Часы смерти [Литрес] - Джон Диксон Карр
(Очень симпатичная, вспомнил он; солнце золотило ее волосы, и она была не слишком тщательно одета.)
– Естественно, меня не прельщало сидеть там у всех на виду, разинув рот на эту сцену, но я притворился, что не слушаю, и остался. Насколько я мог понять, женщина с решительным выражением лица была экономкой Йоганнуса Карвера. Йоганнус Карвер несколько недель трудился над большими часами, которые должны были украсить башню сельского поместья сэра такого-то, а он, вообще-то, не берет подобные заказы, и только нежелание отказывать сэру такому-то, его близкому другу, заставило мистера Карвера заняться ими… – так она говорила. Часы были закончены только накануне вечером, и Йоганнус покрасил их и оставил сохнуть в чулане. И надо же, кто-то забрался туда, изуродовал часы и украл стрелки с циферблата. Шутка?
– Мне это не нравится, – изрек доктор Фелл после недолгой паузы. – Мне это не нравится. – Он помахал одной тростью. – Что сделал представитель закона?
– Мне показалось, он просто растерялся. Исписал много листов в блокноте, но ничего значительного не произошло. Юная блондинка все пыталась успокоить ту, другую женщину. Говорила, что это, вероятно, всего лишь шутка – довольно неудачная, конечно, поскольку часы оказались сломанными. Потом они вернулись в дом. Йоганнуса я так и не увидел.
– Хм. Эта девушка из семьи Йоганнуса?
– Следует полагать, да.
– Черт возьми, Мельсон, – проворчал доктор Фелл. – Надо мне было поподробнее расспросить вчера Хэдли. В этом доме живет еще кто-нибудь или вы не обращали внимания?
– Особого, пожалуй, не обращал. Но дом большой, и, кажется, там живет несколько постояльцев. К тому же на двери я заметил еще и табличку с именем адвоката. Послушайте. Вы считаете, что это каким-то образом связано с…
Они вышли на Линкольнз-Инн-Филдз с северной стороны. Ночью площадь казалась гораздо большей, чем при дневном свете. Фасады домов стояли чистые, прибранные и отрешенные, редкие полоски света кое-где пробивались сквозь задернутые занавеси. Даже деревья напоминали парковый лес, где все выметено, подстрижено, приведено в порядок. Площадь освещала водянистая луна, такая же бледная, как и уличные фонари.
– Здесь нам направо, – сказал Мельсон. – Вон там находится Музей Соуна[3]. Двумя домами дальше… – Он провел рукой по влажной поверхности металлических поручней и поднял глаза на плоскогрудые дома. – Там я и живу. Следующий дом – Йоганнуса. Только я не вполне представляю, что нам пользы стоять там и разглядывать его…
– Не знаю. Возможно, какая-то польза и есть, – заметил доктор Фелл. – Входная дверь открыта.
Они оба остановились. Мельсон явственно вздрогнул: последние слова его друга прозвучали совершенно неожиданно, тем более что номер шестнадцатый был погружен в темноту. Свет луны и уличного фонаря окутывал его, словно туман, размывая очертания, как на акварели. Дом был тяжелый, высокий, с узким фасадом. Он был сложен из красного кирпича, казавшегося почти черным. На этом фоне ярко белели оконные рамы. Каменные ступени поднимались к круглым каменным колоннам, которые поддерживали крышу крыльца, почти такую же маленькую, как козырек часов. Большая дверь была широко распахнута. Мельсону показалось, что она поскрипывает.
– Как вы полагаете… – начал он, чувствуя, что его шепот становится громче.
Он замолчал, заметив в тени дерева перед домом еще более густую тень, – там кто-то стоял и, как и они, наблюдал за дверью. Однако безмолвие дома уже было нарушено. Внутри раздались чьи-то стоны и вскрикивания; на улицу стали долетать бессмысленные обрывки слов, – казалось, кто-то кого-то в чем-то страстно обвиняет. В этот момент таинственная тень отделилась от дерева. Мельсон двинулся через тротуар к дому и облегченно вздохнул, различив в полумраке контуры полицейского шлема. До его слуха донеслись тяжелые шаги, и он увидел, как впереди вспыхнул свет карманного фонаря: полицейский поднимался по ступеням крыльца номера шестнадцатого.
Глава вторая
Смерть на часах
Доктору Феллу стоило немалых трудов перенести свое грузное тело через мостовую, и он порядком запыхался, когда подошел к крыльцу. Он поднял одну трость и коснулся ею руки полицейского. Луч фонаря метнулся вниз.
– Что-нибудь случилось? – спросил доктор Фелл. – И если можно, не светите мне в глаза!
– Так-так! – проворчал полисмен настороженно и слегка раздраженно. – Так-так, сэр!..
– Ну тогда посветите еще секундочку. В чем дело, Пирс? Неужели вы меня не узнаете? Я вас прекрасно помню. Вас все время оставляют дежурным по участку. Кхе. Кхум. Вы стояли за дверью кабинета Хэдли…
Полицейский ошибочно предположил, что присутствие здесь доктора Фелла не было случайным.
– Я не знаю, что случилось, сэр, но пойдемте.
Махнув рукой Мельсону, не испытывавшему большого желания впутываться в это дело, доктор Фелл поднялся вслед за Пирсом по ступеням крыльца.
Стоило только войти внутрь, как оказалось, что в длинном коридоре совсем не так уж темно. В дальнем его конце виднелась лестница, с верхнего этажа на ступени лился мягкий свет. Жуткий голос умолк, словно кто-то теперь ждал и прислушивался. Откуда-то слева, сквозь одну из закрытых дверей, доносился странный шум, который Мельсон поначалу принял за нервный, настойчивый шепот, и лишь потом он понял, что этот звук издавали многочисленные, вразнобой тикающие часы. В тот же миг женский голос прокричал сверху:
– Кто там? – Шум, шорох, шелест платья, затем тот же голос в отчаянии крикнул им: – Я не могу пройти мимо него! Говорю же вам, я не могу пройти! Здесь кругом кровь. – Голос задрожал.
Эти слова исторгли хриплый звук из уст Пирса, и он бросился вперед. Желтый круг фонаря запрыгал по ступеням, два его спутника поспешно поднимались следом. Лестница была основательная, с тяжелыми перилами, ковром в тусклый цветочек и латунными прутьями, прижимавшими его к ступеням. Она являлась символом добропорядочного английского дома, где нет места жестокости и насилию, и ни разу не скрипнула под их ногами. Поднявшись наверх, они увидели прямо напротив, через холл, открытую двойную дверь. Тусклый свет проникал через нее на лестничную площадку. Он шел из комнаты, в которой два человека застыли на пороге, а третий сидел в кресле, обхватив голову руками.
Через порог вытянулось тело мужчины. Оно лежало вполоборота: частью на спине, а частью на правом боку. В желтом свете лампы его хорошо было видно: тени играли на искаженном судорогой лице и между пальцами, которые еще шевелились. Веки тоже еще подрагивали, открывая белки закатившихся глаз. Рот был открыт. Спина как будто немного выгнулась, словно от боли, и Мельсон мог бы поклясться, что ногти
