Уолтер Саттертуэйт - Клоунада

В темноте я услышала, как человек в черном грохнулся на каменный пол, услышала его свистящий выдох, и тут кто-то дернул меня за ноги. Когда я падала, прогремел второй выстрел — еще одна ослепительная вспышка, осветившая фигуру нападавшего, неуклюже распростертого на полу со вскинутой вверх рукой, и тут я почувствовала, как что-то обожгло мне бедро. Я упала на камни, и тут что-то — кулак, колено, локоть, затрудняюсь сказать — очень сильно ударило меня по щеке.

Оглушенная, я откатилась в сторону. Где-то рыдала Мелисса, но тут сквозь рыдания я услышала шорох, потом топот каблуков и какие-то шаги. Странно, но я почему-то подумала о ковбое.

Он уходил прочь, человек в черном. Уходил все дальше от нас.

Мелисса все еще плакала.

— Эдвард, — позвала я. Тишина.

Я шарила руками по мокрому полу, пока не нашла свою сумочку. Я порылась в ней, нашла спички и залегла одну.

В слабом свете огонька я разглядела, что Эдвард сидит на полу, подобрав колени и обхватив их руками. Мелисса жалась к другой стене, спиной ко мне, закрыв лицо руками. Что же до Нила… Нил стоял на коленях, прижав одну руку к боку. Второй рукой он пытался оттолкнуться от пола, чтобы подняться.

Спичка погасла. Я зажгла другую. Нашла свою свечу и подошла к Нилу.

Он был ранен в бок, брюки у него были в крови, по полу растеклась большущая лужа крови, черная и блестящая при свете свечи. Он дышал, крепко стиснув зубы.

— Мне бы встать, — проговорил он.

— Да-да, давай руку. — Я положила его руку себе на плечо и помогла подняться. Неловко, потому что в руке держала свечу. Подвела его к стене. — Вот так, — сказала я и передала ему свечу. — Сейчас вернусь.

Я подбежала к Эдварду — он тоже поднялся, И с ревом прижался ко мне.

— Тс-с, тс-с, — прошептала я и погладила его по спине. — Пойдем, Эдвард. Все уже позади. Побудь пока с Нилом…

А он все скулил.

— Только одну минутку. Я пойду проверю, как там Мелисса, а потом мы все пойдем отсюда. Договорились? Пошли. Нил, возьми его за руку. Эдвард, а ты помоги Нилу, он ранен.

Я подошла к Мелиссе, положила руку ей на спину. Как и брат, она с ревом бросилась в мои объятия. Я гладила ее и шептала:

— Все позади, все будет хорошо, но нам надо отвести Нила в больницу, ведь ты мне поможешь? Будь храброй девочкой и помоги мне.

Она кивнула, все еще прижимая голову к моей шее.

— Вот и славно, спасибо. Пойдем, Эдвард. Мелисса тебе поможет.

Рана Нила все еще кровоточила — я оторвала кусок ткани от нижней юбки и сунула ему под рубашку. Он вздрогнул.

Пуля прошла насквозь, сзади тоже была рана. Я и ее забинтовала, как сумела. Я не медсестра, но рана не показалась мне смертельной, пуля прошла с самого края.

Но ему, наверное, было очень больно. Даже при свете свечи он выглядел очень бледным и, несмотря на холодный воздух, был весь в поту.

Но он вел себя замечательно, Ева, другого слова не подберешь. Даже не жаловался.

Они все вели себя замечательно. Никто не жаловался, когда мы возвращались назад, наверх. Нил шел, опираясь на мое плечо. Мелисса вела Эдварда за руку.

Больше рассказывать особенно нечего. Когда мы вышли на улицу, я добрела с Нилом до ближайшего кафе. Хозяин был просто очаровашка: он метался по кафе, что-то бормоча по-французски в явной растерянности, но тем не менее он сумел вызвать полицию и скорую помощь, налить нам с Нилом бренди, а детям лимонаду. Он сделал все что мог.

Приехали двое полицейских и взялись было меня расспрашивать, но я отказалась отвечать, пока Нила не отправят в больницу. Приехала скорая помощь, двое санитаров положили его на носилки, мы все забрались в машину и уселись рядом.

В больнице его перевезли в приемный покой (я и не знала, что вижу его в последний раз). Мы с детьми сидели и разговаривали с полицейскими — сначала с теми, кто приехал в кафе, а потом с другими. Я несколько раз повторила одну и ту же историю. Да, кто-то потянулся к моей сумке. Да, Нил попытался остановить вора…

Все они были вежливые, хотя и слегка раздраженные. Краем уха я слышала их разговор и поняла, что день, по-видимому, выдался для полиции тяжелым. Не только потому, что на нас с Нилом напали, — кроме того, какой-то американский псих набросился на двух их товарищей. Из их слов я сделала вывод, что не хотела бы оказаться на месте того джентльмена, когда они его поймают.

Потом приехали еще полицейские, вместе с инспектором, очень приятным на вид, немного измотанным для столь молодого возраста, но невероятно отзывчивым. Он задавал мне те же вопросы, на которые я уже отвечала. Он-то и заметил, что я вся в крови.

— Пустяки, — заверила я его.

— Вам надо немедленно к врачу.

Так я и попала к тому же врачу, который осматривал Нила, И он сказал, что Нил вне опасности.

Как я уже писала, моя рана тоже была неопасная — просто царапина на том месте, которое мы будем называть — и я на этом настаиваю — задней частью моего бедра.

Я вернулась к инспектору, который развлекал детей кулинарными рецептами своей жены, и тут появилась Эжени. Я дала номер ее телефона, а также господина и госпожи Форсайт первому же полицейскому.

Она предложила нам всем отправиться к ней домой на остров Сен-Луи. Я хотела остаться с Нилом, но она убедила меня, что сейчас я уже ничего не могу для него сделать. Инспектор с ней согласился и извинился передо мной от имени всех парижан за то, что я подверглась нападению этого, как он выразился, «похитителя сумочек».

И вот я вернулась сюда вместе с детьми в огромном «Роллс-ройсе» Эжени. Она уложила меня в постель и пообещала заняться с детьми до приезда их родителей.

Госпожа Форсайт приехала примерно через час — нашу встречу я тебе уже описывала.

Но я так и не смогла связаться с господином Бомоном. Мсье Ледок, француз, его помощник, дал мне номер телефона, по которому я могла бы ему позвонить. Я звонила несколько раз, но его не застала. Я попыталась позвонить утром, перед отъездом на Монпарнасский вокзал, и еще дважды после возвращения к Эжени, но никто не отвечал.

Я решила, что если поеду на маскарад, то там с ним и поговорю. Если, конечно, смогу оторвать его от той пигалицы.

Я так устала, Ева. И госпожа Форсайт права: после всего, что случилось, мне просто стыдно там появляться.

Впрочем, даже если бы сегодня ничего не случилось, думаю, у меня вряд ли хватало бы сил туда добраться. Думаю, у меня не хватит сил опять наблюдать, как к нему будет приставать его пассия. Я могу дать Эжени письмо и попросить передать его господину Бомону.

Что касается моих планов выведать что-нибудь у графа, то я уже потеряла веру в свои способности. Потому что совсем запуталась.

Эжени считает, что я должна туда ехать.

— Ну конечно, поезжайте, — сказала она, когда я завершила очередной раунд рыданий.

— Эжени, — сказала я, — не могу. Госпожа Форсайт права. Как это будет выглядеть после случившегося?

Она улыбнулась.

— Между прочим, ее сын в больнице, а она сама, тем не менее, туда собирается.

— Но…

Господи. Какая же она удивительная женщина. Я хочу сказать, мисс Гертруда Стайн. Она только что ушла от меня после весьма увлекательного разговора.

Около часа назад, когда я писала это письмо, раздался стук в дверь спальни. Я крикнула: «Войдите!» — дверь открылась, и на пороге появилась она, в новом свободном черном платье, сером жакете, скорее мужском, чем женском, и в потрясающей шляпе, больше похожей на букет, собранный сумасшедшим флористом.

— Я вам не помешаю? — спросила она.

— Нисколечко, мисс Стайн. Входите, пожалуйста. — Я отложила письмо в сторону.

Она закрыла за собой дверь, промаршировала к изящному, хотя и довольно хрупкому креслу времен Людовика XV, скептически посмотрела на него и осторожно опустилась на ненадежное, по ее мнению, сиденье.

— Вы что-то пишете? — спросила она.

Я улыбнулась.

— Нет. Так, пустяки, письмо подруге.

Она кивнула.

— Полезное дело — писать письма друзьям. Мне бы самой хотелось иметь время, чтобы писать письма друзьям, но, к сожалению, работа отнимает у меня все время, так что не получается.

Мисс Стайн пристроила сумку на коленях.

— Что ж, — сказала она, — перейду сразу к делу. Такой уж я человек, всегда беру быка за рога, без лишних антимоний. Я очень сердита на господина Бомона, очень сердита. Вчера он уверял меня, что вам ничего не грозит, совсем ничего, а сегодня я вдруг узнаю от Эжени, что в вас стреляли из пистолета. По-моему, это очень опасно, когда в тебя стреляют из пистолета, так что я очень недовольна господином Бомоном.

— Вы имеете в виду того американского пинкертона…

Она подняла руку.

— Пожалуйста, Я уже говорила вашему господину Бомону, что, как писательница, одарена редкой проницательностью. Я наблюдала за вами обоими вчера вечером и поняла, что вы знакомы. Я сказала об этом господину Бомону, перед тем как он уехал, и он признал, что я права, и заверил меня, что опасность вам не грозит. И тем не менее смотрите, что вышло. Вы ранены, причем пулей из пистолета.