Грант Аллен - Дело врача
— А ты не замечал, что она часто прячет свой большой палец в ладони — сжимает кулак, особенно когда при ней рассказывают что-нибудь пугающее? Если беседа касается малярии или чего-то в том же роде, она мгновенно подгибает палец и судорожно стискивает кулак. При этом у нее еще и лицо передергивается. Я знаю, что это означает. Она смертельно боится тропических болезней, хотя вслух об этом никогда не говорит.
— И этот страх, по-твоему, так важен?
— Конечно. Я рассчитываю на него как на главное средство уловить и удержать ее.
— Каким это образом?
Она покачала головой, поддразнивая меня.
— Поживем — увидим. Ты — доктор, я — опытная медсестра. Предсказываю, что не пройдет и двадцати четырех часов, как она призовет нас на помощь. Она обязательно это сделает теперь, зная, что ты — племянник леди Теппинг, а я знакома с кем-то из Лучших Людей.
В тот вечер, около десяти часов, сэр Айвор подошел ко мне в курительной комнате с деланой беззаботностью. Взяв меня под локоть, он с таинственным видом отошел со мною в сторону. В комнате, среди прочих, находился и корабельный врач; он тихо играл в покер с пассажирами.
— Простите, доктор Камберледж, — начал промышленник, понизив голос, — не могли бы вы выйти со мною на минутку? У меня к вам поручение от леди Мидоукрофт.
Я вышел следом за ним на палубу.
— Это совершенно невозможно, дорогой сэр, — сказал я, сурово покачав головою, поскольку суть поручения отгадал сразу. — Я не могу просто пойти и осмотреть леди Мидоукрофт. Вы же знаете, медицинская этика — строго соблюдаемое и спасительное правило нашей профессии!
— Почему же? — спросил он удивленно.
— На корабле имеется хирург, — объяснил я как можно жестче. — Он — высококвалифицированный джентльмен, очень способный, и вашей жене следовало бы отнестись к нему с полным доверием. Я рассматриваю Данное судно как практику доктора Бойела, а всех, кто находится на борту, — как его пациентов.
Лицо сэра Айвора погрустнело.
— Но леди Мидоукрофт плохо себя чувствует, — ответил он с самым жалким видом, — и она… терпеть не может здешнего доктора. Такой, знаете ли, мужлан! Леди раздражает его громкий голос. Вы должны были уже заметить, что моя жена — леди с чрезвычайно деликатной нервной организацией. — Он поколебался, широко улыбнулся и пустил в ход козырную карту: — Ей неприятно, когда ее курирует человек, которого не назовешь джентльменом.
— Если джентльмен является также медиком, — ответил я, — его долг относительно собратьев по профессии, конечно же, не позволит вмешаться в их сферу деятельности или незаслуженно оскорбить кого-то из них, откровенно показывая, что его предпочли им.
— Значит, вы отказываетесь? — спросил он грустно, отступая. Очевидно, он боялся этой маленькой и властной женщины.
Я сделал небольшую уступку.
— Приду к вам через двадцать минут, — пообещал я важно, — но не теперь, чтобы не потревожить коллегу, — и посмотрю, что там такое с леди Мидоукрофт, в порядке простой беседы. Если я сочту, что ее случай требует лечения, я извещу об этом доктора Бойела.
Произнеся приговор, я вернулся в курительную комнату и взялся читать роман.
Двадцать минут спустя я уже стучался в дверь личной каюты леди, готовый продемонстрировать в полном объеме свое умение обращаться с больными. Как я и подозревал, у нее разыгрались нервы, ничего более; одной моей улыбки хватило, чтобы утешить ее. Помня наблюдение Хильды, я заметил, что сперва, пока я расспрашивал ее, она действительно то и дело зажимала в кулачок большой палец; но постепенно, под влиянием моего успокоительного голоса, расслабилась. Меня осыпали благодарностями, притом вполне искренними.
На следующий день, на палубе, она была весьма общительна. Я узнал, что первый этап их поездки будет развлекательным, но потом им предстоит отправиться на границу с Тибетом, где сэр Айвор по контракту строит железную дорогу, в совсем диком краю. Тигры? Туземцы? О, все это ей было нипочем. Но ей говорили, что в тамошних местах… Как там оно называется? Кажется, Тераи…[55] Так вот, там ужасно нездоровый климат. Там такая лихорадка — было такое слово… Ах, да, «эндемичная» — «о, благодарю вас, доктор Камберледж!» Она ненавидела даже само название лихорадки.
— А вы, мисс Уайд, — это было произнесено с боязливой улыбкой, — кажется, ничуть ее не боитесь?
— Ничуть, — спокойно ответила Хильда, взглянув на нее. — Мне приходилось выхаживать сотни больных.
— О боже, какой ужас! И вы никогда не заболевали?
— Никогда. Я просто не боюсь, вот и все.
— Жаль, что я так не могу! Сотни случаев! Да я от одной мысли об этом заболеваю!.. И все кончались благополучно?
— Почти все.
— Вы же не рассказываете вашим пациентам, когда они болеют, о других, которые умерли, верно? — добавила леди Мидоукрофт, передернув плечами.
На этот раз лицо Хильды выражало искреннее сочувствие.
— О, никогда! — правдиво ответила она. — Разве так можно выходить больного? Ведь наша задача — чтобы пациентам было хорошо. Потому нужно избегать любых тем, которые могут их огорчить или встревожить.
— Вы действительно так думаете? — Леди смотрела почти умоляюще.
— Конечно. Я стараюсь подружиться с моими пациентами, говорю с ними весело, развлекаю их и забавляю. Так я помогаю им отрешиться, насколько это возможно, от их собственных тревог и симптомов.
— О, как хорошо, когда болеешь, иметь рядом такого человека, как вы! — в восторге воскликнула скучающая леди. — Если бы мне требовался уход, я послала бы за вами! Но тут ведь дело в том, что вы — настоящая леди; обычные сестры и сиделки меня просто пугают. Как жаль, что я не могу всегда видеть рядом с собою такую леди!
— Сочувствие — вот что на самом деле важно, — негромко ответила Хильда. — И в первую очередь мы должны узнать, какой у пациента темперамент. Вот вы, я вижу, очень нервны. — Она погладила свою новую подругу по руке. — Когда вы болеете, вас нужно развлекать и занимать. Больше всего вы нуждаетесь в понимании и сочувствии.
Маленький кулачок снова свернулся, пустое личико сделалось положительно милым.
— То-то и оно! Вы попали в самую точку! Как вы умны! Мне все это нужно. Мисс Уайд, вы, вероятно, никогда не занимались уходом за частными лицами?
— Никогда, — ответила Хильда. — Понимаете ли, леди Мидоукрофт, я не зарабатываю этим себе на жизнь. У меня есть собственные средства. Я взялась за эту работу ради того, чтобы иметь какое-то занятие и сферу деятельности в жизни. До сих пор я имела дело только с больными в госпиталях.
Леди Мидоукрофт легонько вздохнула и пробормотала:
— Какая жалость! Печально, что ваши чувства, так сказать, выбрасываются на ветер, на этих гадких бедняков, вместо того, чтобы оделить ими тех, кто вам равен и может вполне оценить ваши качества!
— Осмелюсь заметить, что бедняки тоже их высоко ценят, — ответила Хильда, сдерживая негодование, ибо ничто так не возмущало ее, как классовые предрассудки. — Кроме того, они больше нуждаются в сочувствии, потому что им достается меньше утешений. Я ни за что не оставила бы уход за моими бедняками ради богатых бездельников.
В памяти леди Мидоукрофт всплыла устойчивая фразеология пасторского дома: «наши обездоленные собратья» и прочее.
— О, конечно, — ответила она, с тем механическим признанием тривиальной морали, какое всегда свойственно таким женщинам. — Мы должны делать все возможное для бедных, я знаю — ради нашей совести и все такое. Это наш долг, и мы все стараемся его исполнять. Но они так ужасно неблагодарны! Вам так не кажется? Вы знаете, мисс Уайд, в приходе моего отца…
Хильда прервала ее с солнечной улыбкой — с оттенком презрительного снисхождения, но не без подлинной жалости:
— Люди неблагодарны. Однако бедняки менее всех грешат этим. Я уверена, что они ценят мою помощь больше, чем она того стоит. Сколько раз в клинике Св. Натаниэля бедные женщины благодарили меня за такие пустяки, что мне становилось стыдно…
— И это лишь доказывает, — вставила леди Мидоукрофт, — что настоящие леди — самые лучшие медсестры!
— Ça marche![56] — сказала мне Хильда спустя несколько минут, мило улыбаясь, когда ее светлость, прошуршав пышным платьем, скрылась на трапе, ведущем к каютам.
— Да, дело движется к развязке, — ответил я. — Еще час-два, и ты уловишь свою дуэнью. И что особенно забавно, Хильда, эта добыча досталась тебе честным путем — ты откровенно показала ей, что чувствуешь и думаешь о ней и обо всем остальном!
— Иначе я не умею, — ответила Хильда, сразу становясь серьезной. — Я должна оставаться самой собой, во что бы то ни стало. Мой способ ловли заключается в том, что я ничего не скрываю. Можешь назвать меня актрисой, но я не играю. Я всего лишь женщина, пользующаяся своими личными качествами для достижения цели. Если я стану спутницей леди Мидоукрофт, выгода будет обоюдной. Я действительно сочувствую этой бедняжке, потому что нервы у нее совсем расшатаны.
