Рекс Стаут - Знают ответ орхидеи (сборник)

Вульф откашлялся:

– Я же не адвокат, мистер Обри, я детектив.

– Мне это известно. Но какая разница? Все в один голос повторяют, что вы знаете, как добиться своего. Вот мы и хотим, чтобы вы убедили Карноу принять наше предложение.

– Я мог бы придраться к вашей формулировке, – проворчал Вульф, – но вам сейчас не до семантических споров. Мой гонорар зависит от рода и объема выполненной работы. Ваше задание представляется мне совсем несложным. Скажите, вы всё продумали, когда определяли мой гонорар, и были искренни?

– Абсолютно!

– Глупости. Ни один человек не бывает абсолютно искренен. Если мистер Карноу примет ваше предложение, могу ли я быть уверен, что вы в точности выполните условия, которые перечислили?

– Да-да, не сомневайтесь. Выполним.

Вульф обратился к Кэролайн:

– А вы, миссис Карноу?

– Она вовсе не «миссис Карноу»! – рявкнул Обри. – Она моя жена.

Вульф слегка пожал плечами:

– Мадам, уверены ли вы, что согласны со всеми предложенными условиями и будете честно их придерживаться?

– Да, – послышался твердый ответ.

– Знаете ли вы, что таким образом отказываетесь от доли наследства, которую закон оставляет за вдовой? Отказываетесь от крупного капитала?

– Знаю.

– В таком случае я должен задать вам несколько вопросов о мистере Карноу, поскольку мистер Обри с ним никогда не встречался. У вас не было от него детей?

– Нет.

– Полагаю, вы вышли за него замуж по любви?

– Мы считали, что любим друг друга. Да, мы любили…

– Вы к нему охладели?

– Не совсем так. – Она заколебалась, не зная, как объяснить. – Сидни был страшно обидчив, вспыльчив и заносчив… Я все еще говорю «был», потому что долгое время считала его умершим. Мне было всего девятнадцать, когда мы поженились. Думаю, я плохо понимала его и, наверное, просто не знала. Он пошел в армию добровольцем. Считал это своим долгом, поскольку не участвовал во Второй мировой войне. Неоднократно повторял, что «обязан перечистить свою долю картошки». Это его собственное выражение. Я не разделяла его убежденности, но к тому времени уже поняла, что мое мнение, мои чувства и мысли для него не особенно-то и важны… Если вы собираетесь заручиться его согласием, вам, конечно, желательно знать, что он за человек. Однако я сама его, по сути дела, так и не узнала, несмотря на прожитое вместе время. Возможно, вам помогут письма, которые он написал мне из армии. Я получила всего три – одно из Кэмп-Гивенса и два из Кореи. Он не любил писать письма. Мой муж… Пол сказал, что я должна захватить их с собой и показать вам.

Она расстегнула сумочку, порылась в ней и извлекла несколько скрепленных вместе листочков.

Я забрал их у нее и передал Вульфу. Ну, а поскольку я предполагал, что именно мне будет поручено отстаивать предложение супругов Обри, то встал рядом с Вульфом и принялся читать вместе с ним неровные строчки. Все три письма по сей день находятся в наших архивах. Я ознакомлю вас всего лишь с одним, самым последним, чтобы вы имели представление о его содержании и стиле.

Дорогая Кэрри, как я надеюсь, мой верный и преданный друг,

извини, но дает себя знать моя слабость. В эту минуту мне бы хотелось быть рядом с тобой и объяснять тебе, почему мне не нравится твое новое платье. А потом ты пошла бы и переодела его, и мы отправились бы в «Шамбор» лакомиться устрицами, запивая их ришбуром, а затем в «Вельвет йоук» попробовать окры[18] и томатного супа. Затем мы вернулись бы домой, приняли горячий душ и улеглись на матрасы трехфутовой толщины, застланные тончайшими льняными простынями, под атласные одеяла с подогревом. Всего несколько дней подобной жизни – и я бы начал узнавать самого себя, смог бы заключить тебя в объятья, и мы окунулись бы в блаженство.

Теперь, по всей вероятности, мне следует подробно описать здешние края, чтобы ты поняла, почему я предпочел бы находиться в каком-нибудь другом месте. Но это звучало бы слишком тривиально. К тому же, как ты прекрасно знаешь, я ненавижу писать письма. В особенности описывать собственные ощущения. Поскольку все ближе и ближе становится тот миг, когда я попытаюсь кого-нибудь убить и, возможно, в этом преуспею, я порылся в памяти, дабы припомнить изречения мудрецов о смерти. Геродот сказал: «Смерть – восхитительное прибежище для уставших от жизни людей». Эпиктет заметил: «Смерть не что иное, как пугало». По выражению Монтеня, «самые смертельные смерти – наилучшие». Я непременно процитирую эти изречения человеку, которого собираюсь убить. И тогда он не будет так сильно переживать.

Кстати о смерти: если кто-то подстрелит меня, вместо того чтобы подставиться под мою пулю, кое-что сделанное мною незадолго до отъезда из Нью-Йорка тебя потрясет. Мне бы хотелось находиться поблизости, чтобы посмотреть, как ты это воспримешь. Ты неоднократно заявляла, что деньги тебя не волнуют, они того не заслуживают. Ты также говорила мне, что, хоть мои слова всегда звучат сардонически, у меня не хватит духу, чтобы сардонически действовать. На этот раз ты увидишь. Признаю, что мне придется умереть, дабы получить возможность «смеяться последним». Но какой это будет сардонический смех! Иногда меня берет сомнение, люблю ли я тебя или ненавижу. Эти два чувства трудно разделить. Вспоминай меня в сновидениях своих.

Кэролайн продолжала говорить, пока я шел к столу, чтобы положить письма под пресс-папье:

– Я отправляла ему ежедневно по два подробных письма. В общей сложности написала их больше пятидесяти. Однако он о них даже не упомянул в тех трех письмах, что я получила от него. Я стараюсь быть объективной в своей оценке. Но он сам называл себя эгоистом. И мне кажется, так оно и было.

– Не было, а есть, – угрюмо пробормотал Обри и спросил, повернувшись к Вульфу: – Разве это письмо не доказывает, что он псих?

– Да, колоритная фигура, – согласился Вульф и осведомился у Кэролайн: – Что же за распоряжение он сделал до отъезда из Нью-Йорка на случай своей возможной гибели? Он ведь писал вам, что вы будете сильно потрясены.

Она покачала головой:

– Не знаю, до сих пор не знаю. Естественно, я подумала, что он изменил свое завещание, исключив меня из него. Получив похоронку, я показала это письмо его юристу, Джиму Бибу, и поделилась своими предположениями. Тот согласился, что из письма можно сделать такой вывод, но, сказал, что, насколько ему известно, Сидни ничего не менял в завещании. Очевидно, муж просто подшучивал надо мной.

– Не слишком умно, – заметил Вульф. – Не так-то легко лишить жену наследства. Однако поскольку он не пытался… Но как же вышло, что вы получили не соответствующее действительности извещение о его смерти?

– Мне известно лишь то немногое, что напечатали в газетной заметке, – ответила Кэролайн. – Но Джим Биб кое-что добавил. Во время отступления с поля боя Сидни посчитали мертвым. В действительности же он был просто тяжело контужен. Ну и попал в плен. В течение двух лет он находился в лагере для военнопленных. Потом ему удалось бежать. Он переправился через реку Ялу в Маньчжурию. К этому времени он уже умел говорить по-корейски – у него вообще поразительные способности к языкам. Он приобрел друзей в деревне, носил их одежду, ну и все такое. Вроде бы – но тут я не уверена – даже стал коммунистом.

– Вот осел! – не выдержал Вульф.

– Вовсе нет, – не согласилась Кэролайн. – Просто он привык… быть колоритной фигурой, как вы выразились. Так или иначе, через несколько месяцев после окончания военных действий и подписания мирного договора он решил, что сыт по горло всей этой экзотикой, переправился назад через Ялу в Южную Корею и явился на армейский пост, откуда его отправили домой. Теперь он здесь. – Она простерла руки с мольбой к моему боссу: – Пожалуйста, мистер Вульф! Умоляю вас, помогите нам!

Конечно, ей это было невдомек, но она избрала неверную тактику. Вульф редко откликается на эмоциональные просьбы мужчин и вовсе глух к женским мольбам. Он отвел глаза от этого мучительного зрелища и обратился ко мне:

– Арчи, поскольку ты работаешь на меня, я могу давать тебе разные поручения в рамках этой деятельности. Но вот это не мое! Может, ты сам захочешь им заняться?

Он был предельно вежлив, а на самом деле подразумевал вот что: на пять тысяч долларов можно много кому выплатить жалованье, в том числе и тебе, так будь любезен, заработай их для меня. Не желая уступать ему в любезности, я предложил компромисс:

– С удовольствием разыщу этого Сидни и доставлю сюда, но разговаривать с ним будете вы.

– Нет! – категорически отказал он. – Это предложение мне вообще кажется донкихотством, поэтому я буду плохим адвокатом. Так что предоставляю тебе действовать с начала и до конца.