Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой
К счастью, в реальных историях бывают герои и героини. Сам не являясь таковым и не питая надежды им стать, я прекрасно понимаю, что они все же существуют.
В тот четверг вечером меня не было в кофейне. Мое имя упоминалось – Эдвард Кэтчпул, друг Пуаро, полицейский из Скотленд-Ярда, чуть старше тридцати лет (тридцать два, если быть точным), – но сам я там не присутствовал. Тем не менее я решил восполнить пробел в собственном опыте с целью записать историю Дженни. К счастью, у меня есть показания Пуаро, а лучшего свидетеля, чем он, не сыщешь.
Я пишу это исключительно для себя. Когда мой отчет будет готов, я стану читать и перечитывать его до тех пор, пока ужас, который я испытываю сейчас при одном взгляде на слова, выходящие из-под моей руки, не сменится иным ощущением, пока вместо «Как такое могло произойти?» я не начну думать «Да, именно так все и было».
В какой-то момент мне придется придумать ему название получше, чем просто «История Дженни». Слишком уж незамысловато.
С Эркюлем Пуаро я познакомился за шесть недель до описанного здесь вечера, когда он снял комнату в лондонском пансионе, принадлежащем миссис Бланш Ансворт. Дом у нее просторный, безукоризненно чистый, со строгим прямоугольным фасадом и совершенно не соответствующим ему интерьером; сплошные оборочки, рюшечки и кружавчики. Уходя на службу, я каждый раз опасаюсь, как бы какая-нибудь лавандовая оборка с того или иного предмета в гостиной не зацепилась случайно за мой рукав или башмак и не увязалась за мной.
В отличие от меня Пуаро не постоянный жилец в этом доме, а временный постоялец.
– По крайней мере, месяц я буду наслаждаться целительным бездействием, – сказал он мне в самый первый вечер. Причем сказал с большой решимостью, как будто подозревал, что я начну его отговаривать. – Мой мозг очень устает, – объяснил он. – Столько мыслей, все мечутся… Здесь, я надеюсь, они успокоятся.
Я спросил его, где он живет, и ожидал услышать «во Франции»; немного позже я узнал, что он бельгиец, а не француз. Вместо ответа Пуаро подошел к окну, отодвинул тюлевую занавеску и показал мне на широкое изящное здание, расположенное футах в трестах от нашего дома, не больше.
– Вы там живете? – переспросил я. И решил, что это, наверное, шутка.
– Oui. Мне не хочется слишком удаляться от дома, – пояснил Пуаро. – И мне очень нравится, что я могу видеть его из окна: прекрасное зрелище!
Он с такой гордостью созерцал многоквартирное здание, что я подумал, уж не забыл ли он о том, что я тоже здесь. Тут Пуаро добавил:
– Путешествия – прекрасная вещь. Но они стимулируют, а не расслабляют. С другой стороны, если я все время буду оставаться на одном месте, то мозг Пуаро не будет знать каникул. Беспокойство явится ко мне не в одном, так в другом виде. Дома меня слишком легко найти. Кто-нибудь из друзей, а то и незнакомец, придет, comme toujours[9], с делом неотложной важности – а они всегда таковы! – и маленькие серые клеточки снова возьмутся за работу, не успев накопить достаточно энергии. Итак, Пуаро объявляет, что покидает Лондон на время, а сам наслаждается покоем в знакомом ему месте, без риска быть обнаруженным.
Пока он говорил это, я кивал головой, поддакивая, а сам все думал, есть ли предел человеческим странностям, которые приходят с возрастом.
Миссис Ансворт никогда не готовит обед по четвергам – в этот день она навещает сестру своего покойного мужа, – поэтому Пуаро и оказался в кофейне «Плезантс». Он пожаловался мне, что не может появляться там, где обедает обычно, – ведь он пустил слух, что его нет в городе, – и спросил, не порекомендую ли я ему «место, куда может ходить человек вроде вас, mon ami[10], но с безупречной кухней». Тогда-то я и рассказал ему про «Плезантс»: местечко тесноватое, немного эксцентричное, но все, кому довелось побывать в нем хотя бы раз, приходят туда снова.
В тот четверг, когда состоялась встреча Пуаро с Дженни, он пришел домой в десять минут десятого, куда позже обычного. Я был в гостиной, сидел у самого камина, но никак не мог согреться. Прошло всего несколько секунд после того, как входная дверь открылась и снова закрылась, а миссис Ансворт уже нашептывала что-то Пуаро в передней; должно быть, она поджидала его там.
Слов разобрать я не мог, но об их смысле догадывался: квартирная хозяйка была встревожена, и причиной ее тревоги был я. Вернувшись от золовки в половине десятого, она сразу решила, что со мной что-то не так. Вид у меня был ужасный – как будто меня морили голодом и бессонницей. Так она сказала. Кстати, я не знаю, как можно на глаз определить, что человек целый день не ел. Наверное, за завтраком я выглядел полнее.
Она подходила ко мне то так, то эдак, разглядывала меня со всех сторон, предлагала всяческую помощь – начиная с того, что обычно предлагают в таких ситуациях: попить, поесть, рассказать ей о том, что случилось. Когда я от всего отказался, стараясь сохранять при этом любезность, в ход пошли более экзотические предложения: подушка, набитая травами, и еще какая-то дурно пахнущая, но, очевидно, жутко полезная гадость из темно-синей бутылки, которую мне было рекомендовано добавить в воду для ванны.
Я поблагодарил ее и отказался. Взгляд миссис Ансворт заметался по гостиной в поисках какого-нибудь объекта, который она могла бы всучить мне, пообещав, что именно он разрешит все мои проблемы.
Вот и теперь она наверняка нашептывала Пуаро, что он должен употребить все свое влияние и помочь ей навязать мне травяную подушку или вонючую бутылку.
Обычно по четвергам Пуаро возвращается из «Плезантс» еще до девяти вечера, когда его можно застать сидящим у камина с книгой в руках. В тот вечер, вернувшись из отеля «Блоксхэм» в четверть десятого, я был решительно настроен забыть то, что я там увидел, и посидеть с Пуаро у камина, болтая о разных пустяках, как это часто бывало.
Но у камина его не было. Его отсутствие вызвало у меня странное чувство, точно земля внезапно ушла у меня из-под ног. Пуаро – человек регулярных привычек, не любитель менять расписание («Ничто не способствует ясности ума больше, чем твердый распорядок дня, Кэтчпул», – не раз повторял он мне), и вот, пожалуйста, сам опаздывает уже почти на полчаса.
Когда в половине десятого входная дверь отворилась, я надеялся, что это он, но это оказалась Бланш Ансворт. Я чуть не застонал от разочарования. Когда человек встревожен, то ничто не может повлиять на него хуже, чем компания того, кто вечно суетится из-за всякой ерунды.
Я боялся, что не смогу заставить себя вернуться в отель «Блоксхэм» на следующий день, хотя и знал, что мне придется это сделать. Об этом-то я и пытался сейчас забыть.
«Ну вот, – подумал я уныло, – теперь Пуаро пришел, но, вместо приятного разговора, он тоже начнет суетиться вокруг меня, потому что Бланш Ансворт нашептала ему, будто со мной не все в порядке». И даже подумал, что было бы лучше, если бы никто из них вообще не подходил ко мне сейчас. Раз уж нельзя поговорить о чем-нибудь легком и приятном, я предпочитаю помолчать.
Пуаро вошел в гостиную, не снимая пальто и шляпы, и тут же прикрыл за собой дверь. Я ожидал шквала вопросов, но он лишь сказал рассеянно:
– Уже поздно. Я все хожу и хожу по улицам, ищу, а результат один – я поздно прихожу домой.
Было заметно, что он обеспокоен, но не из-за меня и не из-за того, поел я или голоден. Вздохнув с облегчением, я переспросил:
– Ищете?
– Oui. Ищу одну женщину, Дженни, и очень надеюсь, что она еще жива, а не убита.
– Убита?
Земля во второй раз за вечер ушла у меня из-под ног. Я, конечно, знал, что Пуаро – знаменитый детектив. Он пересказывал мне некоторые случаи из своей практики. Но еще я знал, что у него каникулы, и мне было нисколько не приятно слушать про убийство именно тогда, да еще в таком зловещем тоне.
– Как она выглядит, эта Дженни? – спросил я. – Опишите ее. Может быть, я ее видел. В особенности если ее убили. Я уже видел сегодня двух убитых женщин и одного мужчину, так что вдруг вам повезет. Мужчину, конечно, вряд ли могли звать Дженни, зато две другие вполне…
– Attendez[11], mon ami, – спокойный голос Пуаро прервал мое ворчание. Он снял шляпу и принялся расстегивать пальто. – Значит, мадам Бланш, она не ошиблась – вы встревожены. Ах, как же я сам сразу этого не заметил? Вы так бледны. А все потому, что мои мысли были заняты другим. Они всегда норовят чем-нибудь заняться, как только замечают приближение мадам Бланш! Но, прошу вас, расскажите Пуаро immediatemant[12] – в чем дело?
* * *– Дело в трех убийствах, – сказал я. – Да таких, каких я никогда в жизни не видел. Две женщины и один мужчина. Каждый в своей комнате.
Разумеется, мне не раз приходилось сталкиваться с насильственной смертью – я пять лет прослужил в полиции, из них два года в Скотленд-Ярде, – но все убийства, которые я видел прежде, носили явственный отпечаток потери самоконтроля: один впал в ярость и кого-то убил, другой напился и слетел с катушек. То, что произошло в «Блоксхэме», выглядело совсем иначе. Кто бы ни убил этих троих в отеле, он все распланировал заранее – на несколько месяцев вперед. Место каждого убийства представляло собой жуткое произведение искусства, послание, смысл которого я не мог разгадать. Меня приводила в ужас мысль о том, что на этот раз мне противостоит не обычный стихийный негодяй из тех, к которым я привык, а человек расчетливый, с холодной головой, который не хочет и не может потерпеть поражение.
