Джон Карр - Пока смерть не разлучит нас
Дик Маркем старался строго держаться фактов.
— И этой вдовой, — уточнил он, — была…
— Женщина, которая называет себя Лесли Грант. Да.
Опять воцарилось молчание.
— Теперь перейдем к одному совпадению, которое, как ошибочно считается, встречается чаще не в жизни, а в литературе. Лет через пять я как-то весной приехал в Ливерпуль, где выступал свидетелем на выездной сессии суда присяжных. Там же оказался и Хэдли по какому-то своему делу. Мы с ним столкнулись в суде, познакомились с тамошним полицейским интендентом. Со временем интендент рассказал…
Сэр Харви поднял глаза:
— Рассказал о весьма странном самоубийстве в Принс-парке. Мужчина покончил с собой, сделав инъекцию синильной кислоты. Пожилой, но с большими деньгами, здоровяк, безо всяких проблем. Сомнений тем не менее не возникало. Следствие только что завершилось. Тут интендент махнул головой, указывая в другой конец коридора. И мы увидели женщину в черном, шагавшую по грязному коридору в окружении толпы сочувствующих. Я человек крепкий, юноша, на меня нелегко произвести впечатление. Только никогда не забуду выражение лица Хэдли, который оглянулся и объявил: «Клянусь богом, та самая женщина».
Простое утверждение, но нестерпимо живое.
Сэр Харви, задумавшись, замолчал, а доктор Миддлсуорт тихо прошелся по комнате, обогнул большой письменный стол и сел в скрипучее плетеное кресло у окна.
Дик слегка вздрогнул. Он совсем забыл о докторе. Миддлсуорт даже сейчас не высказывал никаких комментариев и не вмешивался в беседу. Просто скрестил тощие ноги, уткнул костлявый локоть в ручку кресла, положил на ладонь подбородок и задумчиво уставился на лампу в желтовато-коричневатом абажуре, висевшую над письменным столом.
— И вы хотите сказать, — выпалил Дик Маркем, — будто это опять была Лесли? Моя Лесли?
— Да, ваша Лесли. Несколько поизносившаяся.
Дик собрался было вскочить с кресла, но передумал.
Хозяин дома не проявлял никаких признаков раздражения. Видимо, он, подобно хирургу, старался вырезать острым ножом у Дика Маркема злокачественную, по его мнению, опухоль.
— Тогда, — продолжал он, — полиции пришлось начать расследование.
— С каким результатом?
— Точно с таким же, как прежде.
— Было доказано, что она не могла это сделать?
— Простите. Было доказано, что ничего доказать невозможно. Точно так же, как в случае Фостера, жены в тот вечер не было дома…
— Алиби?
— Нет, подтвержденного алиби нет. Впрочем, этого и не понадобилось.
— Продолжайте, сэр Харви.
— Мистера Дэвиса, ливерпульского брокера, — продолжал собеседник, — нашли лежавшим на столе в рабочем кабинете. Дверь опять была заперта изнутри.
Дик схватился за голову.
— Никто не мог войти? — уточнил он.
— Окна не просто заперты, но к тому же закрыты деревянными ставнями. На двери два засова, новых, прочных, взлому не поддающихся, один наверху, другой внизу. Дом большой, вычурный, старомодный; в том самом кабинете можно было забаррикадироваться изнутри, как в крепости. И это еще не все. Выяснилось, что в молодости Дэвис был фармацевтом, поэтому отлично знаком с запахом синильной кислоты. Исключено, чтобы он сам себе ее ввел по ошибке или позволил кому-нибудь это сделать. Если не самоубийство, то, значит, убийство. Однако никаких следов ни борьбы, ни наркоза. Дэвис был дородным, крепким стариком и не стал бы покорно подставлять руку под иглу с синильной кислотой. А комната была заперта изнутри. — Сэр Харви поджал губы, склонил голову набок, чтобы лучше подчеркнуть последнюю фразу. — Случай так прост, джентльмены, что полицейские чуть с ума не сошли. Возникло конкретное подозрение, а доказать ничего невозможно.
— А какие, — спросил Дик, отбрасывая свои собственные подозрения, — объяснения дала Лес… Я имею в виду, что сказала жена?
— Разумеется, отрицала убийство.
— Да, но что говорила?
— Просто глаза таращила и ужасалась. Сказала, что не понимает. Призналась, что была замужем за Бартоном Фостером, но все это якобы жуткое совпадение или ошибка.
— Что еще было сделано?
— Разумеется, полиция допросила ее. Ничего нового не обнаружили.
— И?..
— Старались предъявить хоть какое-то обвинение, — продолжал сэр Харви. — И не смогли. Ни одна ниточка с ядом ее не связывала. Она вышла за Дэвиса под вымышленной фамилией, но это не преступление, если не встает вопрос о двоеженстве или мошенничестве. Провал полный.
— А потом?
Патолог пожал плечами и снова сощурился. Боль от ранения и неудобная поза начинали приводить его в бешенство.
— Последний шаг на ее пути опишу очень кратко. Сам я не был свидетелем происшествия. Хэдли тоже. Хорошенькая вдова, теперь с немалым состоянием, просто исчезла. Я о ней почти забыл. Три года назад один мой живший в Париже приятель, которому я однажды поведал историю леди в качестве классического примера, прислал вырезку из французской газеты. Сообщение о прискорбном самоубийстве Мартина Белфорда, молодого англичанина, снимавшего квартиру на авеню Георга V. Выяснилось, что недавно он обручился с некоей англичанкой, мадемуазель Лесли такой-то, я уже забыл фамилию, жившей на авеню Фоша. Четыре дня назад он обедал в доме своей дамы, отмечая помолвку. Ушел в одиннадцать вечера, явно в добром здравии и расположении духа. И отправился домой. На следующее утро его нашли мертвым в спальне. Надо ли говорить, при каких обстоятельствах?
— При тех же самых?
— Именно. Комната заперта изнутри, а дверные запоры во Франции крепкие. Внутривенная инъекция синильной кислоты.
— Дальше!
Сэр Харви постарался припомнить.
— Я послал вырезку Хэдли, тот наладил контакты с французской полицией. Даже эти реалисты ничего не заподозрили, кроме самоубийства. Газетные репортеры, у которых там больше свободы, чем здесь, трагическим тоном сочувствовали мадемуазель. «Cette belle anglaise, très chic, très distinguée».[3] Высказывались предположения о размолвке влюбленных, которую мадемуазель не хотела признать, после чего он вернулся домой и покончил с собой.
Доктор Миддлсуорт в скрипучем плетеном кресле достал и продул курительную трубку.
Ему надо было чем-то заняться, догадался Дик, разрядить нервное напряжение. И в присутствии доктора, жителя Шести Ясеней, рассказанная сэром Харви история показалась особенно нелепой. Перед Диком проплывали лица миссис Миддлсуорт, миссис Прайс, леди Эш, Синтии Дрю.
— Слушайте, — взорвался он, — все это просто немыслимо.
— Разумеется, — согласился сэр Харви. — Однако таковы факты.
— Все они, в конце концов, могли покончить с собой!
— Возможно, — по-прежнему вежливым тоном сказал собеседник. — Или нет. Бросьте, мистер Маркем! Взгляните фактам в лицо. Как бы вы их ни интерпретировали, разве ситуация не представляется чуточку подозрительной? Несколько устрашающей?
Дик промолчал.
— Разве нет, мистер Маркем?
— Хорошо, признаю. Не признаю только, что обстоятельства каждый раз одинаковые. Тот мужчина в Париже… как его?
— Белфорд.
— Да, Белфорд. Она ведь за него не вышла?
— А вы все о личном? — взглянул на него сэр Харви с удовлетворением, даже с каким-то клиническим интересом. — Вообще не думаете ни о смерти, ни о яде. Просто видите эту женщину в объятиях другого мужчины.
Это была столь чистая правда, что Дик пришел в ярость, но все же постарался сдержаться.
— Она за него не вышла, — упорствовал он. — И что выиграла от его смерти?
— Ничего. Ни единого пенни.
— Где же мотив, по-вашему?
— Черт побери! — рявкнул сэр Харви. — Разве вам не понятно, что к тому времени девушка уже потеряла контроль над собой?
Он очень неловко и осторожно взялся обеими руками за ручки кресла и поднялся на ноги. Доктор Миддлсуорт запротестовал, но хозяин от него отмахнулся и маленькими шажками прошелся по потертому ковру.
— Вы же знаете, молодой человек. По крайней мере, должны знать по роду профессиональных занятий. Отравители никогда не останавливаются. Отравители не способны остановиться. Возникает психическое заболевание, которое доставляет извращенное, ни с чем в психологии не сравнимое возбуждение, все сильнее волнует! Яд! Власть над жизнью и смертью! Знаете?
— Да. Знаю.
— Хорошо. Тогда поймите мою точку зрения. — Он протянул руку, осторожно коснулся спины. — Я приехал сюда на лето отдохнуть. Устал. Мне нужен отдых. Попросил, как о большом одолжении, держать мое имя в тайне, чтобы каждый дурак не расспрашивал о криминальных делах, от которых меня уже тошнит.
— Лесли… — начал Дик.
— Не перебивайте. Мне пообещали, если я соглашусь сыграть на ярмарке предсказателя судеб. Очень хорошо. Я не стал возражать. Собственно, мне даже понравилось. Неплохая возможность разгадывать человеческую натуру и изумлять глупцов.