Найо Марш - Выпить и умереть
— Мы тут спорили, милая.
— Спорили? — Дессима пристально посмотрела на Билла. Уочмен в один прием опустошил свою кружку и взобрался на табурет рядом с девушкой.
— Именно так, — подтвердил он. — До появления мисс Даррах мы занимались исключительно спорами.
— Как? Неужели я прервала ваш спор?! — воскликнула мисс Даррах. — Какая жалость, я ведь обожаю всяческие споры! Спорт? Искусство? Политика? Любовь? Говорите скорее!
— Речь шла о политике, — проронил Уочмен, глядя на Дессиму. — О политике, о частной инициативе, о народе, о государстве…
— Ты… — Дессима смутно улыбнулась. — Ты безнадежен. Когда наше дело победит, ты у нас станешь большой проблемой…
— Разве вам не понадобятся в таком случае адвокаты?
— Мне бы хотелось, чтобы в адвокатах не было нужды.
Уочмен рассмеялся.
— Ну ладно, ты будешь играть? — спросил он.
— Конечно. Давайте играть все вместе. Ты будешь, Билл?
Но Билл отрицательно мотнул головой в сторону общего зала, где появились новые посетители, еще не отведавшие фирменного напитка и потому скучные и твердо стоящие на ногах.
— А вы, мисс Даррах? — повернула голову Дессима.
— Ох нет, милая. Я не имею склонности к спорту во всех его проявлениях… В детстве меня почти напрочь лишил зрения мой братец Теренс, когда угодил в переносицу яблоком, предназначавшимся брату Брайану… И к тому же я слишком… гм!.. полненькая. Нет, я уж лучше посижу и посмотрю на вашу игру.
И тут вдруг из общего зала раздался взрыв смеха и криков… Билл пригласил всех, находившихся в отдельном зальчике, посмотреть на чудо, которое учинил мистер Легг. Все прошли в общий зал и уставились на мишень… Огромный красномордый детина стоял у доски с растопыренной ладонью, прижатой к мишени, и вся ладонь была аккуратнейшим образом обтыкана дротиками…
— М-да, — проронил Уочмен, — похоже, мистер Легг нашел взамен меня другую жертву своей сверхъестественной меткости. Неудивительно, что толпы трудящихся так верят мистеру Леггу…
Тут Уочмен облокотился о стойку и повысил голос:
— Впрочем, я со своей стороны хочу предложить мистеру Леггу сыграть партию в «круглые сутки»… Играли в такой вариант, мистер Легг?
— Довольно давно, — несколько удивленно протянул Легг, вынув трубку изо рта.
— Итак, «круглые сутки».
— «Круглые сутки»?.. Но я слегка подзабыл правила…
— Вам нужно попасть во все секторы по порядку номеров, а закончить на дубле, — пояснил Норман Кьюбитт.
— По существу, — зловеще мягким тоном заметил Уочмен, — вы можете назвать это особо изощренным методом убийства времени… Убийство времени или отбывание срока… Вы когда-нибудь отбывали срок, мистер Легг?
— Нет, — сказал Легг, не меняясь в лице. — Но я ваш вызов принимаю, отчего же нет. Только выйду на секундочку, если позволите…
— Конечно, — поклонился Уочмен…
Глава третья
Дальнейшие успехи Уочмена
— Самый большой недостаток у Люка — это то, что он просто неспособен не трогать дерьмо, чтобы не пахло… — саркастически заметил Себастьян Периш.
Кьюбитт надвинул на брови свою шляпу и стал возюкать по холсту кистью еще более ожесточенно, молча косясь на Периша.
— Более того, мой двоюродный брат знаменит тем, что умеет превратить даже самое обычное говно в необыкновенно вонючее и чрезвычайно тошнотворное… — продолжал Периш. — Я тебе не мешаю с этими разговорчиками, старина?
— Нет. Поверни голову чуть вправо. Вот так. И еще — твои плечи снова опустились… Не сутулься…
— Ты прямо как доктор — живот подтяни, спину выпрями… Послушай, Норман, а что ты скажешь о нашем Люке — он ведь, кажется, ревнует к Биллу?
— Ревнует? — переспросил Кьюбитт, сосредоточенно нанося очередную краску. — Почему это ревнует?
— Не почему, а кого! Дессиму, конечно!
— Чушь. Хотя я не знаю. В конце концов, он твой кузен, должно же быть и в нем немного вашего фамильного тщеславия…
— Не знаю, старик, почему ты считаешь меня тщеславным. Я так о себе вовсе не думаю… Поверишь ли, в день я получаю в среднем двенадцать с половиной восторженных писем от поклонниц. Ну и что? Они для меня ничего не значат!
— Но ты был бы вне себя, если бы тебе одна из них отказала… Не шевели ушами, очень тебя прошу… Ну а насчет Люка ты, возможно, прав.
— Интересно, как далеко зашел их прошлогодний флирт? — полюбопытствовал Периш.
— Заткнись, пожалуйста, — я рисую твои губы…
Губы самого Кьюбитта были плотно сжаты. Некоторое время он остервенело терзал холст. Потом отступил на шаг, оглядел свое творение и заметил:
— Не думаю, что дело тут в Билле Помрое. Ведь Люк весь вечер кидался на Легга. Не понимаю, почему? Ведь он этого человека видит впервые в жизни.
— Мне показалось, что он просто пробует этого Легга на трухлявость. Пытается загнать в угол — не мытьем, так катаньем…
Кьюбитт, не отрывая взгляда от холста, добавил:
— И мне даже почудилось, что Люк одернул спой пиджак, словно в зале суда…
— Очень характерный жест, — согласился Периш.
Кьюбитт улыбнулся:
— Да, но Люк явно собирался сделать гадость этому Леггу.
— Люк не делает гадостей, — пробурчал Периш.
— Еще как делает, — холодно проронил Кьюбитт. — И это тоже очень характерно — для него…
— Но ведь он бывает и добр, и щедр, не так ли?
— Ну конечно, Себастьян, конечно. И я его очень люблю. Он меня интересует как человек.
— Да и он тебя любит! — воскликнул Периш. — Это же очевидно! Трудно не догадаться!
— Ты вложил в свои слова бездну смысла, — усмехнулся Кьюбитт. — Послушай, Себ, ты не мог бы посидеть неподвижно? Или тебя, пардон, блохи за задницу кусают? Чего ты все время вертишься? Отдохни тогда уж пару минут, если хочешь.
Периш охотно встал с валуна, потянулся и подошел к Кьюбитту посмотреть на полуфабрикат собственного портрета. Холст был немаленький. Фигура в красном свитере исполнена была чуть ли не в половину натурального размера. Небо на заднем плане вздымалось полупрозрачной голубой аркадой, а море выглядело весьма схематичным синим ковром. Солнце скульптурно высвечивало изгиб правой скулы.
— Чудесно, старик, чудесно, — похвалил Себастьян.
Кьюбитт, который терпеть не мог, когда его называли «старик», вполголоса ругнулся.
— Как мне назвать этот опус, если я решусь выставить его в нашей академии? — спросил Норман. — «Портрет актера»? А может быть, «Себастьян Периш, эсквайр»?
— Ну, лучше назвать моим именем, — скромно потупился Периш. — Не то чтобы я боялся, что далеко не каждый узнает меня на этом холсте, а просто…
— Ясно, я понял твою точку зрения. Думаю, что твой импресарио одобрит такой подход… Итак, что мы там говорили о Люке? Что он бывает добр и щедр? И безумно меня любит?
— Послушай, я не уверен, что мне надо тебе все объяснять в деталях…
— Нет, но ты ведь что-то хотел мне рассказать на эту тему или мне почудилось?
— Ну, возможно, ты будешь удивлен, если узнаешь… Я, во всяком случае, был удивлен. А ведь я, можно сказать, его ближайший родственник.
У Кьюбитта в голове вдруг словно что-то щелкнуло.
— Погоди, — пробормотал он, — ты, часом, не имеешь ли в виду его завещание?
— Как ты догадался?
— Ну, мой милый Себ…
— Ну ладно, ладно, все понятно… Одним словом, недавно Люк сообщил мне, что по завещанию он разделил свои деньги между нами двоими.
— Вот это да!
— Я застал его за написанием какой-то очень внушительной бумаженции, и он сказал: «Знаешь, возможно, придет день, когда ты сам это прочтешь, но я могу сказать тебе и сейчас». И сказал.
— Чрезвычайно мило с его стороны, — проворчал Кьюбитт. — Черт побери! Лучше бы ты мне не рассказывал!..
— Да почему же?
— Не знаю, но… Во всяком случае, надеюсь, что он переживет нас обоих.
— Между прочим, он намного старше меня, — жизнерадостно заметил актер. — То есть я не хочу сказать, что он меня не переживет, я только хочу уточнить относительно собственных перспектив… — Периш стал методично выбивать свою трубку о камень. Лицо его залила краска. — Вообще-то это ужасно. — Периш наконец подал голос.
— Что именно?
— У меня сейчас туго с деньгами, — признался Себастьян, — и я прикидывал, не мог бы Люк…
— То есть ты собирался попросить у него помощи?
Периш промолчал.
— Ага, ясно, — протянул Кьюбитт. — Теперь, в свете этой новости, ты уже стесняешься попросить его? Бедный Себ! А куда, скажи на милость, ты девал свои деньги? У тебя же их вагон и маленькая тележка! Ты всегда на сцене, получаешь гонорары… У тебя должны быть безумные доходы!
— Это и так и не так. Если бы ты, старик, знал всю эту актерскую кухню… У меня просто невероятные расходы, чистое безумие!
