Часы смерти [Литрес] - Джон Диксон Карр
Мельсон почувствовал легкую дурноту. Он неожиданно отступил на шаг и едва не угодил ногой мимо ступеньки. В добавление к зрелищу умирающего человека этот пустяк – кому не случалось оступаться? – едва не довел его до обморока.
Один из двух людей, стоявших у порога, оказался женщиной – той самой, что кричала. Мельсон мог видеть только контуры ее фигуры и отсвет лампы в золотистых волосах. Неожиданно она бросилась к ним. Обогнув мертвеца и потеряв при этом ночную туфельку, которая гротескно закувыркалась по полу, она схватила констебля за руку.
– Он мертв, – выпалила она. – Посмотрите на него. – Ее голос дрожал, она была на грани истерики. – Ну?.. Ну же? Вы что, не собираетесь его арестовывать? – Она указала на человека в дверном проеме, тупо глядящего себе под ноги. – Он застрелил его. Посмотрите, у него в руке пистолет.
Человек в дверях пришел в себя. Он вдруг осознал, что держит в правой руке – палец на спусковом крючке – автоматический пистолет с необычайно длинным и толстым стволом. Увидев, что констебль шагнул к нему, он сунул пистолет в карман, едва не уронив его при этом. Затем он отступил назад, встав к ним боком, и они заметили, что голова у него трясется мелкой жуткой дрожью, как у паралитика. В неярком свете его можно было рассмотреть более отчетливо. Это оказался аккуратного вида, ухоженный человечек с гладко выбритым лицом, на котором поблескивали стекла пенсне, золотая цепочка, протянувшаяся за ухо, покачивалась в такт его дрожи. Заостренная челюсть и резко очерченный рот должны были в обычной жизни придавать ему решительный вид. У него были темные кустистые брови, длинный нос и какого-то неопределенного, мышиного цвета волосы, высоко зачесанные ото лба назад. Но сейчас лицо покрывали морщины, и оно все как-то расползлось – то ли от ужаса, то ли от трусости, то ли от полного замешательства. Человечек попытался придать себе вид величавого достоинства (адвокат богатого семейства?), подняв руку в протестующем жесте и даже добившись подобия улыбки, отчего лицо сделалось совсем уродливым.
– Моя дорогая Элеонора… – произнес он, судорожно сглотнув.
– Не подпускайте его ко мне, – заметалась девушка. – Почему вы его не арестуете? Он же застрелил этого человека. Вы что, не видите – у него пистолет!
Рокочущий, рассудительный, почти добродушный голос покрыл ее истеричные выкрики. Доктор Фелл, держа шляпу в руке, с копной взъерошенных волос, в беспорядке упавших на лоб, вырос перед девушкой, благожелательно ее разглядывая.
– Кхэ-р-румпф, – сказал доктор Фелл, почесывая нос. – Так-так. А вы в этом уверены? Как же тогда быть с выстрелом? Вот мы, все трое, находились рядом с домом снаружи и не слышали никакого выстрела.
– Так неужели вы не заметили этой штуки? Там, когда он держал его в руке? У него на конце был такой… глушитель – кажется, так их называют.
Увидев, что полицейский склонился над телом, она быстро отвернулась. Тот флегматично выпрямился и подошел к ошеломленному человечку в проходе.
– Итак, сэр, – произнес он совершенно бесстрастно. – Этот пистолет. Давайте-ка его сюда.
Человечек бессильно уронил руки.
– Вы не можете этого сделать, констебль, – торопливо заговорил он. – Вы не должны. Господи, помоги и укрепи… я не имею к этому ни малейшего отношения. – Руки начали подергиваться.
– Успокойтесь, сэр. Теперь – пистолет. Минутку, а то вы рукой… если вас не затруднит, протяните мне его рукояткой вперед. Вот так. А теперь ваше имя?
– Это пор-разительно нелепая ошибка. Кальвин Боскомб. Я…
– А как зовут умершего?
– Я не знаю.
– Ну-ну, полно! – сказал Пирс, устало шлепнув ладонью по записной книжке.
– Говорю же вам, я не знаю. – Боскомб напрягся.
Он сложил руки на груди и прислонился спиной к створке двери, словно заняв оборонительную позицию. На нем был опрятный халат из темно-серой шерсти, пояс халата был завязан аккуратным бантом.
Пирс тяжело повернулся к девушке:
– Кто это, мисс?
– Я… я тоже не знаю. Я никогда не видела его раньше.
Мельсон взглянул на нее. Сейчас она стояла лицом к свету, и он сравнил образ, запечатлевшийся у него сегодня утром, когда она выбежала на улицу, с этой Элеонорой (Карвер?), которую теперь видел совсем близко. Лет, пожалуй, двадцать семь или восемь. Определенно красива – в обычном понимании этого слова, которое, да простит нас кинематограф, все-таки является самым лучшим его пониманием. Среднего роста, тонкая, но с цветущей чувственной фигурой; чувственность проявлялась также и в ее глазах, крыльях носа и слегка вздернутой верхней губе. Кое-что в ее внешности поразило Мельсона как настолько загадочное и одновременно с этим настолько очевидное, что в первое мгновение он никак не мог сообразить, что же это было. Судя по всему, она выскочила сюда прямо из постели: ее длинные, ровно подрезанные волосы спутались, потерянная туфелька лежала рядом с мертвецом, она была в черно-красной пижамной паре, поверх которой набросила довольно пыльный кожаный плащ синего цвета с поднятым воротником. Но румяна и губная помада на лице были свежие, что было особенно заметно из-за ее бледности. Голубые глаза, устремленные на Пирса, смотрели со все возрастающей тревогой. Она плотнее запахнула полы плаща.
– Я вам говорю, я никогда не видела его раньше! – повторила она. – И не смотрите на меня так! – Быстрый взгляд на труп, сменившийся озадаченным выражением. – Он… он похож на вора как будто? И я не представляю, как он проник в дом, если только он, – кивок в сторону Боскомба, – его не впустил. Дверь каждый вечер запирают на замок и на цепочку.
Пирс хмыкнул и что-то записал в свою книжку.
– Хм. Вон оно что. А как ваше имя, мисс?
– Элеонора. – Она замолчала в нерешительности, потом добавила: – То есть Элеонора Карвер.
– Ну полно, мисс, перестаньте! Уж как вас-то зовут – вы должны знать?
– Ну… что же. А почему вы, собственно, так кипятитесь? – спросила она с неубедительной суровостью, но тут же сменила тон: – Простите, пожалуйста, но я сейчас сама не своя. На самом деле мое имя Элеонора Смит. Только мистер Карвер мой опекун – ну, что-то вроде опекуна, – и он хочет, чтобы я носила его имя.
– И вы утверждаете, что этот джентльмен застрелил…
– О, я уже не знаю, что я утверждала!
– Спасибо, Элеонора, – неожиданно и несколько просяще заговорил Боскомб. Его тощая грудь ходила ходуном. – Может быть, вы – вы все – пройдете ко мне в
