Дороти Сэйерс - Медовый месяц в улье

– У меня есть деньги?

От такого дурацкого и неуместного вопроса фонтан взвился до небес.

– Дорогая моя дурочка, конечно же есть. Мы с тобой полдня убили, подписывая бумаги.

– Да, я знаю, но где они? Я могу выписать на них чек? Я тут подумала – я ведь своему секретарю не заплатила жалованье, а у меня сейчас ни пенни своих денег, только твои.

– Они не мои, они твои собственные. По акту имущественного урегулирования. Мёрблс все это объяснял, но ты, наверное, не слушала. А что это за внезапное обнищание?

– А то, мистер Рочестер, что я не собиралась выходить замуж в серой альпаке. И потратила все, что у меня было, и еще немножко, чтобы ты мной гордился. Я оставила бедную мисс Брэйси в расстроенных чувствах, заняв у нее в последний момент десять шиллингов на бензин до Оксфорда. Давай, смейся! Да, я убила свою гордыню – но, Питер! Это была прекрасная смерть.

– Полный обряд жертвоприношения. Гарриет, вот теперь я верю, что ты меня любишь. Что-либо столь неописуемо, столь изумительно правильное невозможно совершить нечаянно. Quelle folie – mais quel geste![223]

– Я так и думала, что это тебя позабавит. Поэтому и рассказала, вместо того чтобы взять у Бантера марку и написать в банк.

– Это значит, что ты простила мне мою победу. Щедрая женщина! Пока ты такова, расскажи мне еще кое-что. Как, черт побери, ты смогла помимо прочего позволить себе автограф Донна?

– Специально постаралась. Три рассказа по пятьсот слов для журнала “Жуть”. Сорок гиней штука.

– Вот как? Рассказ о том, как юноша убил тетушку бумерангом?

– Да, и о противном биржевом маклере, которого нашли в гостиной викария с проломленным черепом. Как нашего Ноукса… О боже, я совсем забыла про бедного мистера Ноукса.

– К чертям Ноукса! Нет, зря я это сказал. Вдруг он и правда у них. Викария помню. А третий какой? Повар, подмешавший синильную кислоту в миндальную глазурь?

– Да. Где ты добыл это низкопробнейшее чтиво? Может, Бантер в минуты досуга изучает такие издания?

– Нет, он читает журналы по фотографии. Но на свете существуют агентства, составляющие подборки вырезок.

– Неужели? И давно ли ты собираешь вырезки?

– Уже шесть лет как. Они влачат жалкое существование в запертом ящике, но Бантер притворяется, что про них не знает. Когда какой-нибудь наглый тупоумный критик доводит меня до изжоги, он вежливо приписывает мою ярость плохой погоде. Твоя очередь смеяться. Мне нужно было орошать что-нибудь слезами, а материалом ты меня не баловала. Однажды я протянул три недели на старой заметке из “Панча”. Бесчеловечный изверг, дьяволица, скажи хотя бы, что тебе меня жаль!

– Я не могу ни о чем жалеть, я забыла, как это делается.

Он молчал. Фонтан превратился в ручей. Он бежал сквозь его сознание, искрясь и хохоча, и разливался в широкую реку, которая подхватила его и понесла, утопив в своих водах. Не в силах об этом говорить, он мог лишь искать спасения в глупостях.

Жена, посмотрев на него, задумчиво положила ноги на скамью, чтобы снять вес с его коленей, и погрузилась в то же настроение.

Неизвестно, вышли бы они из безмолвного транса сами или, в духе экстатической пары Донна[224], уподобились бы надгробным статуям и просидели бы до ночи, не меняя позы. Три четверти часа спустя снизу поднялся бородатый старик на скрипучей повозке, запряженной лошадью. Он рассеянно скользнул по ним взглядом, не проявив любопытства, но чары рассеялись. Гарриет поспешно соскочила с колен мужа и встала на ноги. А Питер, который в Лондоне скорее бы умер, чем стал обниматься на людях, как ни странно, не выказал никакого смущения, но сердечно приветствовал возчика.

– Вам моя машина не мешает?

– Нет, сэр, спасибо. Не беспокойтесь.

– Хороший денек. – Он неторопливо подошел к воротам, а старик остановил лошадь.

– Ваша правда. Очень хороший.

– Приятное тут у вас местечко. А кто поставил скамейку?

– А сквайр наш, сэр, мистер Тревор, из большого дома. Для женщин ее вкопал, которые по воскресеньям-то сюда приходят, цветы носят и все такое. Новой церкви-то пяти лет нету, народ и ходит на могилы на старое кладбище. Теперь-то тут, понятно, не хоронят, но сквайр сказал – а пусть всем будет приятственно и удобственно. Тут подъем-то дай бог, старым да малым тяжко. Вот он и вкопал.

– Мы ему очень признательны. А солнечные часы здесь давно стоят?

Возчик усмехнулся:

– Какое там, сэр, бог с вами. Часы-то эти, солнечные, стало быть, такое дело. Верхушку викарий нашел в мусоре, когда старую церковь разгребал, а Билл Маггинс и говорит: “За старой мельницей камень валяется, в самый раз под эти часы подло жить, ежели только отыщем трубу какую водосточную вставить между”. А Джим Хотри говорит: “Там в Пэгглхэме, – говорит, – один человек, у него с полдюжины труб старых, печных, значит, продает он их. Чего думать-то”. Они, значит, сказали викарию, а тот сказал сквайру нашему, а потом все вместе собрали, а Джо Дадден и Гарри Гейтс все на раствор посадили, а викарий в книжке прочел, как верхушку приладить, чтоб верное время показывала. Ежели вы, сэр, посмотрите, она не врет почти. Ясное дело, летом-то на час отстает, потому как следует Божьему времени, а нам приходится жить по правительственному. Занятно, что вы про часы спрашиваете, и знаете почему? Да потому, что тот самый человек, что продал викарию трубу эту, так его только вчера мертвым нашли. В собственном доме, да. И говорят, убили его!

– Да что вы! Как все странно в этой жизни. Как называется ваша деревня? Лопсли? Большое спасибо. Вот, выпейте капельку… Кстати, у вас на левой зад ней подкова болтается.

Возчик ответил, что не замечал, и поблагодарил наблюдательного джентльмена. Лошадь потрусила дальше.

– Пора нам домой, – неохотно сказал Питер, – а то не успеем переодеться к вечеринке у викария. Но к сквайру заглянем в ближайшее время. Я решил непременно добыть трубу.

Глава XV

Херес и горькая настойка

Дурак, лицемер, злодей!Не смей меня обзывать!

“Хорошо, что мы взяли на себя труд одеться понаряднее”, – думала Гарриет. Жена викария (которая, как она смутно помнила с детства по благотворительным базарам и цветочным выставкам, всегда была дородной, приветливой и румяной) ради такого повода надела черное кружевное платье и довольно смелый короткий жакет из шелкового бархата с цветочным рисунком. Она вышла навстречу гостям, лучезарно улыбаясь.

– Бедняжки! Такое потрясение! Как мило, что вы к нам пришли. Надеюсь, Саймон извинился за то, что я не зашла к вам сама, но мне весь день вздохнуть некогда было: то дом, то приходские хлопоты, то Женский институт. Проходите, присаживайтесь у камина. Дорогая, вы-то, разумеется, старый друг, хотя вряд ли меня помните. Позвольте, муж поможет вам снять пальто. Какое чудесное платье! Прелестный цвет. Надеюсь, вы не против, что я так говорю. Я люблю, когда вокруг радостные цвета и радостные лица. Идите, сядьте на диван, вот сюда, к этой зеленой подушке – будет очень живописно… Нет-нет, лорд Питер, не садитесь! Это кресло-качалка, оно нападает на людей врасплох. Мужчины обычно выбирают вот это – хорошее, глубокое. Саймон, куда ты подевал сигареты?

– Вот же они, вот. Надеюсь, вам понравятся. Сам я курю трубку и, боюсь, не разбираюсь. О нет, благодарю вас, благодарю вас – трубка только после ужина. Я попробую сигарету, просто для разнообразия. Дорогая, ты не присоединишься к нам в этом маленьком распутстве?

– Ох, обычно я себе не позволяю, – сказала миссис Гудакр, – из-за прихожан. Это очень глупо, но надо же подавать пример.

– Те прихожане, что перед вами, – заметил Питер, убедительно чиркая спичкой, – уже безнадежно развращены и вряд ли покаются.

– Ну тогда я, пожалуй, попробую, – решилась супруга викария.

– Браво! – сказал мистер Гудакр. – Вот теперь у нас и вправду веселая вечеринка. Итак! Разливать херес – моя привилегия. Думаю, не ошибусь, если скажу, что херес – единственное вино, с которым мирно уживается богиня Никотиния.

– Совершенно верно, падре.

– О, вы согласны! Очень рад, очень рад. А вот – ах да! Попробуете этих маленьких печений? Какое замечательное разнообразие! Прямо-таки embarras de richesses![225]

– Они так продаются, это ассорти, – просто сказала миссис Гудакр. – Называется “коктейльное печенье”. На прошлой игре в вист они у нас тоже были.

– Конечно, конечно! А какие тут с сыром внутри?

– Эти, кажется, – сказала многоопытная Гарриет, – и те длинненькие.

– Так и есть! Сколько всего вы знаете. Прошу, проведите меня по этому восхитительному лабиринту. Надо заметить, что собраться вот так перед ужином – это прекраснейшая идея!

– Вы точно не хотите с нами поужинать? – заботливо спросила миссис Гудакр. – Или остаться на ночь? Гостевая комната у нас всегда наготове. Неужели вам уютно в Толбойз после всех этих ужасов? Я велела мужу сказать вам, что если мы можем хоть чем-то помочь…