Агата Кристи - Том восьмой. Выпуск II
За дверью стоял Джордж. Он еще не ложился, на нем был вечерний костюм. Дышал он прерывисто, лицо было странного голубого оттенка.
Он сказал:
— Ирис, спустись в кабинет. Мне надо с тобой поговорить. Мне надо с кем-нибудь поговорить.
Полусонная, теряясь в догадках, она безропотно повиновалась ему.
В кабинете он прикрыл дверь и указал ей на кресло, стоящее подле стола, сам расположился напротив. Он пододвинул ей коробку с сигаретами, вынул одну, закурил, это далось ему не сразу, руки дрожали.
Она спросила:
— Что случилось, Джордж?
Страх охватил ее. Он был бледен, словно мертвец, и говорил, задыхаясь, как человек, пробежавший большое расстояние.
— Я больше не могу. Я этого не вынесу. Ты должна мне сказать… Правда ли это… возможно ли…
— О чем ты, Джордж?
— Ты не могла не заметить. Ведь она должна была что-нибудь сказать. Была какая-то причина…
Ирис удивленно смотрела на него. Он потер лоб.
— Ты не понимаешь, о чем я говорю. Я вижу. Не пугайся, крошка. Ты должна мне помочь. Припомни что сможешь. Постой, постой, никак не соберусь с мыслями, но ты сейчас все поймешь… Посмотри-ка эти письма.
Он отпер один из ящиков письменного стола и достал оттуда два листка бумаги.
— Прочти, — сказал Джордж, подавая листки.
Ирис внимательно посмотрела на оказавшуюся в ее руке бумагу. Там черным по белому значилось: «Ты думаешь, что твоя жена совершила самоубийство. Нет. Ее убили». Вторая записка: «Твоя жена, Розмари, не покончила с собой. Ее убили».
Ошеломленная, Ирис не могла отвести взгляда от писем.
Джордж продолжал:
— Я получил их три месяца назад. Сначала решил, что шутка — жестокая, подлая шутка. Потом подумал: с чего бы Розмари стала себя убивать?
Ирис повторила заученным голосом:
— Нервное истощение в результате инфлюэнцы.
— Да, но ты подумай, это же сущий вздор, не так ли? Сколько людей болеет инфлюэнцей, а потом испытывают нервное истощение — и что?
Ирис с усилием произнесла:
— Может быть, она была несчастна?
— Да, допустим, — спокойно ответил Джордж. — Но что ни говори, не понимаю, как это Розмари покончила с собой только из-за того, что она была несчастна. Она могла этим пугать, но не думаю, чтобы она действительно осуществила свою угрозу.
— Но ведь она все-таки это сделала, Джордж! Какое тут может быть другое объяснение? Да и вся эта дрянь, которую нашли у нее в сумочке, доказывает правильность сделанного вывода.
— Знаю. Все подтверждается. Но как только я это получил, — он дотронулся пальцем до анонимок, — у меня в голове все перевернулось. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее чувство: что-то тут не так. Вот почему я задавал тебе эти бесконечные вопросы — про врагов Розмари. А также — не обмолвилась ли она когда ненароком, будто кто-то внушает ей страх. Неизвестный, убивший ее, должен был иметь на то основание…
— Джордж, ты сходишь с ума.
— Иногда и мне тоже так кажется. А потом вдруг меня охватывает уверенность, что я прав. Нужно все узнать. Выяснить. Помоги мне, Ирис. Подумай. Вспомни. Главное — вспомни. Все до мельчайших подробностей. Ведь если ее убили, значит, убийца в тот вечер сидел с нами за одним столом. Согласна?
Разумеется, она была с этим согласна. Следовательно, не следует противиться воспоминаниям. Нужно все вспомнить. Музыка, барабанная дробь, притушенные огни кабаре, снова яркий свет и распростертая на столе Розмари с посиневшим, сведенным судорогой лицом.
Ирис задрожала. Ее охватил страх — панический страх. Нужно подумать… все воскресить… вспомнить. Во имя Розмари.
Прочь забвение.
2. Руфь Лессинг
Руфь Лессинг не покидали, лишь временами притуплялись в суматохе заполненного делами дня воспоминания о жене ее хозяина Розмари Бартон.
Розмари ей не нравилась, на то были причины. Но до того ноябрьского утра, когда она впервые встретилась с Виктором Дрейком, она и не осознавала, сколь велика ее неприязнь.
Та беседа с Виктором положила начало всему, привела поезд в движение. До этого все ее чувства и мысли были настолько скрыты в глубинах сознания, что не имели реального значения.
Она была предана Джорджу. С самого начала. Когда она впервые пришла к нему, холодная, уверенная в себе двадцатитрехлетняя женщина, то сразу же поняла, насколько ему необходима опека. Она подбирала ему приятелей, направляла увлечения. Она удерживала его от различных сомнительных авантюр и благословляла тогда, когда необходимо было рискнуть. И ни разу в течение их продолжительного сотрудничества она не дала Джорджу повода усомниться в ее работоспособности, внимательности и исполнительности. Ее внешность радовала глаз, особое удовольствие Джорджу доставляли аккуратные темные блестящие волосы, великолепно сшитые свеженакрахмаленные блузки, маленькие жемчужины в мочках красиво очерченных ушей, бледное, чуть припудренное лицо, слегка подкрашенные розовой помадой губы.
В ней не было недостатков.
Ему нравилась независимая, уверенная манера ее поведения, деловитость, полное отсутствие фамильярности. Когда он рассказывал ей о своих личных делах, она сочувственно выслушивала и всегда давала полезные советы.
Кроме, однако, его супружества. Она не одобряла его. Тем не менее примирилась с этим событием и оказала бесценную помощь в свадебных приготовлениях, сняв с плеч миссис Марло добрую долю забот.
После свадьбы отношения Руфи с ее шефом сделались менее доверительными. Она продолжала заниматься делами, и Джордж в этом отношении мог полностью на нее положиться.
Опыта ей было не занимать, и Розмари вскоре поняла, какую бесценную помощь в самых разных делах может оказать ей секретарь ее мужа.
Джордж, Розмари, Ирис-все называли ее Руфь, и она часто приходила позавтракать на Эльвестон Сквер. Теперь ей было уже двадцать девять, но выглядела она точно так же, как и в двадцать три.
С Джорджем ей не было нужды ни о чем разговаривать, она великолепно чувствовала все оттенки его душевного состояния. Она точно могла сказать, когда послесвадебная восторженность сменилась любовным экстазом, знала, когда этот экстаз уступил место иному чувству, которому нелегко было подобрать определение. В то время ей нередко приходилось подправлять его мелкие ошибки.
Однако как бы ни был рассеян Джордж, Руфь Лессинг никогда не заостряла на этом внимания. И он ей был за это благодарен.
В то ноябрьское утро он впервые сказал ей про Виктора Дрейка.
— Руфь, у меня есть для вас одно довольно неприятное поручение.
Она вопросительно посмотрела на него. Говорить, что она его выполнит, не стоило. Это и так было понятно.
— В каждой семье есть паршивая овца, — сказал Джордж.
Она понимающе кивнула.
— Это кузен моей жены — боюсь, совершеннейший оболтус. Он разорил свою мать — глупая простофиля распродала свои жалкие акции, которые она для него собирала. Он начал с подделки чека в Оксфорде, дело замяли, с тех пор он мотается по свету — и везде гадит.
Руфь слушала без особого интереса. Подобные типы были ей известны. Они выращивали апельсины, разводили цыплят, бродяжничали по дорогам Австралии, подзарабатывали на бойнях в Новой Зеландии. Они везде пакостничали, нигде не останавливались надолго и проматывали деньги, едва успев их заработать. Такие люди не интересовали ее. Она предпочитала людей с положением.
— Сейчас он снова объявился в Лондоне и, как мне стало известно, надоедает моей жене. Последний раз она видела его, когда еще была школьницей, и вот этот негодяй с великосветскими манерами вымогает у нее деньги. Этого я не допущу. Мы договорились встретиться в двенадцать часов в гостинице. Я хочу поручить это дело вам. Не хочется иметь с ним ничего общего. Я его никогда не видел, видеть не желаю и не хочу, чтобы Розмари с ним встречалась. Я думаю, встреча приобретет официальный характер, если появится незаинтересованное лицо.
— Да, это хороший план. Каковы условия?
— Сто фунтов наличными и билет в Рио-де-Жанейро. Деньги вручаются только на палубе.
Руфь улыбнулась.
— Прекрасно. Хотите быть уверены, что он действительно отчалит.
— Вижу, вы все поняли.
— Обычное дело, — бросила она.
— От него буквально не знаешь, чего ждать. — Он помолчал. — Вы действительно не возражаете?
— Разумеется. — Она улыбнулась. — Уверяю вас, мне это не составит труда.
— Для вас не составит труда и более сложное поручение.
— Билет уже заказан? Кстати, как его зовут?
— Виктор Дрейк. Вот его билет. Я вчера звонил в пароходство. «Сан Кристобаль» отплывает завтра из Тилбури.
Руфь взяла билет, проверила его для порядка и опустила в сумочку.
— Договорились. Все сделаю. Двенадцать часов Адрес?
