться от в высшей степени неприятного общества Оливера Дэрти.
Однако я вовремя вспомнил уговоры Грегора Абуша. Он просил меня оставаться в одном номере с Дэрти. Дэрти, по мнению начальника полиции, раньше или позже обронит нечто, касающееся его роли в ограблении банка.
Сначала я категорически отказывался. Но, в конце концов, дал себя уломать. Мое страстное желание решить это запутанное уравнение со многими неизвестными перевешивало нежелание контактировать со своим соседом по комнате. Успокаивала мысль, что мое пребывание в Александрии не затянется дольше, чем всего на несколько дней.
Тяжело вздохнув, я поставил свой залепленный грязью «Триумф» в гараж мотеля. Помыть автомобиль сил не хватало. Минут десять я сидел неподвижно, положив голову на баранку, совершенно забыв, где нахожусь.
В мыслях я уже снова бродил по мрачным бетонным ущельям большого, слишком шумного и слишком механизированного города – усталый человек, обреченный судьбой с раннего утра до позднего вечера преодолевать марафонскую дистанцию в поисках работы, все равно какой.
Перед глазами уже маячил неизбежный финиш: магазин подержанных автомобилей, владельцу которого я вынужден буду продать свой «Триумф», которым так гордился. За ничтожную сумму, которая поможет хоть еще несколько месяцев кое–как сводить концы с концами.
Свой зонтик я забыл в автомобиле, и когда за мной захлопнулись ворота гаража, александрийский потоп набросился на меня со свистом и ревом. Не прошло и секунды, как я промок до мозга костей.
И тут внезапно что–то сбило меня с ног. Это не был порыв ветра. С трудом поднявшись, я сначала услышал голос, а лишь потом заметил темную фигуру, удаляющуюся в сторону шоссе.
Это был не кто иной, как Пророк!
После этой неожиданной встречи, заставившей на миг даже забыть, что при падении я с ног до головы вывалялся в грязи, номер мотеля показался мне особенно светлым и уютным.
Как только я показался на пороге, Дэрти испуганно крикнул:
– Как ты выглядишь! Черный, как негр! Немедленно залезай в ванну!
Полчаса спустя, одевшись в пижаму, согревая внутренности грогом, который Дэрти на скорую руку приготовил из басановского виски, горячей воды и грейпфрутового сока, я сидел в кресле, чувствуя себя уже почти нормальным человеком.
Мобилизовав всю свою волю, я даже нашел в себе достаточно энергии, дабы, выполняя задание Грегора Абуша, начать с Дэрти внешне безобидный разговор о событиях в банке.
– Оставь меня в покое! – Оливер Дэрти отчаянно замахал руками, словно пытаясь отогнать нечистую силу. – Ничего не знаю и знать не хочу! Какого черта я вообще связался с этой треклятой Александрией! – Дэрти почти плакал. – Здесь все спятили с ума! Все! Ты его, должно быть, встретил?
– Кого?
– Ну, того безумца!.. Приходит ко мне одетый в лохмотья шизофреник, который воображает себя супергениальным композитором, музыкальным исполином двадцатого столетия, и, попробуй угадать, что он, нахал, сказал мне?
– Предложил одну из своих коммунальных жен? – довольно плоско пошутил я.
