Он приходит по пятницам - Слободской Николай

Я пошел самым простым для меня путем, переориентировавшись на чтение, главным образом, книжек, издаваемых в братских социалистических странах и в каких-то количествах проникающих в наши магазины. В областной библиотеке был неплохой иностранный отдел, на полках которого за долгие предшествующие годы скопилось несколько тысяч таких изданий – в основном немецких и польских, – не пользующихся чрезмерным спросом со стороны читателей. Основная масса посетителей этого отдела была заинтересована в учебной литературе и в тех немногочисленных книгах на английском, которые здесь были, оставляя прочие мало кому нужные «книжные сокровища» таким, как я, любопытствующим бездельникам, разыскивающим чего-нибудь почитать перед сном. Чтобы читать серьезную прозу на немецком или польском, моего уровня знания этих языков было маловато – понять кое-что удается, но удовольствия не получаешь, – а вот чтение детективов никаких проблем не создавало. Посему, посещая этот отдел, я обычно покидал его с несколькими детективчиками в руках. К счастью, этот жанр был представлен на полках в достаточном количестве – ряды польских небольших книжечек из серии «Серебряный ключ» заполняли чуть ли не целый стеллаж, и то же самое можно сказать про гэдээровские карманного формата однотипные томики, в которых печатались разнообразные романчики, идущие у немцев под общим названием «krimi». Сами немцы детективов никогда не писали и не пишут, но среди этой «криминальной литературы» было не так уж и мало переводных детективных романов. Так что для меня возможность пользоваться этими книжками была настоящей отдушиной в пору почти тотального отсутствия новых интересных книг.

С Мишей я повстречался в этом самом иностранном отделе, когда сидящая за стойкой библиотекарша записывала в мой формуляр книжечку Агаты Кристи, – мне в тот раз повезло, и я углядел этот ярко – не по-нашему – оформленный покетбук в стопке книжек, только что сданных читателями. С английским у меня дела обстоят намного хуже, нежели с немецким, который я как-никак учил в школе и в институте в течение многих лет, или с польским, который я, правда, освоил самостоятельно, почти не пользуясь никакими учебниками, но который зато достаточно близок к русскому и не требует таких усилий для понимания. Английского, я, можно сказать, практически не знаю, но чего не сделаешь ради удовольствия почитать Агату Кристи. К тому времени лишь немногие ее вещи были переведены на русский, но их было достаточно, чтобы произвести на любителей детективов неизгладимое впечатление. Побуждаемый сильным желанием познакомиться еще с одной хитроумной загадкой, над которой ломают голову герои Кристи, я очертя голову бросился в пучину с большим трудом – по складам – разбираемого английского языка, и, надо сказать, не утонул в ней на первых же страницах, а мало-помалу научился понимать несложный детективный текст в достаточной степени, чтобы следить за сюжетом и не путаться в тех уликах, что удается обнаружить Пуаро или мисс Марпл. Прочитав пару английских книжек, я почувствовал себя вполне готовым к чтению литературы подобного рода. Главное, на первый план вышли не сложности конструкции английских фраз, а хитросплетения изобретенных Кристи загадок, и следовательно, удовольствия, получаемые в процессе чтения.

Имевшиеся в библиотеке два-три десятка напечатанных за рубежом английских детективов шли, естественно, нарасхват, и я был очень доволен тем, что мне выпала такая удача – еще не читанная книжка Кристи (если не ошибаюсь, это была The moving finger) попала наконец в мои руки. И вот тут-то и нарисовался Миша:

– О! Кристи! Повезло вам. Я такой еще не видел, – прокомментировал он мой трофей несколько завистливым тоном.

Надо сказать, что мы с моим будущим героем были к тому времени уже отчасти знакомы, хотя и не обменялись до того ни единым словом. Дело в том, что мы с женой купили тогда годовой абонемент на камерные концерты и старательно – раз в месяц – посещали филармонию. А как же – для того и абонемент, чтобы не было соблазна отложить поход на концерт на какой-нибудь «другой раз». Нет уж – деньги уже заранее заплочены – нечего отлынивать, собирайся и иди. Публики на таких концертах относительно немного, и через два-три раза большинство присутствующих начинаешь узнавать в лицо. Вот одним из таких любителей музыки и был Миша, появлявшийся в зале в сопровождении двух дам приблизительно его же возраста. По-видимому, он так же запомнил мое лицо и обратился ко мне по-свойски, как к кому-то более или менее знакомому. На выходе из библиотеки мы в нескольких фразах обсудили общую любовь к детективам, и к Агате Кристи, в частности, формально представились друг другу, обменялись номерами телефонов, а главное, договорились, что, когда я соберусь сдавать ухваченную мною Кристи, я предварительно сообщу ему об этом, и он постарается прибыть к назначенному сроку в библиотеку, чтобы сразу же взять сдаваемую книжку, покуда ее не успел перехватить кто-нибудь из других читателей.

С этого и началось наше – возникшее на детективной почве – знакомство, продлившееся несколько лет и окончательно угасшее лишь в «перестроечные» времена, когда всё стало быстро и необратимо меняться. Встречались мы с Мишей не слишком часто, но и не забывали друг про друга, перезванивались, и время от времени он – чаще к концу рабочего дня – забегал ко мне в издательство поболтать, обсудить какие-нибудь новости, занести обещанную книжку. Хотя за эти годы было и несколько встреч в домашних условиях – даже с участием жен – семейные визиты, так сказать, – да и на концертах мы продолжали видеться, но всё же главным образом наше общение происходило в моей издательской комнатушке. Иной раз и подолгу засиживались. Разговоры про то, про сё, шуточки, споры, чай, сигареты, бывало и по стопочке пропускали. Иногда заглядывал кто-то из моих коллег по издательству и тоже включался в наш треп – в общем, обычное интеллигентское времяпровождение тех лет.

Темы наших разговоров были самыми разнообразными. Миша был человек начитанный, живо всем интересующийся, и обсуждать с ним можно было что угодно, однако детективы и связанные с ними вопросы, увлекательные для нас обоих, всплывали в наших разговорах достаточно часто. И здесь я могу уже непосредственно перейти к предыстории начатого романа.

Приблизительно за год или за полтора до нашей встречи в библиотеке я закончил свой первый детективный роман и еще не утратил ощущения удачно завершенного дела: вот, сделал же, и совсем неплохо получилось, прям как у настоящего писателя. С Агатой Кристи я себя, конечно, не равнял, но некоторую авторскую гордость испытывал, не без оснований полагая, что на фоне практически еще не существующего русского детектива мой роман смотрится совсем неплохо. (Сравнивать его я мог только с повестями Шестакова и Смирнова – Словина я еще тогда не знал, а если что-то из его книжек мне и попадалось, я еще не выделил его из общего потока отечественных «романов про милицию»). Опубликовать свое творение в одном из журналов, не брезгующих криминальными сюжетами, я даже не пытался, хорошо понимая, что на этом пути мне ничего не светит. Если бы даже нашелся такой чудак-редактор, который заинтересовался бы моим романом, то любой милицейский генерал, чья положительная рецензия была необходима для подобного рода публикаций – в тексте же упоминаются работники милиции и сотрудники прокуратуры, – зарубил бы мой нестандартный романчик, пролистав хотя бы первые две-три главы. Образцовыми советскими детективами тогда считались пухлые романы абсолютно бездарного во всех отношениях Юлиана Семенова да повесть Липатова о «деревенском детективе», ближайшим литературным предшественником которого надо считать вовсе не Шерлока Холмса, а скорее уж деда Щукаря. Пишу тогда считались, как будто речь идет о чем-то уже давно прошедшем и отвергнутом, но, конечно, любящий такие книги читатель и без меня видит, что это далеко не так. И сегодня, когда на русском можно прочитать множество настоящих детективов, среди которых и те, что создали высокую литературную репутацию детективному жанру, широкие читательские массы и мало чем отличающиеся от них литературные критики по-прежнему не имеют ни малейшего представления о детективе и называют этим именем разнообразную низкопробную халтуру.