Гастон Леру - Тайна желтой комнаты
— Этого не может быть! Он с ума сошел!
— Как! — воскликнул председатель. — Вы, сударь, осмеливаетесь обвинять Фредерика Ларсана! Видите, какое впечатление произвело выдвинутое вами обвинение… Даже господин Робер Дарзак и тот считает вас безумцем!.. А если это не так, вы должны представить доказательства…
— Доказательства, сударь? Вам нужны доказательства? Хорошо, сейчас вы получите одно из них, — раздался звонкий голос Рультабия. — Пускай пригласят Фредерика Ларсана!..
— Пригласите Фредерика Ларсана, — отдал распоряжение председатель.
Судебный исполнитель бросился к маленькой дверце, открыл ее и исчез… Дверь осталась открытой… Все взоры были прикованы к ней. Снова появился судебный исполнитель. Он вышел на середину зала и сказал:
— Господин председатель, Фредерика Ларсана нет. Он ушел около четырех часов, и больше его не видели.
— Вот вам мое доказательство! — торжествующе воскликнул Рультабий.
— Объяснитесь… Что за доказательство? — спросил председатель.
— Мое неопровержимое доказательство, — молвил юный репортер, — разве вы не видите, что Ларсан сбежал? Клянусь вам, что он уже не вернется!.. Вы никогда больше не увидите Фредерика Ларсана…
В глубине зала поднялся шум.
— Если вы не смеетесь над правосудием, отчего вы не воспользовались моментом, когда Ларсан стоял рядом с вами у этого барьера, почему было не бросить ему это обвинение в лицо? Тогда, по крайней мере, он мог бы ответить вам!..
— Можно ли желать более веского доказательства, чем это, господин председатель?.. Он мне не отвечает! И никогда не ответит! Я обвиняю Ларсана в том, что он убийца, и он спасается бегством! Разве, по-вашему, это не доказательство?..
— Мы не желаем верить и не верим в то, что Ларсан, как вы изволили выразиться, «спасся бегством»… Зачем ему было бежать? Ведь он не знал, что вы собираетесь предъявить ему обвинение.
— В том-то и дело, сударь, что знал, я сам ему об этом сказал…
— Как вы могли это сделать!.. Вы считаете Ларсана убийцей и сами же даете ему возможность бежать!..
— Да, господин председатель, я это сделал! — с гордостью заявил Рультабий. — Я-то ведь не принадлежу к числу служителей правосудия и в полиции тоже не служу; я скромный журналист, и арестовывать людей вовсе не моя обязанность. Я служу делу истины так, как считаю нужным… Это мое личное дело… А вам надлежит охранять общество, вот и охраняйте его в меру своих возможностей, это как раз ваше дело. Но чтобы я принес палачу чью-то голову!.. Если вы рассудите по справедливости, господин председатель, а вы, я знаю, человек справедливый, то согласитесь, что я прав!.. Разве не говорил я вам, что вы потом поймете, почему я не мог назвать имени убийцы раньше половины седьмого? Я рассчитал, сколько времени понадобится, чтобы предупредить Фредерика Ларсана, с тем чтобы он успел на поезд, который в 4 часа 17 минут отправляется отсюда в Париж, а уж там-то он сумеет скрыться… Час, чтобы добраться до Парижа, час с четвертью, чтобы уничтожить следы своего пребывания там… Вот и получалось, что это будет никак не раньше половины седьмого… Вам не найти Ларсана, — заявил Рультабий, пристально глядя в глаза г-ну Роберу Дарзаку. — Он слишком хитер… Это человек, который всегда ускользал от вас… и которого вы долго и безуспешно преследовали… Если он не так хитер, как я, — добавил Рультабий, смеясь от всей души, но в полном одиночестве, ибо теперь никому уже не хотелось смеяться, — то он все-таки хитрее всех полиций на свете. Этот человек, которому четыре года назад удалось проникнуть в недра нашей полиции и который прославился там под именем Фредерика Ларсана, не менее известен под другим именем — вы тоже хорошо его знаете. Фредерик Ларсан, господин председатель, это не кто иной, как Боллмейер!
— Боллмейер! — воскликнул председатель суда.
— Боллмейер! — вторил ему Робер Дарзак, поднимаясь со своего места. — Боллмейер!.. Значит, это правда!
— Так, так, господин Дарзак, теперь вы уже не думаете, что я сошел с ума!..
«Боллмейер! Боллмейер! Боллмейер!» — это имя, не смолкая, звучало в зале. Председатель суда решил прервать заседание.
* * *Вы, конечно, догадываетесь, какая буря поднялась во время перерыва. И, согласитесь, публике было от чего прийти в волнение. Боллмейер! Да, что и говорить, мальчишка потрясающий, в этом все сошлись единодушно, он всех поразил. Подумать только — Боллмейер! А ведь несколько недель назад разнесся слух, будто он умер. Стало быть, он умудрился обмануть смерть, как всю жизнь умудрялся обманывать жандармов. Надо ли перечислять здесь «высокие подвиги» Боллмейера? В течение двадцати лет судебная хроника и рубрика происшествий в газетах неустанно напоминали о них, и если кто-то из моих читателей забыл вдруг о деле Желтой комнаты, то имя Боллмейера наверняка сохранилось в памяти каждого. Боллмейер олицетворял собою самый тип мошенника из высшего света; выглядел он настоящим джентльменом, но трудно было сыскать более ловкого на руку фокусника, чем он, точно так же, как трудно было себе вообразить более отчаянного и страшного головореза, или, как теперь говорят, апаша[14]. Он был принят в самом лучшем обществе и состоял членом самых избранных, элитарных клубов, однако ему ничего не стоило похитить и честь, и деньги какой-нибудь знатной семьи, и все это с непревзойденным мастерством. Когда же, случалось, ему приходилось туго, он, не дрогнув, мог пустить в ход нож или баранью кость. Он никогда и ни в чем не сомневался, и любое дело было ему по плечу. Однажды, попав в руки правосудия, он сумел ускользнуть даже в день суда, бросив перец в глаза стражникам, которые вели его в зал судебных заседаний. Потом уже стало известно, что в день побега, когда самые хваткие полицейские сыщики были брошены ему вдогонку, он преспокойно отправился на премьеру в «Комеди Франсез», не потрудившись даже изменить свою внешность. Затем он покинул Францию и уехал работать в Америку, где в один прекрасный день полиции штата Огайо удалось-таки поймать знаменитого преступника, но на другой день он снова бежал… Боллмейер… Да понадобился бы целый том, чтобы рассказать о Боллмейере. И что же вы думаете? Он сумел стать Фредериком Ларсаном!.. А не кто иной, как юный Рультабий обнаружил это!.. Мало того, не кто иной, как этот малыш, проведавший о прошлом Боллмейера, позволил ему и на этот раз посмеяться над обществом, предоставив Боллмейеру возможность ускользнуть! По правде сказать, я был просто восхищен Рультабием, ибо знал, что главной его заботой было верой и правдой до конца служить интересам г-на Робера Дарзака и мадемуазель Станжерсон: он хотел избавить их от этого бандита, но при этом сделать так, чтобы тот не заговорил.
Мы еще не успели оправиться от столь неожиданного разоблачения, а я уже слышал, как самые нетерпеливые стали кричать:
— Хорошо, пускай Фредерик Ларсан будет убийцей, однако это нам не объясняет, каким образом ему удалось выйти из Желтой комнаты!..
Но тут как раз снова началось судебное заседание.
* * *Сразу же вызвали Рультабия и снова начали его допрашивать, ибо это был скорее допрос, нежели свидетельские показания.
— Вы говорили, сударь, — начал председатель суда, — что убежать из этой западни было практически невозможно. Я признаю, я готов согласиться с вами, что раз Фредерик Ларсан находился над вами, свесившись из окна, стало быть, он все еще был во дворе, в этом самом углу; но чтобы оказаться у окна, ему сначала надо было покинуть этот угол, то есть двор. И следовательно, он все-таки убежал! Каким же образом?
— Я сказал, что он не мог убежать естественным путем, — отвечал Рультабий. — А это значит, что он убежал путем противоестественным. Так как угол двора — я уже говорил об этом — был почти заперт, в отличие от Желтой комнаты, которая была наглухо заперта. Во дворе можно было вскарабкаться по стене — а в Желтой комнате это было исключено, — затем пробраться на террасу и уже оттуда, пока все мы толпились над телом лесника, проникнуть в галерею через окно, которое находится как раз над террасой. А там уже Ларсану оставалось сделать всего лишь шаг, чтобы оказаться в своей комнате, открыть окно и заговорить с нами. Для такого ловкого и сильного акробата, как Ларсан, это сущие пустяки, детская забава. И вот вам доказательство, подтверждающее мои слова, господин председатель. — Тут Рультабий вытащил из кармана пиджака маленький пакетик, развернул его и показал всем шип. — Взгляните, господин председатель, вот шип, который беспрепятственно входит в дыру, оставшуюся на правом выступе, поддерживающем террасу, — ее и сейчас можно заметить. Ларсан, который умел предвидеть все и заранее, верно, обдумал возможные пути бегства, чтобы вовремя успеть к себе в комнату, — вещь необходимая, когда берешься за такое дело, — загодя вбил этот шип в выступ. Одна нога на каменной тумбе (которая стоит на углу замка), другая — на шипе, одна рука на карнизе двери лесника, другая — на краю террасы, и вот уже Фредерик Ларсан исчезает в воздухе… тем более что он очень проворен и в тот вечер вовсе не был усыплен, в чем хотел нас уверить. Мы отужинали с ним, господин председатель, и во время десерта он притворился, будто валится с ног, и заснул буквально у нас на глазах, сделав вид, будто его усыпили, — это для того, чтобы на другой день никто не удивился тому, что я, Жозеф Рультабий, стал чьей-то жертвой, выпив снотворного за ужином у Ларсана. Раз обоих нас постигла одна и та же участь, его никто уже ни в чем не мог заподозрить, подозрения падут на кого-то другого. Ибо я-то, господин председатель, я действительно был усыплен, да еще как! Причем самим Ларсаном!.. Если бы не это мое плачевное состояние, Ларсану ни за что не удалось бы проникнуть в тот вечер в спальню мадемуазель Станжерсон — и не было бы никакого несчастья!..
