Александр Бородыня - Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
11
Здесь действительно прежде располагалась воинская часть. Когда рассвело, Ник наконец разглядел остатки ограждения. Казармы сгорели дотла. На их месте теперь стояли туго натянутые палатки боевиков, а всего метрах в сорока от последней палатки уперся в землю развороченный взрывом БМП. Пушка, из которой били прямой наводкой по зеленому щиту, торчала из окопа слева от БМП. Пушку охранял солдат.
Часы без стекла остановились. Ник снял часы и положил на камень, так они и остались лежать. Исключая нескольких часовых в лагере все спали, кто забившись в палатки, кто прямо на догоревших кострах, постелив на остывающие угли брезентовые спальные мешки. Побродив по лагерю, Ник остановился. Кто-то накануне разлил вино по стаканам, да так и не выпил. Стакан был до краев налит молодым зеленым вином. В горле сухо и от сухости больно. Осторожно он взял стакан. Точно такой же был в руке скульптора, там, в прошлом, точно такой же малахитовый полупрозрачный стакан был, если и не холодный, то лишь самую капельку разогретый восходящим солнцем.
Воздух наполнился гудением. Похоже на шум вертолетного винта. Ник запрокинул голову и действительно увидел вертолет. Вокруг просыпались люди, послышалась ругань. Он влил в себя кисловатое вино и опять посмотрел. Вертолет был военный, большой, с плохо закрашенной звездой на брюхе.
Боевая машина зависла над лагерем и, покачиваясь, стала опускаться. К ней бежали по короткой желтой траве вооруженные люди. Все это было каким-то ненастоящим, отстраненным от его сознания. Ветром от винтов опрокинуло раскладной стульчик, надуло брезентовые стенки палаток.
Вино сняло сухость во рту и в горле.
«Нужно поискать девицу эту, из гостиницы, — подумал Ник, вытирая губы. — Она должна быть где-то рядом. Почему она вчера ушла? Она, по сути Дела, спасла мне жизнь… Нужно ее поискать!»
* * *Винты еще вращались, когда дверцы вертолета распахнулись и на траву стали спрыгивать молодые люди в белых рубашках. С самого Нового Афона Ник не видел этих неприятных белых рубашек. Потом винты замерли, и из вертолета вытолкнули по очереди двух женщин.
Ник перетянул футляр фотоаппарата со спины на грудь, расстегнул его. Он медлил. Взвел затвор. Осторожно он навел объектив на резкость. Одна из женщин показалась знакомой, но лицо ее было так изуродовано, что за спекшейся кровяной маской не угадать черт. Зато другого человека он опознал сразу. Это был один из скульпторов, он видел это лицо в доме на горе.
Женщина в черном шелковом платье кричала и извивалась, а рука скульптора, ухватив ее за волосы, заставляла стоять на коленях. Скульптор был небрит. Подбородок покрывала фиолетовая густая щетина, и в этой щетине мягко прорезались разбитые черные губы. Голые колени женщины скользили по камням. Колени были изранены, и на камнях оставалась кровь. Беспомощными движениями рук женщина пыталась сомкнуть на груди лоскуты порванного шелка.
В лагере уже варили обед. От большого котла далеко распространялся запах вареной баранины и перца. Сделав несколько снимков, Ник закрыл крышечкой объектив, но аппарата пока не убрал. Он хотел понять, что происходит. Он не испытывал больше никакого страха. Ухватив за отворот куртки ближайшего молодого боевика, он спросил:
— Кого это привезли на вертолете?
— А ты не понял? — ухмыльнулся тот. — Живой щит!
— В каком смысле?
— В прямом. Тенгиз за них по двести баксов дает за каждую. Пусти! — парень вырвался. — Я бы и сам заплатил. Но не для того, как говорится, брали!
— А для чего брали? — спросил Ник. — Для чего их Тенгиз прикупает?
— Они — психическое оружие!.
— В каком смысле?
— Психическое оружие! — пояснил довольным голосом парень. — Для злости они! Чтобы воевать веселее было!
Ник отвлекся. Женщин пинками погнали по лагерю. Он сделал еще несколько снимков, потом женщин втолкнули в одну из палаток.
— А ты, я вижу, корреспондент? — спросил вполне дружелюбно парень. — Снимаешь, я смотрю?
В глазах боевика появилось подозрительное выражение. Ник взвел затвор.
— В журнал «Советский воин», — сказал он. — Хочешь на обложку?
Винты вертолета вздрогнули и, наращивая обороты, стали смыкаться в металлическом круге. Машина вздрогнула, дверцы захлопнулись, и она поднялась, тяжелая, в воздух. Ветер раздул куртку боевика, он принял героическую позу с автоматом на изготовку, чуть отставив длинную ногу в грязном мягком сапоге.
— Давай на обложку! — в его улыбке не хватало нижнего зуба. — Но если обманешь, я тебя, честное слово, сам пристрелю. Ты объективно освещаешь или как?
— Я не освещаю! — сказал Ник. — Освещают другие, я только делаю фотки.
12
Удар был такой, что земля под ногами покачнулась. Все вокруг заволокло дымом. Ник понял: сбили вертолет. Он присел на корточки и упер мокрые от пота ладони в сухую короткую траву. Море шумело сбоку. Мимо пробежали двое вооруженных боевиков. Ник повернул голову и увидел, как еще двое боевиков снимают с огня большой чан и, взявшись с двух сторон за толстую палку, пытаются унести недоваренную баранину в направлении, противоположном взрыву. Метрах в двадцати один из них сделал неестественное движение вперед и повалился лицом вниз, его догнала пуля. Жирное месиво выплеснулось на траву. Звука выстрелов Ник сначала не слышал, хотя со всею ясностью он видел, как пули дырявят натянутый брезент ближайшей палатки.
— Началось! — сказал громким хриплым шепотом парень, только что сфотографированный для обложки журнала «Советский воин». — Теперь поиграем! — Он махнул рукой и, пригибаясь, побежал в сторону окопчика. — Пошли, пошли, корреспондент! — Он обернулся и наставил на Ника свой автомат. — Пошли со мной, пофотографируем!
Вслед за парнем Ник пробежал метров сто и прыгнул вниз в окоп. Выглянул сразу. Рядом большие кирзовые сапоги топтали остатки костра. Пристроившись поудобнее, Ник проверил аппарат, оставалось еще семь кадров, но он все равно хотел снять крупным планом именно эти сапоги.
— Бабы где? — неожиданно заорал обладатель сапог. — Баб тащи!
Только потом, наверное, несколько месяцев спустя Ник понял, что он кричал все это по-русски.
— Тащи!.. Их… Твою мать!..
Полог палатки, где были спрятаны женщины, распахнулся.
«Живой щит? — подумал Ник. — Совсем не похоже…»
Женщин выталкивали под солнце и пули. Они неловко прикрывались руками, щурились на невыносимо яркий свет, кричали, пытались садиться на траву, но их тут же поднимали ударами сапог. Женщин оказалось пять. Ник взвел затвор. Двух женщин из пятерых он знал. Он знал девочку из гостиницы, и еще одно лицо оказалось знакомым. Дарья Петровна в отличие от остальных стояла прямо и будто смотрела в объектив. Она выделялась.
Сапоги разбросали угли.
«Получается, что война вовсе не мешает торговле, — от этой мысли на одно мгновение к горлу подступила тошнота, как будто не выдохнув глотнул сладкой чачи. — Получается, что абхазцы запросто продают женщин своим врагам… Как скот, продают этому Тенгизу на пушечное мясо!.. Чтобы веселее воевать было!»
Ник смотрел теперь только через оптику. Искажение помогало неучастию, укрупненные детали казались ненастоящими. У Дарьи Петровны сохранялось на удивление свежее выражение лица. По всей вероятности, она, так же, как и остальные женщины, была захвачена продавцами живого товара.
«Жива, значит, — прицеливаясь объективом, отметил Ник. — Сейчас умрет…»
— Давай раздевайся догола! — рявкнул по-русски все тот же боевик. — Скидай одежку!
Ствол карабина ткнул Дарью Петровну в неприкрытую грудь. Девушка повернула голову, посмотрела удивленными глазами. Наверное, она уже успела сойти с ума. Не понимая, чего от нее хотят, Дарья Петровна осторожно присела, делая неловкий реверанс.
Вокруг все быстро менялось. Вероятно, атака была неожиданной, и теперь, спохватившись, боевики пытались хоть как-то переориентироваться. В окоп втащили орудие, и Ник был вынужден сменить свою позицию. Он присел на корточки и наблюдал. Вокруг орудия крутилось человек пять, но действия их были какими-то бестолковыми, никак они не могли его зарядить.
— Зачем это, раздеваться? — долетел сквозь шум голос Дарьи Петровны. Ник выглянул из окопа. Девушка дернула плечами и попятилась от наставленного в упор ствола. — Я не буду!
Ник подавал снаряды. Чтобы не раздавить, он подвинул зачехленный фотоаппарат на спину. Пленка кончилась, фотоаппарат не представлял ценности. Нужно было вытащить и сохранить только кассету, но не нашлось секунды, чтобы ее вынуть. Орудие вздрагивало и откатывалось при каждом выстреле, снаряды были очень тяжелые и холодные. Потом в орудии что-то заело, и бессмысленный грохот прекратился.
