Морис Леблан - Канатная плясунья
Около фургонов толпилась кучка народа.
— Жандармы… Там жандармы, — простонал Кантэн. — Они обыскивают «Тир».
— Эстрейхер с ними, — заметила девушка.
— Доротея, что ты натворила!
— Все равно, — спокойно ответила она. — Эти люди знают тайну, которую я должна узнать. История с серьгами поможет мне в этом.
— Однако…
— Перестань хныкать, Кантэн. Сегодня решается моя судьба. Приободрились. Довольно страхов. Давай потанцуем фокстрот.
Она обхватила его за талию и насильно закружила по комнате. Увидав танцующую пару, Кастор, Поллукс и Монфокон влезли в окно и тоже запрыгали. Так, танцуя и напевая модные песенки, выбрались они из гостиной в главный вестибюль. Вдруг Кантэну сделалось дурно. Он покачнулся и упал. Пришлось прекратить пляску. Доротея не на шутку рассердилась.
— Ну, это еще что за представление? — спросила она резко, стараясь поднять Кантэна.
— Я… я боюсь.
— Чего боишься, дурень? Первый раз вижу такого труса. Чего ты боишься?
— С… серьги.
— Дурак. Ты сам забросил их в кусты.
— Я не…
— Что-о?!
— Я… не бросил.
— Где же они?
— Не знаю. Я их искал, как ты сказала, в корзине. Но там их не оказалось. Я перерыл весь фургон. Картонная коробочка исчезла.
Лицо Доротеи стало серьезным. Действительно, опасность была на носу.
— Почему же ты меня не предупредил? Я бы вела себя иначе.
— Я боялся. Не хотел тебя огорчать.
— Ах, Кантэн, Кантэн! Какую глупость ты устроил!
Доротея умолкла и больше не упрекала товарища. Только, подумав, спросила:
— Как ты думаешь, куда они делись?
— Верно, я ошибся впопыхах и положил их не в корзину, а в другое место. А куда — не помню. Я перерыл все корзины и ничего не нашел. Жандармы, конечно, отыщут.
Дело принимало плохой оборот. Серьги в фургоне — прямая улика. А там — тюрьма, арест.
— Не выгораживай меня, Доротея, — умолял несчастный Кантэн. — Брось меня. Я идиот. Преступник. Скажи им, что я один во всем виноват.
Вдруг на пороге вестибюля вырос жандармский бригадир с одним из замковых лакеев.
— Молчи, — шепнула Доротея. — Не смей говорить ни слова.
Жандарм направился к Доротее.
— Мадемуазель Доротея?
— Да, это я. Что вам угодно?
— Пожалуйте за мною. Мы принуждены вас…
— Нет-нет, — перебила жандарма графиня, спускавшаяся по лестнице с мужем и Раулем Дювернуа. — Я протестую. Не причиняйте этой барышне никаких неприятностей. Тут недоразумение.
Рауль Дювернуа поддержал мадам де Шаньи. Но граф остановил жену:
— Друг мой, это пустая формальность. Бригадир обязан ее исполнить. Кража совершена, власти должны произвести дознание и допросить присутствующих.
— Но не эту девушку, которая раскрыла кражу и предупредила нас о том, что против нас затевается.
— Почему же не допросить ее, как всех? Может быть, Эстрейхер прав, предполагая, что серьги пропали не из шкафа. Ты могла надеть их сегодня по рассеянности, и они могли выпасть из ушей. Кто-нибудь их поднял и…
Жандарму надоело слушать спор супругов Шаньи, но он не знал, что предпринять, и Доротея сама вывела его из затруднения.
— Вы правы, граф, — сказала она. — Моя роль должна казаться подозрительной. Вы не знаете, откуда я знаю буквы секретного замка. Не делайте для меня исключения и не освобождайте от обыска и допроса. — Потом, обернувшись к графине, добавила: — Пощадите ваши нервы, графиня, и не присутствуйте при обыске: это зрелище не из приятных. И не волнуйтесь за меня. Наше ремесло такое, что приходится быть ко всему готовой, а вам это будет тяжело. Зато я вас очень прошу — вы сами поймете почему — присутствовать на моем допросе.
— Хорошо. Даю вам слово.
— Бригадир, я к вашим услугам.
Доротея вышла вместе с жандармом и всеми своими компаньонами. Кантэн шел с таким видом, точно его вели на эшафот. Капитан заложил руки в карманы, крепко зажав в кулачке веревку от коляски с игрушками, и весело насвистывал песенку с видом опытного человека, который привык ко всяким переделкам и знает, что все они кончаются пустяками.
Подойдя к своему фургону, Доротея увидела Эстрейхера, беседующего с жандармами и лакеями замка.
— Это вы направили на нас следствие? — спросила она с веселой и приветливой улыбкой.
— Конечно, — ответил Эстрейхер в том же тоне. — И в ваших собственных интересах.
— Благодарю вас. В результате я не сомневаюсь.
Потом обернулась к бригадиру:
— Ключей не полагается. В «Цирке Доротеи» нет замков. Все открыто. В руках и карманах — нет ничего.
Бригадир, по-видимому, не любил обысков. Зато лакеи усердно принялись за дело, а Эстрейхер распоряжался.
— Извините меня, — сказал он Доротее, отводя ее в сторону. — Я нарочно стараюсь отвести от вас всякое подозрение.
— Я понимаю ваше рвение. Вы прежде всего заботитесь о себе.
— Как так?
— Очень просто. Вспомните нашу беседу. Виноват кто-нибудь один: или вы, или я.
Эстрейхер почувствовал в Доротее серьезного противника и испугался ее угроз, но не успел сообразить, как ему действовать. Он стоял рядом с нею, был любезен, даже галантен и вместе с тем тщательно руководил обыском, свирепея с каждой минутой. По его указанию лакеи вытаскивали корзины и ящики, вываливали из них разный убогий скарб, среди которого пестрели яркими пятнами любимые платки и шарфы Доротеи.
Обыск продолжался более часу. Серег нигде не оказалось.
Исследовали пол и потолок фургона, распороли матрацы, упряжь, сумку с овсом, ящик с провизией. Все напрасно. Потом обыскали Кантэна и мальчиков. Горничная графини раздела Доротею, ощупывая на ней каждый шов. Пропажи и тут не нашли.
— А это? — спросил Эстрейхер, показывая на большую корзину, валявшуюся под фургоном.
В ней лежали разные обломки, тряпки и грязная кухонная посуда. Кантэн зашатался. Доротея подскочила к нему и обняла его.
— Бежим, — простонал он.
— Дурак, серег там нет.
— Я мог перепутать.
— Дурак, говорю тебе. В таких вещах не ошибаются.
— Так где же коробочка?
Доротея дернула плечами.
— Ослеп ты, что ли. Посмотри.
— Разве ты ее видишь?
— Да.
— В фургоне?
— Нет.
— Так… где же?
— На земле, под ногами Эстрейхера.
И она указала на повозочку капитана. Ребенок пускал волчок и совсем забыл про остальные игрушки. Повозочка опрокинулась — и все коробочки и крошечные чемоданчики рассыпались по земле. Одним из этих чемоданчиков и была коробочка с печатью, куда Кантэн засунул серьги. Сегодня после обеда капитан стал рыться в разном хламе и решил забрать ее себе как дорогую вещь.
Доротея сделала непоправимую ошибку, показав Кантэну коробочку. Она не знала, до чего хитер и наблюдателен Эстрейхер. Он понял, что Доротея себя не выдаст, зато упорно следил за Кантэном. Он заметил его страх и смущение и понимал, что Кантэн непременно выдаст себя.
Так и случилось.
Увидев коробочку с сургучной печатью, Кантэн облегченно вздохнул. Он решил, что никому не взбредет в голову распечатать детскую игрушку, лежащую, как хлам, на песке. Эстрейхер, ничего не подозревая, несколько раз толкал ее ногой. Капитан обиделся, надулся и сделал ему замечание:
— А что бы ты мне сказал, если бы я стал портить свой автомобиль?
Кантэн не мог выдержать: он то и дело оборачивался и радостно смотрел на коробочку. Эстрейхер перехватил эти взгляды и вдруг понял все. Серьги здесь, во власти случая, под защитой маленького капитана, среди его игрушек. Он посмотрел на них внимательно. Коробочка с печатью показалась ему самой подозрительной. Он нагнулся и быстро раскрыл ее. Среди морских ракушек и белых голышей ярко сверкала пара сапфиров.
Эстрейхер посмотрел на Доротею в упор. Она была бледна как полотно.
IV. Допрос
— Бежим, — повторял Кантэн побелевшими губами. А сам упал на первый попавшийся ящик, потому что от страха у него отнялись ноги.
— Блестящая идея, — издевалась Доротея. — Запряжем Кривую Ворону, влезем все пятеро в фургон — и марш-марш к бельгийской границе.
Она понимала, что все погибло, и все-таки продолжала внимательно следить за врагом. Одно его слово — и тюремная дверь надолго закроется за нею и все ее угрозы лопнут как мыльный пузырь, потому что никто не поверит воровке.
Не выпуская коробочки из рук, Эстрейхер смотрел с улыбкой на Доротею. Он думал, что она растеряется, начнет просить пощады. Но он слишком плохо знал ее. Ни один мускул не дрогнул в ее лице, взгляд оставался твердым и вызывающим. Казалось, она говорила без слов: «Попробуй выдать меня. Одно слово — и ты погибнешь».
Эстрейхер пожал плечами и, обернувшись к бригадиру, сказал:
— Ну-с, бригадир, довольно. Поздравляем нашу милую директрису с благополучным исходом. Фу, черт возьми, какая неприятная процедура.
— Не следовало ее затевать, — ответила графиня, подходя к фургону вместе с мужем и Дювернуа.
