Дороти Ли Сэйерс - Престолы, Господства
— Разве нельзя было посадить напротив Харриет кого-нибудь поживее, чем старый Кроппингфорд? Он не может говорить ни о чём, кроме лошадей и охоты. Посади там молодого Драммонд-Тейбера: он может болтать о книгах и подобных вещах и помочь мне с ней.
— Конечно же нет, — сказала герцогиня. — Это приём в честь Харриет, и напротив неё должен быть Кроппингфорд. Я не могу отдать её Чарли Граммиджу, потому что он поведёт меня.
— Уверен, Джерри нахамит Марджори Граммидж.
— Джерри — наследник этого дома и, конечно, может хоть на этот раз быть вежливым по отношению к друзьям его матери.
— Гм! — произнёс герцог, который ненавидел маркизу Граммидж изо всех сил и вполне мог рассчитывать на взаимность.
— По другую сторону от Джерри сидит миссис Драммонд-Тейбер, она очень красива и обаятельна.
— Страшная зануда.
— Она способна говорить за двоих. И я дала Питеру Белинду Кроппингфорд. Она достаточно живая.
— Он ненавидит женщин с зелёными ногтями, — возразил герцог.
Второй брак графа Кроппингфорда смутил его друзей и родственников. Но он был родственником со стороны матери, и, верная своим стандартам, Хелен старалась ради него как могла.
— Она самая привлекательная женщина в Лондоне. Раньше Питер умел ценить приятную внешность.
Герцогу вдруг пришло в голову, что всё это заговор, чтобы заставить Питера почувствовать, что он потерял. Но он лишь тихо произнёс:
— Действительно ли было так уж необходимо приглашать Амарант Сильвестер-Куик? Пару сезонов назад она явно демонстрировала свой интерес к Питеру.
— Абсолютная чушь, — решительно заявила герцогиня, добавив затем несколько непоследовательно: — это было давным-давно. Должна сказать, жаль, что у него не хватило ума жениться на ней, раз уж ему приспичило на ком-нибудь жениться вообще. Это была бы намного более подходящая партия. Но говорить, что она демонстрировала интерес, абсурдно. Кроме того, она — племянница леди Стоут и живёт вместе с ней; мы не можем пригласить леди Стоут без неё. А у нас должна быть леди Стоут, чтобы она привезла этого Шаппареля.
— Если уж на то пошло, не понимаю, зачем нам нужен Шаппарель. Он — художник или что-то в этом роде, не так ли? Что он делает на нашем семейном приёме?
— Я просто отказываюсь тебя понимать, — вздохнула герцогиня. — Сначала ты жалуешься, что у нас нет никого, чтобы поддержать у Харриет уверенность в себе беседой о книгах, искусстве и тому подобном, а потом протестуешь против Гастона Шаппареля. Меня не интересует этот человек сам по себе, как ты понимаешь, но он сейчас рисует всех подряд, и говорят, его работы могут стать очень ценными.
— О, понимаю, — сказал герцог.
Ясно, герцогиня решила найти правильного художника, чтобы несколько пополнить семейную портретную галерею. На очереди, конечно, был Сент-Джордж, а на следующий сезон, возможно, и дочь, Уинифред. У герцогини полностью отсутствовал вкус, но имелась превосходная деловая хватка. Её девизом было: «Купи рано, прежде, чем цена подскочит», а за обед и поддержку можно было рассчитывать на приличную скидку.
— Он поведёт миссис Драммонд-Тейбер, — продолжала герцогиня. — Если он скажет что-то экстравагантное, она не станет возражать: без сомнения, Генри, будучи издателем, приучил её к этим странным богемным людям. И Белинде Кроппингфорд это, скорее всего, понравится. У него с каждого бока будет по красивой женщине и Амаранта Сильвестер-Куик напротив. Не понимаю, из-за чего весь этот шум?
Герцог чётко понимал, что жена уже рассадила несколько «портретов» в качестве подготовительного шага к тому, чтобы живописец предложил услуги именно ей. Он подчинился, как обычно. И лорд Сент-Джордж, который, — если ему это было действительно нужно, — мог вертеть матерью, как хотел, неожиданно оказался в ситуации, когда спорить бесполезно. Именно в утро званого обеда ушей его отца достигла информация, которая привела к такой продолжительной ссоре, такой громкой и яростной, что выделялась даже в летописи Уимзи.
— Как я смогу смотреть в глаза твоему дяде! — кричал герцог, тяжело дыша. — Каждый пенс будет ему возвращён и вычтен из твоего пособия. И если я когда-либо вновь услышу о чём-то подобном…
Поэтому, когда молодой человек заявил о своём нежелании быть партнёром леди Граммидж за столом, герцог, резко встав на сторону жены, издал звук, напоминающий крик выпи, и прогремел: «Сделаешь, как тебе сказано!» — и вопрос был решён.
— Надеюсь, — пробормотала герцогиня, — Питер не опоздает. Это было бы совершенно в его духе.
Фактически, она знала, что такого никогда не случится: он пунктуален и по склонности и из вежливости. Но вполне в его стиле было приехать последним, чтобы подгадать время своего появление на сцене в наиболее эффектный момент, в то время как остальные начнут подыгрывать ему, принимая такой вид, как если бы единодушно решили не пропустить ни мгновения от предстоящей сенсации, в чём бы она не состояла. Чета Уимзи возвратилась из Парижа только накануне днём, никто ещё не видел их, скандал, связанный с судом, возбуждал любопытство. Кроме того, интерес подогревала продажа романов невесты, так что печально известное имя Харриет Вейн на ярких зелёных и оранжевых обложках бросалось в глаза её родственников со стороны супруга из каждого книжного киоска и витрин книжных магазинов. Достопочтенный Генри Драммонд-Тейбер, — который, хотя и был сыном графа и имел безупречную репутацию, стал партнёром в издательской фирме «Бон и Ньют», — казалось, посчитал последнее событие поводом для поздравлений. Герцогиня, внезапно почувствовавшая за его приятной болтовнёй коммерческий интерес, задалась вопросом, не совершила ли ошибку, пригласив его в Карлтон-Хаус-Террас. Покровительство модным иностранным художникам — это одно, а помощь в продаже каких-то детективных романов — совсем другое.
С любезной улыбкой она сказала:
— Конечно, теперь, когда Харриет замужем, ей не придётся больше писать. И у неё просто не останется на это времени.
Мистер Драммонд-Тейбер вздохнул.
— Наши писательницы должны подписывать контракт, включающей статью, в которой предусмотрен штраф за замужество, — сказал он с чувством. — Однако, не следует поддаваться пессимизму.
Тем временем, вдовствующая леди Стоут, которая напоминала выцветшую фотографию королевы Виктории и была одной из наиболее любознательных и неудержимых старух в Лондоне, бросила Гастона Шаппареля в недружелюбные объятия леди Граммидж, и принялась бомбардировать хозяина дома совершенно лишними вопросами «о том убийстве». Герцог, бесстрастно отрицая какую-либо осведомлённость, тревожно наблюдал за сыном, который, пренебрегая своими обязанностями по отношению к знатной и пожилой даме, перенёс своё внимание на Амаранту Сильвестер-Куик. На лице его читались одновременно озлобленность и несдержанность. Лорд Граммидж и лорд Кроппингфорд горячо обсуждали проблемы осушения земли в поместьях.
Леди Граммидж, освободившись от Гастона Шаппареля и бросая злые взгляды на голубовато-зелёное платье леди Кроппингфорд, обратилась своим звонким голосом к герцогине:
— Боюсь, дорогая Хелен, я не очень весело одета для этого торжества, но и правда, с этими грустными новостями из Сандринхема [29] весёлость едва ли уместна.
В этот момент лакей объявил: «Лорд и леди Питер Уимзи» и, таким образом, как корабль сопровождения, запустил пару в бесконечное одиночное плавание по длинной гостиной под перекрёстным огнём испытующих взглядов из гавани у камина.
Гастон Шаппарель, профессия которого включала чтение мыслей по лицу и который был хорошо подогрет сплетнями от леди Стоут, бросил на них лишь один взгляд и сказал себе: «Ого! Понимаю, это вызов. Удивительно! Мадам герцогиня одним махом поставлена в неловкое положение. Изящное платье в прекрасном вкусе, три бесподобных рубина. Что можно сказать? Хорошенькая ли она? Нисколько, но cristi! [30] Какая фигура! И сильный характер. Держится хорошо. Но ключ к загадке — муж. Il est formidable, mon dieu, [31] этот небольшой белый ястреб…»
И когда начались поздравления, он добавил про себя: «Это становится забавным».
Герцог подошёл к новой леди Питер Уимзи с некоторой опаской. Он, конечно же, встречался с ней и раньше после их с Питером обручения, но тогда всегда рядом был кто-то — жена, Питер, вдовствующая герцогиня Денверская, — способный взять разговор на себя. Теперь, в течение последующих пяти минут или около того, ему предстояло разговаривать с ней без чьей-либо помощи. Он хорошо понимал, что вышедшие из Оксфорда романистки — это не его профиль. Осторожно он начал:
— Ну, и как вы?
— Очень хорошо, спасибо. Мы замечательно провели время в Париже. И дом просто великолепен. О, и теперь, когда я увидела ваши гобелены уже в нашем доме, я должна всех поблагодарить снова. Они абсолютно к месту и так прекрасны.
