Эллери Квин - Последняя женщина в его жизни
— Бывших жены?
— Да.
— Это что, ежегодная встреча?
Инспектор решил разрядить ситуацию легкомысленной ноткой:
— Я читал, что вы ведете необычайно интересную жизнь, мистер Бенедикт, но это уже чересчур!
Все засмеялись.
— Хорошо, если бы это было так забавно, — вздохнул Бенедикт. — Я ни в коем случае не хочу причинять вам неудобства. В этой встрече нет ничего сентиментального и ностальгического. Она строго д-деловая, если вы п-понимаете, что я имею в виду.
— Не понимаю, Джонни, но все в порядке. Ты не обязан давать нам объяснения.
— Но я не могу позволить, чтобы вы меня считали человеком, который дает и тут же отбирает назад. Д-даю вам слово, что вас не побеспокоят.
Все это казалось настолько излишним, что у Эллери невольно пробудилось любопытство. После Гарварда прошло много времени, и он внезапно осознал, что ему очень мало известно о Джонни-Би. Эллери считал приглашение искренним, но что, если у Бенедикта была тайная цель?..
Дав слово, Бенедикт умолк. Казалось, он решал какую-то проблему. Молчание становилось угнетающим.
— Что-нибудь не так, Джонни? — спросил Эллери, проклиная самого себя.
— Это очень з-заметно? Пожалуй, теперь я выпью, Эллери… Нет, я сам налью. — Он подошел к бару, налил себе неразбавленного виски и вернулся назад. — Я должен попросить вас обоих об одолжении, хотя терпеть не могу это делать…
— Мы у вас в долгу, а не вы у нас, мистер Бенедикт, — улыбнулся инспектор.
— Мы едва ли можем в чем-то отказать тебе, Джонни, — сказал Эллери. — В чем проблема?
Бенедикт поставил свой стакан, достал из нагрудного кармана сложенный втрое лист белой бумаги и развернул его.
— Это мое з-завещание. — Он произнес эту фразу странным ледяным тоном, и для чувствительных ушей Эллери она прозвучала как приговор за тяжкое преступление. Бенедикт ощупал карманы. — Вечно забываю ручку. Могу я позаимствовать твою, Эллери? — Он склонился над кофейным столиком. — Сейчас я подпишу завещание, поставлю дату и прошу вас обоих его засвидетельствовать. Вы с-согласны?
— Естественно.
— Конечно, мистер Бенедикт.
Квины обратили внимание, что Джонни, ставя подпись, заслонял рукописный текст предплечьем. Закончив, он сложил бумагу таким образом, что открытым оставался только низ, и указал Квинам, где им подписываться. Они повиновались, Джонни вернул ручку Эллери, спрятал завещание в конверт, запечатал его и, поколебавшись, неожиданно протянул инспектору Квину:
— Могу я попросить вас, инспектор, с-сохранить завещание у себя? На короткое в-время?
— Ну… разумеется, мистер Бенедикт.
— Я не порицаю вас за то, что вы выглядите озадаченными, — продолжал Бенедикт. — Но тут нет ничего особенного. Марш собирается в этот уик-энд составить для меня официальное завещание — вот почему приезжает его секретарша, — но я хотел, чтобы до тех пор самое основное было зафиксировано на бумаге. — Он снова натужно засмеялся. — Я приближаюсь к возрасту, когда жизнь становится все более неопределенной. Сегодня я здесь, а завтра…
Квины должным образом улыбнулись, а Бенедикт допил скотч, пожелал им доброй ночи и удалился. Казалось, он испытывал облегчение.
Но этого нельзя было сказать об Эллери.
— Что ты обо всем этом думаешь, папа? — спросил он, тщательно закрыв дверь.
— Тут множество вопросительных знаков. — Инспектор уставился на конверт, который держал в руке. — Учитывая его капиталы и юристов вроде Марша, он наверняка должен был располагать официальным завещанием практически со дня рождения. Таким образом, то завещание, которое мы только что засвидетельствовали, аннулирует предыдущее.
— Не только аннулирует, папа, — сказал Эллери, — но и изменяет, иначе зачем писать новое? Вопрос в том, что и как оно изменяет.
— Ни то ни другое тебя не касается, — указал его отец.
— Очевидно, это касается его бывших жен, — пробормотал Эллери, начав ходить взад-вперед, что с неудовольствием отметил инспектор. — Деловой уик-энд… Это скверно пахнет.
— Очевидно, мне придется отложить сон. — Инспектор направился к бару. — Думаю, сынок, и тебе не грех им воспользоваться. Что тебе налить?
— Спасибо, ничего.
— Кто эти везучие леди?
— Что-что?
— Женщины, на которых он женился. Тебе это известно?
— Конечно. Сага о Бенедикте всегда меня интересовала. Его первая жена выступала в кордебалете в Лас-Вегасе. Рыжая грудастая бабенка по имени Марша Кемп, которая путалась с крутыми ребятами, пока Джонни не увез ее из штата и не женился на ней.
— Марша Кемп… — Старик кивнул. — Теперь я припоминаю. Сколько времени продолжался этот брак? Три месяца?
— Ближе к четырем. Миссис Бенедикт номер два была Одри Уэстон — блондинка с актерскими амбициями, но с недостаточным талантом, чтобы реализовать их на Бродвее или в Голливуде. Иногда она получает маленькие роли — в основном на коммерческом телевидении. Но Джонни, очевидно, думал, что она подходящий материал для «Оскара» или «Эмми» — по крайней мере пять или шесть месяцев.
— А номер три? — спросил инспектор, потягивая «Чивас».
— У меня есть особая причина помнить номер три. — Эллери продолжал мерить шагами комнату. — Причина, по которой я уделял особое внимание Элис Тирни, заключалась в том, что, как писали газеты, она из Райтсвилла. Естественно, меня это приятно возбуждало, хотя фамилия Тирни была мне незнакома. Эта девица — судя по фотографиям, довольно невзрачная брюнетка — была медсестрой. Джонни разбил свой «мазерати», или что он тогда вел на сельской дороге, — должно быть, это произошло где-то около Райтсвилла — и в результате был вынужден проваляться долгое время в своем «сельском доме» — как я теперь понимаю, имелся в виду здешний большой дом. Если Райтсвилл упоминался, я это упустил, но думаю, Джонни выложил изрядную сумму за то, чтобы газеты помалкивали о его убежище. Как бы то ни было, сестру Тирни наняли ухаживать за знаменитым пациентом, а вынужденная близость женщины — пусть даже невзрачной — в течение нескольких недель оказалась достаточной, чтобы сломить сопротивление Джонни. После обычного ухаживания в бенедиктовском стиле он женился на Элис Тирни. Этот брак оказался самым долгим — девять с половиной месяцев. Джонни получил официальный развод только около месяца назад.
— Рыжеволосая девица из Вегаса, путавшаяся с гангстерами, неталантливая актриса-блондинка, невзрачная медсестра-брюнетка, — пробормотал инспектор. — Едва ли между ними много общего.
— Кое-что есть. Все они очень крупные женщины. Амазонки.
— Ах вот оно что! Маленький человечек, который метит на гору Эверест. Парням вроде Бенедикта это, должно быть, придает ощущение силы — такое же, как когда они сидят за рулем мощного автомобиля.
— Мой невинный старичок, — усмехнулся Эллери. — Придется дать тебе пару книжек по сексуальной психологии… Джонни пригласил всех трех на уик-энд вместе со своим адвокатом для изменения завещания — по крайней мере, так он говорит, — и это явно его нервирует. Знаешь, папа, мне это не нравится.
Инспектор взмахнул стаканом:
— Знаешь, сынок, прекрати-ка свою беготню, садись и посмотри какой-нибудь фильм. А в уик-энд оставайся подальше от дел твоего друга Бенедикта — что бы они собой ни представляли!
* * *Эллери держался молодцом, оступившись только один раз. В пятницу вечером, после обеда, он ощутил здоровое желание прогуляться.
— Я с тобой, — заявил инспектор, моментально поставив диагноз.
Когда они вышли из дому, Эллери устремился в сторону дичи, как гончая, но отец схватил его за руку.
— Сюда, — твердо сказал он. — Послушаем музыку ручья.
— Поэзия тебе не идет, папа. А если бы я хотел общаться с Эвтерпой,[23] то воспользовался бы стереомагнитофоном.
— Эллери, ты не пойдешь к большому дому!
— Слушай, папа, я не собираюсь вторгаться к ним.
— Будь все проклято! — рявкнул старик и шагнул назад к коттеджу.
* * *— Ну? — осведомился он, когда Эллери вернулся.
— Что «ну», папа?
— Что там происходит?
— Я думал, что тебя это не интересует.
— Я не говорил, что не интересует. Я только сказал, что мы не должны в это впутываться.
— Дом освещен, как Таймс-сквер. Но девичьего смеха не слышно. На вечеринку не слишком похоже.
— По крайней мере, тебе хватило ума повернуться и уйти, — буркнул инспектор.
В субботу сразу после полудня, когда старик собирался вздремнуть, в дверь постучали. Открыв ее, Эллери увидел очень высокую худощавую блондинку с пустым лицом манекенщицы.
— Я миссис Джонни Бенедикт Вторая, — сообщила она тягучим голосом, как показалось Эллери, имитируя произношение жителей Юга.
— Разумеется. Вы Одри Уэстон, — отозвался он.