Элизабет Джордж - Картина без Иосифа
— Больше он ни с кем не говорил в тот день по телефону?
— Насколько мне известно, нет.
— Он сердился? Срывался на крик?
— Голос у него был усталый.
— После этого вы его не видели?
Она покачала головой. После этого она принесла чай в кабинет, но викарий удалился в спальню. Она пошла туда, позвала пить чай, но он отказался.
— Я сказала — вы ни крошки еще сегодня не ели, викарий, поешьте хоть что-нибудь, я не уйду, пока вы не попробуете эти вкусные тосты. Наконец он открыл дверь. Он был одет, постель заправлена, но я знала, что он делал.
— Что?
— Молился. У него в углу было место для молитвы, с Библией и ковриком для коленопреклонения. Там он и был.
— Откуда вы знаете?
Она потерла пальцем колено и объяснила:
— Его брюки были сильно измяты в тех местах, которые касаются коврика.
— Что он вам сказал?
— Что я, мол, добрая душа, но беспокоиться не нужно. Я спросила, не заболел ли он. Он ответил, что нет.
— Вы поверили ему?
— Я сказала, что он изматывает себя этими поездками в Лондон. Понимаете, он только вернулся оттуда, накануне днем, и выглядел очень усталым, как всегда, когда возвращался оттуда. И сразу начинал молиться. Я даже удивлялась. Ну что такого он делал в Лондоне, чтобы так устать. Может, дорога его изматывала. Ему надо было добраться до станции, купить билет, делать пересадки. Все это утомительно.
— Куда он ездил в Лондон? Зачем?
Этого Полли не знала. То ли по церковным делам, то ли по личным — викарий никогда не рассказывал. Полли могла им сообщить только одно — останавливался он всегда в отеле неподалеку от Юстон-стейшн. Она вспомнила. Интересует ли их, как он называется?
Разумеется, если можно.
Она стала подниматься с кресла и задохнулась от боли.
— Простите, — сказала она. — Я здорово ушиблась. Неуклюжая корова. — Она потихоньку сползла с кресла и оттолкнулась руками, вцепившись в подлокотники.
Линли наблюдал за ней, хмурился, отметив, как странно она придерживала на груди пуловер. Она не выпрямлялась во весь рост. А при ходьбе волокла правую ногу.
— Полли, кто приходил к вам сегодня? — резко спросил он.
Она остановилась как вкопанная.
— По-моему… — Она наморщила лоб и уставилась в пол, будто усиленно припоминая. — Нет. Никого не было.
— Я вам не верю. Ведь вы не упали, верно?
— Упала. Ушибла спину.
— Кто это был? Может, мистер Таунли-Янг? Решил поговорить с вами о тех случаях озорства, которые творятся в Коутс-Холле?
— В Холле? Нет, — искренне удивилась она.
— Значит, насчет последнего вечера в пабе? О мужчине, с которым вы сидели? Ведь это его зять, не так ли?
— Нет. То есть да. Это был Брендан, верно. Но мистер Таунли-Янг сюда не заходил.
— Тогда кто?…
— Я упала. Грохнулась. Поделом мне, впредь буду более осторожной. — Она вышла из комнаты.
Линли вскочил на ноги и подошел к окну. Оттуда шагнул к книжной полке. Потом снова к окну. Под подоконником шипел настенный радиатор, настойчиво и раздражающе. Он попытался повернуть ручку. Она не поддавалась. Он схватил ее крепче, напрягся, обжег руку и выругался.
— Томми.
Он повернулся к Сент-Джеймсу, оставшемуся на софе.
— Кто? — спросил он.
— Пожалуй, более важно — зачем?
— Зачем? Ради бога…
Голос Сент-Джеймса был тихим и абсолютно спокойным.
— Сам посуди. Приезжает Скотленд-Ярд и начинает задавать вопросы. Все должны придерживаться уже установленной версии. Возможно, Полли отказалась. Возможно, кто-то это знает.
— Господи, дело даже не в этом, Сент-Джеймс. Кто-то избил ее. Кто-то…
— Ясно как день, но она не желает говорить. Может, боится. Может, выгораживает кого-то. Мы не знаем. В данный момент гораздо важнее, связано ли то, что с ней случилось, со смертью Робина Сейджа.
— Ты говоришь как Барбара Хейверс.
— Кто-то ведь должен так говорить. Полли вернулась с клочком бумаги.
— Гамилтон-Хаус, — сказала она. — Вот телефон.
Линли сунул бумажку в карман.
— Сколько раз мистер Сейдж ездил в Лондон?
— Четыре. Может, пять. Могу заглянуть в его ежедневник, если вам нужно знать точно.
— Он еще здесь?
— Все его вещи здесь. В его завещании изъявлена воля, чтобы все его вещи были отданы на благотворительность, но не сказано на какую. Церковный совет велел все упаковать и хранить, пока они не примут решение, куда их отправить. Может, хотите на них взглянуть?
— Если можно.
— В кабинете.
Она опять повела их по коридору, мимо лестницы. Очевидно, она только что вытерла пятна на ковре, так как Линли заметил влажные полоски, которых не видел, когда они вошли в дом: возле двери и неровный след до лестницы, где вымыта была и стена. Рядом с урной, стоявшей напротив лестницы, лежал клочок цветной ткани. Когда Полли прошла, Линли поднял его. Это был газ, расшитый золотыми нитками. Вроде индийских платьев и юбок, которые часто продаются на открытых рынках. Он задумчиво повертел его в пальцах, ощутив необычную жесткость, и поднес к свету, который Полли включила, когда они шли в переднюю часть дома. Материал был сплошь в ржавых пятнах. По краям висели нитки — он был оторван от большого куска. Линли рассмотрел его, сунул в карман и последовал за Сент-Джеймсом в кабинет викария.
Полли остановилась у письменного стола. Зажгла на нем лампу, но расположилась так, чтобы ее волосы отбрасывали косую тень на лицо. Комната была заполнена картонками, снабженными надписями. Одна была открыта. В ней лежала одежда; возможно, и брюки, которые надела Полли.
— Много у него было вещей, — заметил Линли.
— Стоящих мало. Просто он не любил ничего выбрасывать. И если я собиралась что-то отправить в мусорный контейнер, приходилось класть эту вещь на его стол, на рабочий поднос, чтобы он разрешил. Он хранил буквально все, особенно то, что было связано с Лондоном. Музейные билеты, одноразовый проездной на метро. Словно сувениры. И вообще собирал всякие странные вещи. Бывают такие люди, верно?
Линли прошелся вдоль коробок, читая наклейки. «Просто книги, книги для туалета, приходские дела, гостиная, церковное облачение, обувь, кабинет, письменный стол, спальня, проповеди, журналы, странные вещи…»
— Что это? — спросил он о последней коробке.
— Вещи из его карманов, вырезки. Театральные программки. Всякая всячина.
— А где ежедневник?
Она показала на коробки, помеченные как «кабинет», «письменный стол» и «книги». Их оказалась как минимум дюжина. Линли стал выкладывать.
— Кто еще просматривал вещи викария, кроме вас? — поинтересовался он.
— Никто, — ответила она. — Церковный совет велел мне все упаковать, запечатать и надписать, но сами они пока не смотрели. Думаю, они захотят сохранить коробку с приходскими делами и, возможно, с проповедями для нового викария. Одежду можно отдать…
— А до того, как вы упаковали вещи в коробки? — спросил Линли. — Кто-нибудь их просматривал?
Она заколебалась.
— После смерти викария, — пояснил Линли, — в ходе следствия кто-то просматривал его вещи?
— Констебль, — сказала она.
— Он один просматривал вещи викария? Вы были с ним? Или его отец?
Она облизнула верхнюю губу.
— Я приносила ему чай. Каждый день. Заходила и уходила.
— Значит, он работал один? — Когда она кивнула, он сказал: — Понятно, — и распечатал первую коробку, Сент-Джеймс — вторую. — Мэгги Спенс была частой гостьей в этом доме, насколько я понимаю. Любимицей викария.
— Пожалуй.
— Они встречались наедине?
— Наедине? — Полли поглядела на костяшку большого пальца.
— Викарий и Мэгги. Они встречались одни? Здесь? В гостиной? Где-нибудь еще? Наверху?
Полли обвела глазами комнату, словно роясь в памяти.
— Главным образом тут, пожалуй.
— Одни?
— Да.
— Дверь была заперта или нет?
Она стала открывать крышку картонки.
— Заперта. В основном. — Прежде чем Линли задал следующий вопрос, она продолжала: — Они любили разговаривать. О том, что написано в Библии. Я приносила им чай. Он сидел в этом кресле, — она показала на мягкое кресло, на котором сейчас стояли три картонки, — а Мэгги на табурете. Вот тут. Перед столом.
На расстоянии безопасных четырех футов, отметил Линли. Интересно, кто поставил так табурет: Сейдж, Мэгги или сама Полли.
— А что, викарий встречался и с другими молодыми людьми из прихода?
— Нет. Только с Мэгги.
— Вам это не кажется необычным? В конце концов, как я понял, при церкви существовал социальный клуб для подростков. Он никогда не встречался с кем-то из них?
— Когда он только приехал сюда, в церкви была устроена встреча с подростками. Чтобы создать клуб. Я напекла для них булочки.
