Эллери Куин - Застекленная деревня. Расследует Эллери Квин (рассказы)

Отдел анонимных писем

Свадьба Маккензи-Фарнем, согласно такому авторитету, как Виолетта Биллкокс, редактор светской хроники «Райтсвиллского архива», должна была стать подлинным событием летнего сезона. Молли Маккензи выходила замуж за доктора Конклина Фарнема, и ничего более важного невозможно было ожидать до конца года.

Невеста была дочерью Дональда Маккензи (Райтсвиллская персональная финансовая корпорация, Кантри-клуб, Комитет музея искусств и т. д. и т. п.), а молодой Конк Фарнем — многообещающим райтсвиллским хирургом, сыном знаменитого во всей Новой Англии терапевта, доктора Фарнема Фарнема, президента медицинской ассоциации округа и председателя совета райтсвиллской больницы. Роман протекал в пределах Скайтоп-роуд, ибо дом Маккензи в вирджинском колониальном стиле (построенный в 1946 году) находился всего двумя домами ниже по дороге похожего на ранчо, но выдержанного в стиле модерн жилища Фарнемов из красного дерева и стекла. Их лужайки соприкасались по бокам вклинившейся между ними небольшой усадьбы Хэллама Лака.

Разумеется, свадьбу назначили на июнь, а церемонию должен был проводить сам епископ, специально прибывающий из Бостона, к тайному разочарованию преподобного Эрнеста Хаймаунта, который рассчитывал на покровительство Маккензи местным талантам и даже заручился полуобещанием Дональда Маккензи на этот счет. Но Би Маккензи оказалась твердой, как гранит гор Махогани. Молли была ее единственным ребенком, и Би питала в ее отношении слишком много надежд, чтобы лишиться хотя бы части долгожданного триумфа. Поэтому венчание должен был проводить епископ, а поставлять еду и официантов — Дель Моника из Конхейвена.

— Мой бизнес не в Конхейвене, а в Райтсвилле, Би! — протестовал Дональд Маккензи. — Чем тебе не подходит Лиз Джоунс? Лиззи обслуживала все важные приемы в этом городе последние тридцать пять лет!

— Вот именно, — отозвалась Би, похлопав мужа по огромной лапе. — Это было бы слишком тривиально. Займись лучше своими делами, Дональд. Ты должен только оплачивать счета — об остальном позабочусь я.

Все социальные «проблемы» решала Би. Конк был славным парнем, но оставил за собой солидный «хвост». Взять, к примеру, Сандру, дочь Милли Барнет, — пышнотелую девицу с интеллектом коровы. Сандра любила проводить время на воздухе, и Конк часто виделся с ней, когда носил свитеры с высоким воротом, — настолько часто, что в глазах Сандры засверкали звезды, а Милли преисполнилась радужных надежд. Конк клялся, что между ним и Сандрой не было и не могло быть ничего серьезного, но Милли Барнет до сих пор говорила о нем весьма холодно.

Или Фло Петтигру, младшая дочь Дж. С. Петтигру, которая сменила Сандру, когда Конк Фарнем перешел от катания на лыжах на Лысой горе к поэтическим сезонам среди сосен вокруг озера Куитонокис. Фло была бледной и серьезной, с прической, как на ранних фотографиях Эдны Сент-Винсент Миллс,[79] и служила для главного редактора «Райтсвиллского архива» основным источником текстов для колонки любовной поэзии. Когда Конк разорвал их помолвку, она поникла, как сломанная лилия, и писала страстные стихи, обращенные к смерти. Тем не менее Барнетов и Петтигру пришлось пригласить на свадьбу, и, что еще хуже, Сандра и Фло были ближайшими подругами Молли.

Би героически решила проблему — она убедила Молли, что разумнее всего притвориться, будто прошлого никогда не существовало. Молли, унаследовавшая не только благообразную внешность отца, но и мозги матери, питала на этот счет тайные сомнения, но попросила Сандру Барнет и Фло Петтигру быть подружками невесты. Когда они согласились — Сандра с радостными криками, а Фло весьма спокойно, — все испытали облегчение, кроме Конка Фарнема.

После этого перед Би встал вопрос, что делать с Джен. Обычно приезд родственницы из Англии должен был только придать блеск любому райтсвиллскому приему, но Дженнифер Рейнолдс, которая была кузиной Би и, следовательно, ее личным крестом, бродила по поместью Маккензи с таким горестным видом, что была способна омрачить даже такое счастливое мероприятие, как свадьба Молли.

Би долго размышляла о проблеме Джен и наконец заявила:

— Что нужно бедняжке Джен в постигшем ее кризисе, так это мужчина.

— Мама! — воскликнула Молли. — Я приводила ей целые мужские гаремы, но она никого не поощряла.

— Кого ты имеешь в виду? — фыркнула ее мать. — Доктора Флэкера? Генри Грэнджона? Уолт Флэкер знает о женщинах только то, что видит в родильном отделении. А для Генри самое веселое времяпрепровождение — вечер за игрой в канасту с матерью. — Би наморщила курносый нос. — Естественно, что Джен с ее умом не найдет привлекательным ни одного мужчину, которых в состоянии предложить Райтсвилл.

— Кого же ты наметила в жертвы? — хихикнула Молли.

— Ну, — не без вызова ответила Би, — я пытаюсь найти подходящую формулировку, чтобы пригласить на свадьбу Эллери Квина.

Когда Эллери в прошлый раз видел жениха и невесту, Молли была робким, едва розовеющим бутоном на Райствилл-Хай, а молодой Конклин Фарнем — усердным студентом-медиком, очевидно пребывающим под влиянием аналогичных персонажей мыльных опер. Теперь же Эллери увидел распустившийся пышный цветок и опытного хирурга, но возможностей для дальнейшего развития знакомства было крайне мало. Дом Маккензи наполняли незнакомые леди с булавками во рту, телефонные и дверные звонки, возвещающие о прибытии бесконечных пакетов и коробок, и таинственные разговоры за захлопывающимися перед носом дверями. Над всем этим царил заговорщический смех Молли, Сандры Барнет и Фло Петтигру, занятых тем, что всегда отнимает энергию у невесты и ее подружек в подобное эпическое время. Иногда в доме появлялся жених Молли, окруженный аурой антисептика, целовал невесту в темном углу и исчезал снова. Дональд Маккензи почти не показывался, а когда делал это, его тут же отсылали с каким-то поручением. Хозяйку дома Эллери встречал только во время приема пищи.

— Мы бессовестно пренебрегаем вами, мистер Квин, — извинялась Би, — но, к счастью, Дженнифер может вас развлекать. Она похожа на вас — спокойная, серьезная, интересуется искусством. У вас с ней найдется много общего. — И Би упорхнула, не забыв закрыть за собой дверь.

Дженнифер Рейнолдс была хрупкой блондинкой тридцати четырех лет, чье довольно красивое лицо выглядело так, словно его регулярно отбеливали известью. К тому же оно постоянно морщилось, терзаемое каким-то тайным горем.

Хрупкость английской кузины миссис Маккензи заставляла Эллери чувствовать себя не в своей тарелке, и он не удивился, узнав, что она находится под профессиональным наблюдением коллеги Конка Фарнема, доктора Уолтера Флэкера, с которым молодой Фарнем делил обязанности. Но эта хрупкость была не только физической. Женщина напоминала красивую ткань, изношенную до предела и готовую порваться на кусочки при первом прикосновении.

Как-то после полудня, когда бедлам в доме превзошел себя, Эллери повез Дженнифер Рейнолдс на озеро, где под влиянием солнца, сосен и воды, мирно плещущейся о борта их дрейфующего каноэ, все наконец выяснилось.

Они говорили о Молли и ее женихе, которые казались счастливейшей парой, и Эллери выразил сожаление, что такое блаженство постигнет обычная невеселая судьба.

— Невеселая судьба? — Англичанка, вздрогнув, оторвалась от своих мыслей.

— Вы знаете, что я имею в виду, мисс Рейнолдс. Возможно, браки заключаются на небесах, но во что они превращаются на земле?

— Сразу видно, что вы холостяк, — засмеялась Дженнифер, но тут же стала серьезной. — Вы не правы. Молли и Конклину очень повезло. Вы верите в удачу, мистер Квин?

— Только до определенной степени.

— От нее зависит все. — Дженнифер обхватила руками колени, и в этот момент облако закрыло солнце, а в воздухе быстро похолодало. — Некоторые из нас рождаются удачливыми, а некоторые нет. То, что происходит с нами, никак не связано с тем, что мы собой представляем, как мы росли или какой пытаемся сделать нашу жизнь.

— Целый ряд современных умов с вами не согласны, — улыбнулся Эллери.

— В самом деле? — Она смотрела на воду, подернутую рябью. — Начиная с четырнадцати лет я трудилась за ткацким станком. У меня никогда не было в достатке ни еды, ни одежды, ни средств, чтобы сделать себя привлекательной. Но я не жаловалась, а усердно работала. С превеликим трудом я получила образование. Полагаю, Битрис говорила вам, что я пишу — главным образом критические статьи об искусстве… Во время войны я влюбилась в моряка. Его корабль торпедировали в Северном море, и все, кто находился на нем, утонули. Мы собирались пожениться во время его следующего отпуска… Усилием воли я заставила себя продолжать жить. У меня была работа и семья — бедная семья, мистер Квин, с больными отцом и матерью, множеством младших братьев и сестер, но мы все очень любили друг друга. А в прошлом феврале всю мою семью уничтожило наводнение, обрушившееся на юго-восточное побережье Англии. Выжила только я, так как была тогда в Лондоне. Как видите, мне не повезло даже в этом.