Агата Кристи - Два романа об отравителях
Доктор Фелл повернулся к нему. Эллиот почувствовал на себе взгляд маленьких, проницательных глазок доктора.
— Ага! — внезапно проговорил Фелл. — Поняли, не так ли?
— Да, доктор. Думаю, что понял. Эллиот погрозил кулаком куда — то в воздух.
— А если так, — мягко сказал Фелл, — не лучше пм вернуться в гостиницу и спокойно все обсудить? Не возражаете, Боствик?
Эллиот вновь начал проклинать себя, перебирая мысленно все промахи, и настолько погрузился в свои мыслиг что едва слышал мелодию, которую насвистывал доктор, пока они шли к автомобилю. Под эту мелодию легко было идти. Собственно говоря, это был «Свадебный марш» Мендельсона, только никогда раньше у него не было такого звучания: мрачного и рокового.
В восемь вечера, когда четверо мужчин уселись перед горящим намином в номере Эллиота, доктор Фелл начал свою речь.
— Сейчас мы знаем, — сказал он, подняв руку и загибая палец при каждом новом утверждении, — кто убийца, как он действовал и почему он действовал именно так. Мы знаем, что вся серия преступлений — дело рук одного человека, действовавшего без соучастников. Мы знаем вес улик, свидетельствующих против него. Его вина говорит сама за себя, Боствик одобрительно хмыкнул, а майор Кроу удовлетворенно кивнул.
— Полностью согласен с вашей теорией, — сказал он. — Меня просто дрожь берет, когда я думаю, что такой человек живет среди нас!..
— И портит все вокруг, — добавил Фелл. — Совершенно верно. Именно это так сбило с толку Боствика. Влияние этого человека загрязняет все, к чему бы он ни прикоснулся, каким бы безобидным оно ни было само по себе. Стало невозможным выпить чашку чаю, проехаться в машине или купить катушку пленки без того, чтобы это влияние в какой — то форме не исказило ваш поступок. Оно превратило этот спокойный уголок мира в ад. Оружие стреляет в саду дома, обитатели которого раньше изумились бы при одном виде револьвера. На улицах бросают камнями. Причудливая идея возникает в мозгу начальника полиции, а другая — в мозгу старшего инспектора. И все это обязано влиянию всего лишь одного человека.
Доктор Фелл вытащил часы и положил их перед собою на стол. Затем он аккуратно набил свою трубку, закурил и заговорил снова.
— Пока вы еще раз обдумаете имеющиеся у нас улики, мне хотелось бы поучи… гм!.. обсудить с вами искусство отравителя и познакомить вас с некоторыми данными.
Прежде всего, поскольку это имеет прямое отношение к данному случаю, я хотел бы выделить одну определенную группу преступников. Как ни странно, я никогда не встречал подобной классификации, хотя черты этих преступников настолько схожи, что каждого из них можно принять за более или менее удачную копию другого. Их отличительная черта — доведенное до предела лицемерие. Я говорю о мужчинах — отравителях.
Женщины — отравительницы, видит бог, достаточно опасны, но мужчины представляют для общества еще большую угрозу, если учесть их способность к обобщению, готовность добиваться своей цели, используя мышьяк или стрихнин, умение и в преступлении использовать принципы коммерции. Они образуют немногочисленную, но печально знаменитую группу, даже лица их кажутся похожими друг на друга. Конечно, есть исключения, которые не входят ни в какую категорию: например, Седдон. Но взяв наугад дюжину самых известных экземпляров, мы найдем одну и ту же маску на лице и один и тот же изъян в мозгу. Наш убийца из Содбери Кросс как нельзя лучше подходит к этой группе.
Во — первых, все это люди, обладающие некоторым воображением, образованием, даже культурой. Об этом говорят и их профессии. Пальмер, Притчард, Лемсон, Бьюкенен и Крим были врачами, Ричсон — священником, Уэйнрайт — артистом, Армстронг — адвокатом, Гох — химиком, Уэйт — зубным врачом, Вакьер — изобретателем, Карлайль Харрис — студентом — медиком. Это сразу же привлекает к ним наш интерес.
Нас не интересует безграмотный бродяга, прикончивший своего ближнего на каком — нибудь постоялом дворе. Нас интересует преступник, отлично осознающий то, что он делает. Естественно, я меньше всего собираюсь отрицать, что большинство (если не все) из названных мною были скотами. Но это были скоты с привлекательными манерами, живым воображением, первоклассными способностями театрального артиста, некоторые из них поражают нас изобретательностью.
Доктора Джордж Харви — Лемсон, Роберт Бьюкенен и Артур Уоррен Уэйт совершили свои преступления, соответственно, в 1881, 1882 и 1915 году. В то время детективный роман был еще в пеленках, но их методы словно списаны со страниц какой — нибудь книжки.
Доктор Лемсон убил своего восемнадцатилетнего племянника, добавив в одну из долей торта отравленный аконитином изюм. Он дошел до того, что разрезал торт в присутствии юноши и директора колледжа, где тот учился. Все трое съели за чаем по куску торта, и Лемсон доказывал свою невиновность тем, что никто, кроме юноши, не почувствовал себя плохо. По — моему, я читал о подобном трюке в какой — то книжке.
Доктор Бьюкенен отравил свою жену морфием. Морфий — яд, присутствие которого может легко (и он это знал) установить любой врач по сужению зрачков, которое он вызывает у жертвы. Учитывая это, доктор Бьюкенен добавил к морфию немного атропина, чем предотвратил сужение зрачков, и в результате какой — то врач подписал свидетельство о естественной смерти. Мысль была блестящей и все прошло бы безупречно, если бы Бьюкенен сам не проговорился одному из своих друзей.
Артур Уоррен Уэйт, ребячливый и веселый преступник, пытался убить богатых родителей своей жены с помощью бацилл туберкулеза, пневмонии и дифтерита. Метод оказался слишком медленным и, в конце концов, он обратился к более грубым ядам, но первая попытка была сделана как — никак с помощью туберкулезных бацилл, которые он закапал тестю в нос.
Доктор Фелл сделал паузу.
Он втянулся в тему и глядел на собеседников с сосредоточенно серьезным видом. Будь здесь старший инспектор Хедли, он уж точно попросил бы держаться поближе к делу, но Эллиот, майор Кроу и Боствик одобрительно кивали, соображая про себя, как все эти детали могут подходить к убийце из Содбери Кросс.
— Так вот, — заговорил снова Фелл, — какова первая и самая характерная черта отравителя? Вот она: как правило, в своем кругу он пользуется репутацией отличного, веселого человека, настоящего, готового помочь друга. Иногда они сами хвастаются мелкими нарушениями в области строгого соблюдения религиозных обрядов или даже правил хорошего тона, но друзья легко прощают им подобные огрехи — ведь, в конце концов, это такие приятные люди.
Томас Уэйнрайт, отравлявший людей пачками, чтобы получать за них страховки, был одним из самых гостеприимных людей прошлого века. Вильям Пальмер сам не пил, но для него не было большего удовольствия, чем угощать своих друзей. Священник Кларенс Ричсон из Бостона очаровывал паству всюду, где ему приходилось быть. Доктор Эдвард Притчард с большой лысой головой и пышной каштановой бородой был идолом всего Глазго. Вы видите, как все это подходит к человеку, с которого мы хотим сорвать маску?
Майор Кроу кивнул.
— Да, — проговорил Эллиот. Словно чей — то призрак прошел по освещенной огнем камина комнате «Синего Льва».
— С другой стороны, в их характерах как оборотная сторона медали и, может быть, как их неотъемлемая часть имеется такое безразличие к чужой боли, такое ледяное бесстрастие, которое с трудом укладывается в нашем воображении. Нас поражает не столько их безразличие к смерти, сколько безразличие к той боли, к тем страданиям, которые они причинили. Все мы знаем знаменитый ответ Уэйнрайта. «Почему вы отравили мисс Аберкромби?» — «Честное слово, не знаю — разве что у нее были слишком толстые щиколотки».
Разумеется, его слова были хвастовством, но они дают правильное представление о том, как эти люди ценят человеческую жизнь. Уэйнрайту нужны были деньги — само собой, кто — то был обязан умереть из — за этого. Пальмер нуждался в наличных, чтобы играть на скачках — следовательно, его жене, брату и друзьям пришлось получить по дозе стрихнина. Это было чем — то само собой разумеющимся. Каждый из них «вынужден был так поступить». Кларенс Ричсон со слезами на глазах отрицал, что женился на мисс Эдмандс ради ее денег или положения. Но свою бывшую любовницу он отравил цианистым калием, чтобы она не приставала к нему. Сентиментальный доктор Эдвард Притчард мало что материально выиграл, убив жену, которую он больше четырех месяцев отравлял небольшими дозами каломеля, и получил каких — нибудь несколько тысяч, ликвидировав своего тестя. Он, однако, хотел быть свободным. Он «вынужден был так поступить».
Это приводит нас к еще одной характерной черте отравителя: его невероятному тщеславию.
Эта черта есть у всех убийц, но у отравителей она развита особенно сильно. Они гордятся своей сообразительностью, своими способностями, внешностью, манерами. Почти каждый из них считает себя незаурядным актером — и многие действительно ими были: Притчард, открывающий гроб, чтобы в последний раз поцеловать губы своей отравленной жены; Карлайль — Харрис, обсуждающий со священником вопросы связи между наукой и религией по дороге к электрическому стулу; возмущение, разыгранное Пальмером в момент его ареста: нет числа этим театральным сценам, и корень их лежит в тщеславии.
