Джон Харви - Грубая обработка
— Нам лучше одеться, — сказал он, вставая с кровати.
— Подожди здесь. Кто бы это ни был, они уйдут.
Грабянский, потянувшись за брюками, наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
— Я так не думаю.
У двери стоял Резник. Кругом не было ни одного полицейского. Даже машину он оставил на улице, а не стал перегораживать подъездную дорогу. Мария Рой отступила назад, чтобы позволить ему пройти в дом. Резник подумал: «Что бы она носила, если бы не придумали домашних халатов».
Грабянский был на кухне. Он стоял между раковиной и столом, уже надев пиджак и готовый бежать, если предоставится такая возможность.
— Инспектор?
Резник ответил кивком головы, поборов импульсивное намерение пожать ему руку.
— Можем мы рассчитывать, по крайней мере, на какое-то объяснение этого визита? — спросила Мария, обойдя стол и встав рядом с Грабянским.
— Все в порядке, Мария, — успокоил ее Джерри, похлопав по руке.
— Какой к черту порядок? Это мой дом. Я…
— Мария, помолчи.
— Вы не могли бы приготовить нам кофе? — попросил ее Резник.
Грабянский едва удержался от улыбки. Значит, это будет проходить таким образом.
— Ты не возражаешь? — обратился он к Марии, которая удивленно уставилась на них, но тем не менее пошла к кофеварке.
— Садитесь, — предложил Грабянский, как если бы это был его собственный дом.
Резник снял пальто и положил его на спинку стула, потом сел на другой.
— Ваш партнер Грайс, — сказал он Грабянскому, демонстративно посмотрев на свои часы, — находится в полиции уже почти целый час.
Они молчали до того самого момента, как кофе был приготовлен и поставлен перед ними. Он был недостаточно крепок для Резника, но лучше, чем он мог ожидать.
— Я не знаю, — заявил Грабянский, — каких ответов вы ждете от меня. Имена, описание внешности, контакты. Это было частью сделки.
Но Резник уже качал головой.
— Мы хотим от вас совсем другого. Дело даже не в том, что мы хотим что-то узнать. — Он отпил из чашки. — Большую часть мы уже имеем, нам нужно лишь подтверждение. — Он взглянул на Марию, которая нахмурилась и отвернулась. — Но мы можем попросить некоторых людей пересмотреть заявления, которые они могли сделать несколько… поспешно.
Грабянский откинулся назад на стуле, оперевшись одной ногой о ножку стола. Чашку он держал в обеих руках. Инспектор мог бы прижать его, но почему-то не делал этого. Ему оставалось только ждать.
— Тогда это наркотики, не так ли?
— Какие наркотики? — воскликнула Мария, глядя в упор на Грабянского, хотя она прекрасно знала, о каких наркотиках идет речь.
— Речь идет о том, кто «на кнопке», — уточнил Чарли.
— Вам нужно имя? Того типа, который занимается этим?
Наступила очередь улыбнуться Резнику.
— Слишком поздно, Джерри. Мы знаем и это.
По лицу Грабянского было видно, что это произвело на него впечатление.
— Я не знаю тогда, — пробормотал он, опустив стул на четыре ножки, — что я могу сделать, чтобы помочь вам.
— Подумайте еще немного об этом. — Продолжая улыбаться, Резник предложил: — Пока мы пьем кофе, подумайте об этом.
В комнате было душно: в ней не было ни окон, ни вентиляции. Чтобы исключить возможность встречи с Грай-сом, Грабянского отвезли в центральный участок. Резник и Норман Манн сидели на простых стульях, Грабянский облокотился на поцарапанный, как водится, стол. Настроение у него явно ухудшалось.
— Грайс все валит на вас. — Норман Манн стряхнул пепел с сигареты прямо на дощатый пол. — Это правда, он в самом деле во всем винит вас. Когда он закончит, нужно будет только купить почтовую марку и послать дело на какую-нибудь студию. Получится прекрасный сценарий о типе, который был мозговым центром шайки. Он надевал свой самый дорогой костюм и отправлялся вскрывать сейфы, потом раздевался и укладывался в кровать с женщинами. Кто будет играть главного героя? Шварценеггер или Сталлоне? Вам следует бороться за себя.
Грабянского не особенно прельщала идея изображать из себя Шварценеггера. Он помнил фильм, где этот актер играл роль русского полицейского. Он вспомнил также, как тот пытался сделать этот образ более убедительным с помощью славянского произношения, что у него совсем не получалось. Да, жаль, что слишком рано постарел Кэри Грант.
— Вы слышите, что я вам говорю? — спросил Норман Манн.
— Да.
— Вы никак не реагируете на мои слова.
— А как я должен реагировать?
— Я не знаю. Может, немного разозлиться. Что вы думаете по этому поводу, Чарли? Если бы так поступил со мной мой партнер, я бы несколько разозлился.
Резник думал о Джеффе Харрисоне не потому, что они всегда были партнерами или чем-то в этом роде, — просто он не мог не задавать себе вопроса, как много ему было известно.
— Вы хотите есть, Джерри? — спросил Норман Манн, — что-нибудь перекусите?
Грабянский пожал плечами. Ему подошло бы все, что могло прервать этот допрос.
— Да, я съел бы чего-нибудь.
— Позднее.
«Странно, — подумал Грабянский, — очень странно».
— Вначале я хотел бы знать, плевать ли вам на то, что ваш приятель навешивает на вас сколько может. Еще немного, и он станет уверять, что единственное, что он делал, это сидел за рулем угнанной машины и был на стреме. А ведь это не так, верно?
— Вы прекрасно знаете, что не так.
— Ну и что вы собираетесь делать?
— Что я могу сделать?
— Может быть, вы не верите тому, что мы вам рассказываем?
Грабянский верил этому. Грайс готов продать родную бабушку, чтобы из нее сварили суп, если сочтет это выгодным.
— Вы можете сделать вот что, — произнес Манн, — дать нам полную возможность засадить его на большой срок. Оно за око, зуб за зуб, так?
— Да, — согласился Грабянский. — Конечно. Правильно. Зуб за зуб.
— Хорошо! — Норман Манн отодвинул стул, потер ладони. — А вы не говорите это только затем, чтобы поскорее запустить зубы в мясной пирог и картофельное пюре? Три блюда, а потом перемените свое решение?
Грабянский покачал головой.
«Если когда-нибудь что-то случится, — говорил Грайс, — что-либо действительно чертовски неприятное, каждый будет сам за себя, запомни это». Грабянский помнил.
— Все, что вам угодно, — заверил Грабянский. — Если только я знаю ответы… если я могу помочь…
— Это хорошо. Это замечательно. А, Чарли? Потому что теперь мы можем пойти и набить наши желудки, зная, что мы продвинулись на нашем пути. — Он положил руку на плечо Грабянского. — Потом мы сможем поговорить об остальном. — Он нажал сильнее. — Откровенно говоря, когда я впервые услышал о вашей готовности сотрудничать, когда Чарли сказал мне об этом, я был удивлен. Я не думал, что вы пойдете на это. Надо иметь достаточно смелости и смекалки, чтобы чистить дома, одеваясь, как на великосветский раут. — Но, — он наклонился почти к лицу Грабянского, — у вас есть голова. — Он выпрямился и отошел. — И мошонка, как у носорога.
33
В нижней части желтой афиши черными буквами было напечатано: «Серебряный оркестр горняков Лоско». Края афиши загнулись, их трепал пронизывающий ветер. Это был последний концерт прошедшего лета. Солнца не было. Хотя погода была теплой для января, она казалась отвратительной тому, кто сидел на скамейке напротив пустующей эстрады и дожидался человека, который мог вообще не появиться.
Грабянский потратил сорок восемь часов, чтобы договориться о встрече. И все время он испытывал сомнения, сожалел, что согласился на это.
«Таскать на себе провод, так они называют это?»
Он вспомнил телевизионную передачу, в которой показывалось, как два детектива нажимали на заключенного, чтобы добиться от него нужной им информации, и никто из них не знал о спрятанном магнитофоне, который незаметно накручивал компрометирующую их информацию. А также фильм, и один, тоже по телевидению, где полицейский изображал преступника и ходил с микрофоном, прикрепленным к его груди. Иногда их раскрывали, но в большинстве случаев все для них кончалось благополучно. Пуля из «магнума» 45-го калибра в лицо или благодарность от комиссара, иногда даже медаль на грудь — в зависимости от статуса того, под чьим руководством они выполняли это задание. А также от того, нужны ли вы будете для подобной операции в следующий раз. «Не ясно, кем ты будешь в этой истории, героем или негодяем?»
Было позднее утро, и вокруг было не очень многолюдно. В другом углу площадки сидел пожилой мужчина в плаще с засунутыми в карманы руками. Его взгляд был устремлен на что-то, что не имело никакого отношения к окружающему. Две девушки из близлежащего учреждения перекусывали, вытаскивая вилками печеный картофель из светлых пластиковых коробочек. По крутой изгибающейся дорожке, ведущей к замку, поднималась группа построенных парами ребятишек из начальной школы. Учительница шла сзади и выговаривала одному из мальчишек за то, что он сшибал носком ботинка рано распустившиеся крокусы.
