Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит» - Энтони Бучер

— Хм, — председатель помолчал. — Теперь я хотел бы представить свой взгляд на то, что могло произойти сегодня утром в отеле «Элитный» И, подобно некоторым из выступавших до меня, я чувствую, что ваша основная ошибка заключается в том, что вы упустили из виду логичного кандидата. Джентльмены, я сказал, и вы со мной согласились, что наш подозреваемый должен быть достаточно умён, чтобы понять план Стивена Уорра. Но насколько всё становится проще, если мы рассмотрим человека, знавшего этот план, — человека, облечённого доверием Уорра, имевшего возможность приблизиться к нему даже в его убежище, способного поддерживать с ним связь при помощи кода и знать, где тот в любой момент времени находится. Мотив, признаю, остаётся лишь предположительным; но любые деловые отношения с Уорром, как, убеждён, заверил бы нас Ф. Х. Вейнберг, сами по себе столь же обоснованно допускают наличие мотива, как и версия доктора Боттомли о насилии. При столь неопровержимых доказательствах возможности и даже с учётом неясного мотива, я вношу на ваше рассмотрение Вернона Крюза.

— Вернон Крюз? — Финч не выглядел довольным. — Но он даже не рассматривался.

— Точно, лейтенант. Поэтому он и в безопасности. А каково ваше мнение об этом — полагаю, вы назвали бы его «звездой» — этом нашем ведущим кандидате, мисс ОʼБрин?

— Я… я правда не знаю. Вы так сходу это всё выплеснули. Я думаю и всегда думала, что Вернон Крюз — самая что ни на есть низшая форма жизни, но убийца…

— А вы, герр доктор Отто Федерхут, что вы думаете об этом?

— Я в растерянности, Herr Эванс. Что я могу знать об этом самозванце, об этом — ах, об этом проходимце?

— Думаю, вы многое должны знать, герр Федерхут. Поскольку, видите ли, вы и есть Вернон Крюз!

Если доселе в комнате царил испуг, теперь он обратился в хаос. Над гулом, достойным дня крушения Вавилонской башни, возвышался гулкий голос седогривого австрийца, страстно ругавшегося на никому непонятном диалекте.

— Тихо! — с силой проговорил лейтенант Финч. — Ну, Эванс — о чём вы? Даже если этот человек обманщик, он не может быть убийцей. Он был в Пасадене в АПУБ.

— Есть и другие члены «труппы Крюза», как следует из наших приключений. Он легко мог послать одного из них в АПУБ, якобы в обычную поездку с целью розыгрыша, пока сам занялся, так сказать, делом.

— Энди, позвони Арбэтноту. Узнай, видел ли он раньше Федерхута.

— Оʼкей, Герман.

— Это, — продолжал объяснять мистер Эванс, — было началом и целью всей шутки Уорра — внедрить своего сообщника в наши ряды. Он знал о европейской репутации Федерхута и его монографии по холмсианскому мифу. Было бы вполне естественным, что человек его достижений окажется в изгнании, добровольном или ином. В действительности, настоящий Федерхут сейчас, вероятно, в концентрационном лагере. Крюз был послан в Нью-Йорк представиться нам. Уорр прекрасно знал, что мы, естественно, предложим внести «Федерхута» в список гостей мистера Вейнберга. Добавлю ещё два момента, небольшие сами по себе, но всё же существенные. Сегодня утром слышали, как он диктовал по телефону цифровой код. Что это могло быть, как не сообщение Уорру, использовавшему, как нам известно, подобный код? А его отказ выдвинуть гипотезу тоже в своём роде показателен: он боялся, что если он выдвинет слишком убедительное обвинение против кого-то другого, полиция может заподозрить в этом умысел. И здесь он опасно не доиграл; отказ от интеллектуального подхода к загадке совершенно выпадает из характера «Иррегулярного с Бейкер-стрит».

— А подсказка? — спросил Харрисон Ридгли. — Пляшущие человечки и Эми Грант?

— Сама простота. Схватить перед смертью то лжехолмсианское сообщение значило всего лишь: «Мой убийца — человек, разыгрывавший мои лжехолмсианские шутки».

Старый эмигрант перестал ругаться. Теперь он смеялся так страстно, что его седая грива больше походила на отряхиваемую швабру.

— Herr Leutnant, — выдохнул он, — хотите подёргать меня за волосы, чтобы убедиться в их подлинности?

— Минутку, — вмешалась Морин. — Доктор Боттомли, когда была вечеринка, на которой вы познакомились с Федерхутом?

Боттомли заставил себя оторваться от меланхолических размышлений.

— Погодите-ка. Это был вечер перед четвёртым… думаю, третье июля. Да, уверен, что так.

— А в тот вечер Крюз выступал перед «Дочерьми британского льва». Он выдавал себя за человека, который делает все зонтики Чемберлену,[123] и рассказывал им самые невероятные вещи.

— Арбэтнот говорит, что знает Федерхута по Вене с двадцатых годов, — вернулся Джексон.

— Я бы и сам вам мог это сказать, — рассмеялся Федерхут. — Но вы должны были спросить всех, кроме меня. Я мог бы рассказать вам и об этих цифрах. Я рад, что меня заподозрили в способности говорить кодом — это поистине редкое умение. Но, должен сознаться, я всего лишь узнавал у автобусной компании расписание рейсов, повторяя время по мере того, как они мне его называли. Жаль, но всё так просто.

Финч посмотрел на мистера Эванса. Можно было назвать чувство, выразившееся в этом взгляде, ненавистью.

— Я думал, — со сдерживаемым презрением проговорил он, — что смогу что-нибудь извлечь из этого маленького сеанса, но, похоже, ошибался. Каждый из вас так усердно пытается отыскать самый невозможный ответ, что у нас ничего не выходит.

— Но, лейтенант, — запротестовал мистер Эванс, — вы сами предложили нам…

— Знаю. Энди говорил, что я сбрендил, и, думаю, так и было. Пора сообщить вам, что я пришёл сюда сегодня с ордером на арест в кармане. Не отшатывайтесь. Я не собираюсь его использовать. Вы все так много сделали для меня; вы показали мне, что происходит, если браться за дело плохо подготовленным. Я хочу уточнить факты, прежде чем предприму что-то конкретное. Но, если это не нарушит парламентскую процедуру, господин председатель, я хотел бы задать пару вопросов.

— Уверяю вас, лейтенант, вам незачем так горько иронизировать. Трибуна ваша.

— Отлично. Итак, профессор Фернесс, кто секретарь кафедры английского языка вашего университета?

— Кажется, — промолвил Дрю Фернесс, — её зовут Гвендолин Эберкромби. Боюсь, никто её не называет кроме как Эбби.

— И вы диктовали сегодня ей?

— Естественно. Нет — минутку. Эбби в летнем отпуске. Там была странная девица, я не знаю, как её зовут.

— Как она выглядела?

— Думаю, что она была маленькая.

— Как была одета?

— Бог мой, лейтенант, я не замечаю женскую одежду. Никогда.

— Блондинка или брюнетка?

— Она… Честное слово, я не знаю.

— Конечно, не знаете. Поскольку, профессор Фернесс, вы её никогда не видели.

— Я её никогда не видел? — эхо голоса учёного