Слепой цирюльник - Джон Диксон Карр

– Быстрее! – выпалила Пегги. – Я так и знала! Встаньте вокруг, вот так, чтобы никто не увидел. Дверь прямо у вас за спиной… Тащите его в коридор и вниз по лестнице.

– Есть надежда привести его в чувство? – спросил Морган с некоторым сомнением. – У него такой вид…

– Давайте! Не время спорить! Вы же никому не расскажете об этом, доктор Кайл? – спросила она. – Он будет в полном порядке, когда откроется занавес. Прошу вас, не говорите об этом. Никто ничего не узнает…

Доктор галантно заверил ее, что тайна с ним и умрет. Он заклеймил позором пристрастия пьяниц и предложил помочь им волочить дядюшку Жюля, однако Вальвик с Морганом справились сами. Им удалось выкатиться на палубу и спуститься по трапу под нелюбопытными взглядами одних лишь стюардов. Пегги перестала плакать и превратилась в настоящий вихрь.

– Нет, не в его каюту, в гримерку, к задней двери концертного зала! Ну, осторожнее! Осторожнее! Куда же запропастился Абдул? Почему Абдул за ним не приглядел? Абдул будет в ярости, у него взрывной темперамент… О, если мы не приведем его в чувство, то некому будет читать пролог, и Абдулу придется взять на себя все роли, что уж точно никуда не годится… Тихо! Слышите, зал уже начинает заполняться…

Они вышли в коридор кормовой части палубы С, по правому борту, и Пегги повела их по темному боковому ответвлению коридора. В конце оказалась дверь с крутой лестницей, а рядом еще одна дверь, ведущая в просторную каюту, где горел свет. С верхней площадки лестницы до них доносился слабый гул, эхо голосов, вроде бы в основном детских. Морган, тяжело дыша, помог Вальвику сгрузить на кушетку кукольника, превратившегося в тяжелое бревно, как и любая из его марионеток. Голова дядюшки Жюля перекатилась, изо рта вырвался слабый свист. Он пробормотал: «Magnifique!»[40] – и захрапел, печально улыбаясь.

Пегги, всхлипывая и ругаясь одновременно, кинулась к открытому сундуку в углу каюты. Эта каюта идеально подходила под гримерку, отметил про себя Морган. В гардеробе висели три великолепных костюма, заодно с островерхими шлемами, широкими мечами, восточными саблями, кольчугой и плащами, отделанными разноцветными стекляшками. В воздухе витал запах пудры, на залитом светом туалетном столике были разложены фальшивые бакенбарды разных оттенков, кудрявые парики, кремы для лица, краски, театральный клей, коробочки с гримом и черные карандаши. Морган глубоко вдохнул запахи театра, и ему понравилось. Пегги вынула из сундука большую пачку пищевой соды.

– Вы этого не делайте никогда, – сказал капитан Вальвик, хмуро глядя на дядюшку Жюля. – Йа много видел пьяниц в жизни, и йа вам говорийт…

– Я это сделаю! – выкрикнула Пегги. – Миссис Перригор, пожалуйста, прошу вас, хватит плакать, налейте воды в стакан. Воды, дайте кто-нибудь! Один раз я уже вытрезвляла его в Нэшвилле, когда он был так же плох, как сейчас. Ну же! Если никто мне…

– О, бе-едненький! – воскликнула миссис Перригор, подходя, чтобы погладить кукольника по голове.

И в тот же миг дядюшка Жюль, храп которого нарастал крещендо и завершился оглушительным свистом, свалился с кушетки на другую сторону.

– Встань! – взвыла Пегги. – Усадите его, держите так, капитан! Придержите ему голову. Вот так. А теперь пощекочите его. Да, пощекочите, ну, вы же сумеете. – Она бросила в стакан с водой комок соды и устало двинулась вперед, прорываясь сквозь ароматы джина, перебивавшие даже запах грима. – Придержите его теперь. О, где же Абдул? Абдул знает, что делать. Да, так и держите его и щекочите…

– Гла-гу! – вырвалось у дядюшки Жюля, который дернулся, словно пойманный дельфин. На его лице отразилось легкое раздражение.

– Viens, mon oncle! – успокаивающе зашептала Пегги. Ноги плохо ее слушались, глаза ярко блестели, однако она была настроена решительно. – Ah, mon pauvre enfant! Mon pauvre petit gosse! Viens, alors…[41]

Ее pauvre enfant, кажется, смутно догадался, куда дует ветер. Он внезапно сел прямо, глаза у него были закрыты, зато кулак попал точно в цель, прямо в стакан, который с грохотом разбился о противоположную переборку. После чего дядюшка Жюль соскользнул вниз и безмятежно захрапел дальше.

– Хр-р-вии, – выводил дядюшка Жюль.

Раздался стук в дверь.

Пегги едва не вскрикнула, отшатнувшись.

– Только не мистер Перригор! – почти взмолилась она. – Только не он! Нам конец, если он это увидит. Он ненавидит пьянство, а он как раз собирается снова писать о дяде статью. Абдул! Может, это Абдул. Тогда он сейчас все исправит. Придется ему…

– Заметьте, – неожиданно произнес капитан Вальвик, – очень странный стук. Слушайте!

Они застыли с широко раскрытыми глазами, и Моргану стало жутко. Стук был замысловатый, легкий и дробный – какой-то условный сигнал. Вальвик сдвинулся с места, чтобы открыть, когда дверь начала открываться сама весьма своеобразным и загадочным способом, короткими рывками…

– Пс-с-ст! – предостерегающе прошипел кто-то.

И в каюту, настороженно оглядевшись по сторонам, протиснулся не кто иной, как мистер Кёртис Уоррен. Одежда на нем была изрядно помята, включая разорванный пиджак и живописно заляпанные жирными пятнами белые спортивные брюки; волосы стояли дыбом, на лице виднелись ссадины. Зато сам он так и лучился дьявольским торжеством. Он осторожно прикрыл за собой дверь и обвел всех горделивым взглядом.

Не успели они оправиться от потрясения, вызванного этим ужасным явлением, как он зашелся низким, довольным и торжествующим смехом.

Сунув руку в карман, он выдернул ее и вскинул в воздух: на золотой цепочке, покачиваясь и поблескивая, висел изумрудный слон.

– Я его вернул! – торжественно объявил Уоррен.

Глава шестнадцатая

Опасность в каюте С46

Морган ничего не сказал. Как и капитан Уистлер в нескольких небезызвестных случаях, он лишился дара речи. Его первый пронзительный страх – а именно: глаза подводят его и все это – гротескная фантазия, вызванная шампанским и усталостью, – рассеялся под натиском суровой реальности. Уоррен был здесь. Он здесь, и у него в руке изумрудный слон. Что он мог натворить – эту картину Морган в данный момент не хотел себе даже представлять. Все, что у него осталось в памяти, – это сиплый голос Вальвика:

– Запираем дверь!

– Что касается тебя… – продолжал Уоррен, с негодованием махнув в сторону Пегги. – Что до тебя, вот так, значит, ты в меня веришь? Вот так-то ты помогла мне, детка! Ха! Я разработал такой подробный план, но разве ты подыграла мне, когда я притворялся спящим? Нет! Ты выбежала в гневе…

– Дорогой! – воскликнула Пегги и, заливаясь слезами, кинулась в его объятия.

– Так вот… – продолжал Уоррен, несколько смягчившись. –