Пьер Сувестр - Ночной извозчик
— Если только что, Жюв?
— Если только, дружище Фандор, мы не займемся чрезвычайно важным делом…
— Каким именно?
— Арестом Фантомаса…
— Арестовать?
— Непременно…
— Жюв… Жюв… Вы говорите загадками.
— Ничего подобного, Фандор, я говорю очень ясно.
И Жюв объяснил свою мысль, проявив опять свойственную ему замечательную ясность суждений.
— Нынче вечером, Фандор, мы получили массу сведений; одни из них просто интересны, другие же очень важны для окончательных выводов. Видишь, наше расследование вступило в такую стадию, когда его можно довести до хорошего конца только одним способом — затаиться, исчезнуть… Черт побери, я тебе сейчас сказал, что дочь Фантомаса все время была жертвой… так вот, характер ее нам известен — дочь Фантомаса захочет отомстить… Со своей стороны, Фантомас будет стремиться завладеть ею, это тоже ясно, Фандор… Поверь мне, Фандор, нам остается только следить за ходом событий и, бьюсь об заклад, что к концу недели… слышишь ты, дня через три-четыре мы узнаем, где найти дочь Фантомаса или человека, виновного в ее первом похищении, а может быть… а может быть, и самого Фантомаса!
Жюв говорил с такой уверенностью и таким властным тоном, что Фандор только позволил себе еле заметно, с сомнением покачать головой.
Глава 25
ЕГО ЛЮБОВНИЦА И ЕГО ДОЧЬ
Г-жа де Бремонваль в этот вечер была еще очаровательнее, чем обычно: изящное платье голубого шелка, усыпанное блестками, эффектное, как театральный костюм, подчеркивало ее красоту, которая свела бы с ума даже святого.
Эта знатная дама стояла сейчас перед высоким зеркалом, занимавшим весь угол ее туалетной комнаты, и внимательно следила за тем, как умелые руки горничной завершали ее прическу.
— Нет, цветов в волосы не надо, — сказала она, — простота — вот что красивее всего и я всегда останусь верна ей.
И г-жа де Бремонваль была совершенно права, предпочитая любому украшению привычную гладкую прическу, подчеркивающую блеск ее изумительных золотых волос, тонких, как шелковые нити, и сияющих, как солнечные лучи.
— Вот и все! — заявила она, ловким щелчком пальцев поправив непослушную волну. — На этот раз я довольна своим видом — могу спокойно ждать гостей.
В этот вечер у г-жи де Бремонваль был большой прием.
Красавица Матильда, как всегда, готовилась принять гостей в своем особняке, украшенном цветами, ярко освещенном искусно выделанными электрическими светильниками, продушенном легким, нежным и пьянящим ароматом.
Г-жа де Бремонваль отошла от зеркала и дала горничной последние наставления:
— Постарайтесь, Адель, чтобы в прихожей не перемешались верхние вещи моих гостей, как это было на днях. Это всегда производит смешное впечатление, а мне такие глупости ни к чему…
Г-жа де Бремонваль была превосходной хозяйкой дома. Приемы ее всегда были безупречными, но зато она была чрезвычайно требовательна к слугам, не терпела ни малейшей оплошности, умела приказывать и это властным голосом, что, впрочем, очень ей шло.
— Пойду взгляну, хорошо ли накрыт стол, — проговорила она.
Выйдя из туалетной комнаты, она прошла по длинному коридору, разделявшему апартаменты надвое, и оказалась в пышной столовой, стены которой до половины были отделаны панелями из дуба, а выше затянуты старинными гобеленами, обрамленными резным деревом; она наклонилась над великолепно убранным столом, усыпанным цветами, сверкающим хрусталем, тончайшим фарфором, изысканными серебряными приборами.
Но стоило ей бросить взгляд на этот стол, который любого привел бы в восхищение своим совершенным убранством, как она обнаружила вопиющие недостатки.
— Это невыносимо! — воскликнула он. — Видимо, все надо делать самой, иначе жди любых нелепостей.
Она раздраженно нажала на кнопку звонка, скрытого под столом, и тотчас же явился лакей.
— Альфред! Кто накрывал на стол? Вы или дворецкий?
— Мы вместе накрывали, сударыня.
— Поздравить вас не с чем, эти россыпи цветов крайне неуклюже выглядят… переделайте все это!
Г-жа де Бремонваль потратила немного времени на то, чтобы с помощью лакея уложить в другом порядке дорожку живых цветов, усыпавших середину стола, затем перешла в гостиную.
Это была самая красивая комната в доме, которую г-жа де Бремонваль обставила и украсила с удивительным чувством меры и безупречным вкусом. Это была просторная, удобная, мягко освещенная комната, стены которой были сплошь увешаны коллекцией редчайших, исключительно ценных старинных гравюр. Г-жа де Бремонваль со страстью предавалась коллекционированию, и ее хорошо знали в тех кругах, где иногда, во имя Красоты, беспощадно используют наивность, всегда живущую на дне души дилетантов.
Г-жа де Бремонваль постояла на пороге, охватила взглядом гостиную в целом и не смогла сдержать улыбку:
— Неплохо, — прошептала она, — право же, обстановка гостиной мне удалась…
Однако в этот вечер молодая женщина все же была чем-то раздражена, чуть ли не казалась угрюмой. Несмотря на естественное чувство удовлетворения, свойственного хорошей хозяйке дома, убедившейся, что созданная ею обстановка удовлетворит самый требовательный вкус, тонкие брови хмурились, не предвещая ничего хорошего.
Дело было в том, что она взглянула на старинные часы, величественно отбивавшие минуты искусно выточенным маятником.
— Без двадцати восемь! — прошептала она. — Быть не может! Он должен уже был прийти… Что же это значит? Чем это грозит? Ах, это не жизнь — вечно мучить душу страхом, вечно дрожать, вечно ждать страшнейших катастроф!
Г-жа де Бремонваль присела на маленький диванчик, взяла попавшееся ей под руку редкое иллюстрированное издание каталога произведений искусства, перелистала его. Но, видимо, мысли ее витали где-то далеко и чтение не захватывало ее, как прежде. А если уж г-жа де Бремонваль, с ее страстью к коллекционированию, рассеянно просматривала список гравюр, можно было ясно представить себе, что ее гнетут тяжелые заботы. Вскоре красавица бросила чтение, закрыла глаза и погрузилась в задумчивость.
— Без четверти восемь! Ах, я с ума сойду! с ума сойду!.. Ведь он должен был прийти непременно… Я была в этом уверена после его письма… Ему нужны деньги, я бы ему заплатила… Боже мой… Боже мой…
Она ходила по гостиной, прежняя ее легкая изящная походка сменилась нервными неуверенными шагами.
Она резко нажала кнопку звонка:
— В конце концов, чем я рискую? Сейчас спрошу…
Звонок еще раздавался, а дверь гостиной уже распахнулась, и почтительный голос вымолвил:
— Мадам что-нибудь угодно?
Г-жа де Бремонваль, даже головы не повернув, резко спросила:
— Ко мне никто не приходил?
— Нет, мадам, никто.
— Хорошо. Мне должны принести кое-какие покупки, как только придут, дайте мне знать… даже если уже соберутся гости.
— Хорошо, мадам.
— Можете идти.
Дверь бесшумно закрылась и г-жа де Бремонваль вновь погрузилась в раздумье, еще более печальное, еще более горькое!..
Но правду ли сказал своей хозяйке дворецкий? Верно ли, что его никто не просил оказать любезность и провести к г-же де Бремонваль? Если бы красавица Матильда могла увидеть лицо своего дворецкого после того как он закрыл за собой дверь гостиной, она бы несомненно вздрогнула! Она бы, несомненно, что-то заподозрила… Дело в том, что г-жа де Бремонваль, хоть и жила в ошеломляющей роскоши, никогда не интересовалась теми, кто ее обслуживают. Управляющему, человеку, заслуживающему всяческого доверия, были поручены все хозяйственные заботы как в парижском особняке, так и в поместье г-жи де Бремонваль в Бретани. Она же своих слуг почти не знала в лицо. Накануне она едва обратила внимание на то, что дворецкого заменили, и его место занял другой.
— Мадам, — сообщил ей управляющий, — мне пришлось взять другого дворецкого, так как наш заболел.
Г-жа де Бремонваль в знак согласия кивнула с равнодушным видом, заранее зная, что ее прием от этой замены не пострадает, так как Париж располагает большим числом хороших слуг. И впрямь, дворецкий, которого нанял управляющий, отлично разбирался в своем деле. Более того, его внешний вид сразу же располагал в его пользу. Гладко выбритое лицо со строгим выражением, слегка лысеющее темя человека, которому уже под шестьдесят, — как говорится, внешность была под стать роду занятий.
В то время как г-жа Бремонваль волновалась из-за того, что тот, кого она с такой тревогой ждала, все еще не приходил, дворецкий шел по коридору и улыбался, а дойдя до буфетной, тихо произнес:
— А как же, черт возьми, приходили! Да, красавица моя, приходили к вам, но, похоже, я не был бы самим собой, если бы не сумел разгадать ваши хитрости, помешать вашим коварным замыслам… Да, черт возьми! Спрашивали вас, но дело-то имели со мной…
