Эллери Квин - Санаторий смерти
— Браво! — воскликнул Эллери и с любовью поглядел на отца. — Великолепный доклад! Мои поздравления!
— А, иди ты к черту! — отмахнулся отец. — А сейчас я хотел бы специально повторить то, что ты сказал в кабинете Панцера еще в понедельник вечером: убийца, хотя он ушел с места преступления между 9.30 и 9.55 вечера, все-таки остался в театре и находился там, пока мы не отпустили всех по домам. В пользу такого вывода говорят показания дежурных у выходов, портье, Мадж О’Коннел, Джесса Линча, который стоял в коридоре. Все, все говорит за то… Он был там, все время был в театре.
И тем не менее на данный момент мы зашли в тупик. Нам не остается ничего иного, кроме как снова взять в оборот некоторых лиц, на которых мы вышли в ходе расследования, — вздохнул инспектор. — Во-первых, надо выяснить, правду ли сказала Мадж О’Коннел, когда сообщила, что не видела, чтобы кто-то во время второго акта проходил по среднему проходу. И что она вообще ни разу за весь вечер не заметила того человека, о котором мы знаем, что он с половины десятого вечера сидел на месте ЛЛ 30 и ушел с него за десять или пятнадцать минут до того, как был обнаружен умирающий Фильд.
— Это скользкий вопрос, папа, — серьезно заметил Эллери. — Ведь если она солгала тут, ей нет веры и во всем другом, а тогда у нас теряется важнейший источник информации. Но если она и в самом деле солгала — Боже правый! — то, значит, она могла тогда описать убийцу, опознать его и, может, даже назвать по имени! Но вся ее нервозность и странное поведение точно так же могут объясняться тем обстоятельством, что в театре находился Пастор Джонни, а туда совершенно неожиданно ворвалась целая толпа полицейских, которые сцапали бы его с превеликой охотой.
— Да уж, положеньице, — проворчал Квин. — Ну, ладно. А что же Пастор Джонни? Какова его роль во всей истории? И была ли она, эта роль? Мы не вправе забывать, что Казанелли — судя по показаниям Моргана — был связан по каким-то делам с Фильдом. Фильд был его адвокатом и, вероятно, пользовался его услугами в каких-то сомнительных предприятиях, на след которых напал Кронин. И если Пастор оказался там, в театре, не случайно, ради кого он пришел — ради Фильда или ради Мадж О’Коннел, как они утверждают с ней в один голос?
Инспектор подергал себя за ус и вдруг сказал:
— Вот что, сын мой. Всыплю-ка я Пастору Джонни по первое число — шкура у него толстая, ему не повредит. А эта дерзкая малышка О’Коннел — ей тоже пойдет на пользу, если поубавить у нее наглости.
Он взял большую щепоть табака и, понюхав, от души чихнул под смех Эллери. Судя по всему, тот был полностью согласен с решением отца.
— Перейдем к славному старине Бенджамину Моргану, — продолжал инспектор. — Вопрос: правду ли он сказал про анонимное письмо-приглашение, которое якобы ему было прислано вместе с билетом? Хорошее объяснение, почему он пришел в театр!
Потом — эта безмерно интересная дама, миссис Анжела Рассо… Ах, женщины, женщины, черт бы их побрал! Вечно они сводят мужчин с ума. Что она нам сказала? Что пришла в 9.30 вечера в квартиру Фильда? Так ли уж надежно это ее алиби? Конечно, портье дома, в котором жил Фильд, подтвердил ее показания. Но ведь ей было достаточно несложно «повлиять» на портье… Может, она и в самом деле знает много больше про дела Фильда — в особенности, про частные? И солгала ли она, когда сказала, что Фильд обещал ей вернуться в десять? Ведь мы же знаем, что у Фильда в половине десятого была назначена встреча в Римском театре. Что, он и в самом деле рассчитывал, что успеет вернуться домой к десяти после этой встречи? Если взять такси, от театра до него при таком движении, как в десять часов, можно доехать минут за пятнадцать — двадцать. Значит, на саму встречу оставалось бы только десять. Если ехать на метро, быстрее тоже не доберешься. Да… Но эта женщина в театре вечером в понедельник не появлялась ни на минуту.
— У тебя еще будет немало хлопот с этой милой дочерью Евы, — заметил Эллери. — Ведь ребенку ясно — она что-то скрывает. Ты ведь заметил, как она себя ведет. Наглое, откровенное упрямство. Это не просто вызов. Она что-то знает, папа. Я бы ни за что не спускал с нее глаз. Рано или поздно она себя выдаст.
— Хагстрем занимается ею, — рассеянно сказал Квин. — Ну, а что ты скажешь про Майклза? Сколько-нибудь убедительного алиби на понедельник у него нет. Но, вероятно, это ничего не меняет. В театре его не было. Однако с этим парнем все же что-то нечисто. Вопрос: он и в самом деле хотел что-то забрать, когда явился во вторник утром в квартиру Фильда? Мы основательно обыскали там все. Может, что-то проглядели? Ясно, что он соврал, когда заявил про чек, который хочет получить от Фильда, и сделал вид, что ничего не знает про его смерть. И подумай вот о чем: ведь он не мог не сознавать, что подвергает себя опасности, когда идет на квартиру Фильда. Он прочел про убийство и не мог, конечно, рассчитывать, что полиция не заглянет к убитому на квартиру. Значит, знал, но все же предпринял отчаянную попытку. Ради чего пошел на такой риск? Ты мне не можешь сказать?
— Вероятно, это как-то связано с его отсидкой в тюрьме. Помнишь, как он захлопал глазами, когда я его ’огорошил? — усмехнулся Эллери.
— Может быть, может быть, — покивал инспектор. — Я припоминаю, что Велье докладывал мне про отсидку Майклза в «Эльмире». Томас сказал, что его дело было спущено на тормозах. Вначале оно было значительно серьезнее, чем может показаться, если судить по сроку, который дали. Майклз обвинялся в подделке документов, и срок ему светил гораздо больший. Но благодаря тому, что адвокат Фильд добился обвинения по другой статье — что-то там связанное с мелкой кражей, — мистер Майклз дешево отделался. Про подделку документов больше никто никогда не упоминал — историю замяли. Этот Майклз кажется мне весьма перспективным. Прищемлю-ка я ему хвост!
— У меня насчет Майклза есть собственная задумка, — проговорил Эллери. — Но не будем пока об этом.
Квин, казалось, пропустил эти слова мимо ушей. Он, не отрываясь, смотрел на огонь в камине.
— Еще у нас есть Луин, — сказал он. — Невозможно поверить, что человек, который пользовался таким доверием у своего шефа и занимал в его конторе такую должность, действительно знал так мало, как пытается изобразить. Что-то скрывает? Если так, то упаси его Бог — Кронин с ним живо разделается.
— Сказать по правде, мне симпатичен этот Кронин, — вздохнул Эллери. — Как, интересно, человек может всю жизнь быть одержимым одной идеей… Ты никогда не размышлял над этим?
И вот еще о чем я подумал — знает ли Морган Анжелу Рассо? Хотя оба и отрицают, что знакомы… Было бы чертовски интересно, если бы они оказались знакомы. Правда?
— Сын мой, — вздохнул Квин в ответ, — не запутывай все еще больше. И без того дело — сложнее некуда. А ты еще добавляешь…
В комнате наступила тишина. В камине пылал огонь. Инспектор вытянул к нему ноги. Эллери смаковал пирожное. В самом дальнем углу посверкивали глаза Джуны — он незаметно пробрался туда, чтобы послушать разговор…
Вдруг, словно повинуясь законам телепатии, взгляды отца и сына встретились: они подумали об одном и том же.
— Цилиндр… — пробормотал Квин-старший. — Как ни крути, а мы все время возвращаемся к цилиндру.
Эллери невесело поглядел на отца.
— И не так плохо, что возвращаемся, папа. Цилиндр… Цилиндр… Цилиндр… Какую же роль он играет в деле? И что мы про него знаем?
Инспектор поерзал в кресле, закинул ногу на ногу, взял понюшку табаку и с прежним пылом принялся излагать:
— Ладно! Этот проклятый цилиндр тоже нельзя упускать из внимания. Что мы знаем на данный момент про эту чертову шляпу? Во-первых, цилиндр не покидал театра. Это странно, не правда ли? Проведен тщательный обыск, а никаких следов его не обнаружено… В гардеробе не осталось ничего, когда вышла публика. Среди мусора мы тоже ничего не нашли — ни обрывков ткани от него, ни пепла, если его, к примеру, сожгли. Вообще никаких следов. Никакой зацепки! Основываясь на этом, Эллери, можно сделать только один вывод — мы искали цилиндр не там, где его надо искать!
Во-вторых, благодаря принятым нами мерам, цилиндр все еще находится в театре — ведь здание закрыто и охраняется. Эллери, завтра с самого утра мы должны отправиться в театр и перевернуть там все вверх дном. Я не смогу спать спокойно, пока в этом деле не забрезжит какой-то свет.
Эллери помолчал, а потом сказал негромко:
— Все это мне ни капельки не нравится, папа. Цилиндр… Что-то с ним не увязывается, и все!
Он снова погрузился в молчание.
— Нет, все-таки все дело — в цилиндре! Надо начинать с него, и мы не промахнемся, папа. В нем вся разгадка, и ты найдешь таким образом решающую ниточку, которая приведет к убийце. Я настолько убежден в этом, что поверю в правильность выбранного нами пути только тогда, когда мы найдем эту шляпу и решительно продвинемся вперед.
