Дэвид Дэвис - Шерлок Холмс и Дело о крысе (сборник)
«Что вы здесь делаете? – спросил он сердито. – Почему не занимаетесь своими делами?»
«Я именно ими и занимаюсь, – ответила я. – Вот, принесла в морг чистое белье».
Он посмотрел на простыни, которые я перекинула через руку, и буквально вырвал их у меня.
«Сам отнесу, – проворчал он. – А вы ступайте обратно в палату».
С этими словами он резко развернулся и пошел обратно в морг. Никогда раньше он так со мной не обращался. Его будто бы подменили – это был другой человек. Дойдя до конца коридора, я оглянулась и заметила, что доктор Карсуэл опять вышел из морга. Прежде чем отойти, он как-то опасливо осмотрелся.
Элис глотнула еще бренди, прежде чем продолжить рассказ. На лицо ее постепенно возвращались румянец и оживление.
– Я подождала несколько минут, убедилась, что доктор Карсуэл ушел, а потом прокралась по коридору и попробовала открыть дверь морга. Дело тут было не только в любопытстве, у меня возникло ощущение, что в лечебнице, которую я так люблю, творится что-то нечистое. Поскольку «обслуживание» этого мрачного места входит в мои обязанности, у меня есть свой ключ. Я без малейших колебаний отперла дверь, а потом затворила ее за собой. Не знаю, насколько ты хорошо помнишь это место, Джон. Это небольшое помещение со сводчатым потолком, освещают его два малосильных газовых рожка. И еще там холодно, ужасно холодно. – При этих последних словах лицо ее чуть не озарилось улыбкой и она съежилась, поясняя свои слова.
Рассказ Элис подстегнул мои собственные воспоминания об этом пристанище мертвых, где они дожидались огненного погребения. Тела раскладывали на каменных постаментах и накрывали простыней – пока не придет их черед отправиться в пасть к «Прожорливому дракону». В молодости мы с коллегами, помню, разыгрывали в карты обязанность участвовать в малоприятной процедуре кремации. В те дни больничные власти считали, что при ней обязательно должен присутствовать кто-то из медицинского персонала. В карты я играл ловко, и потому мне редко выпадала эта повинность, однако случалось и мне получить дурную талью, и тогда меня всякий раз мутило, когда таящий в себе заразу труп соскальзывал в адское пекло.
– В морге находилось всего одно тело, накрытое, как всегда, зеленой простыней. В остальном же все было как обычно. «Что же доктор Карсуэл пытается утаить от моих глаз?» – недоумевала я. А ведь он пытался утаить, потому и не пустил меня за дверь, а потом еще и запер ее. Я сообразила, что ответ следует искать под простыней. Отдернула ее в тусклом свете – да так и ахнула от ужаса.
Черты Элис напряглись, глаза испуганно расширились. Очевидно, она во всех подробностях заново переживала тот страшный миг. Бедняжка помолчала, полуоткрыв рот: казалось, она не в силах продолжать рассказ.
– Что же ты там увидела, дорогая? – решил я ей помочь.
– Там… там лежал доктор Стэмфорд. Под простыней. Это был доктор Стэмфорд.
– Что?!
– Я в этом уверена. Лицо его распухло и было покрыто синяками – так, будто бы его избили, но я признала его без труда.
– Какой кошмар! – воскликнул я. От этого известия у меня у самого заледенела кровь. – Как же он умер?
– Вот это-то и есть самое страшное, Джон. Он был жив.
– Ты… ты в этом уверена? – спросил я хриплым шепотом, и мысли мои спутались от ужаса.
– Я инстинктивно нащупала пульс. Он был слабым, неровным, но все-таки был. Как ты сам понимаешь, я страшно растерялась. Я не знала, чт́о мне делать. Почему он здесь оказался? Что с ним собираются сотворить? Мне даже страшно было искать ответы на эти вопросы. А ты-то знаешь ответы, Джон?
Я грустно покачал головой:
– Далеко не все. И что ты сделала дальше?
– Я подумала про тебя и про мистера Холмса. Если уж и доктору Карсуэлу нельзя доверять, то остальным в лечебнице и подавно. Там явно происходит какое-то злодейство. Я поняла: нужно искать помощи. И сразу же приехала сюда.
– Тогда нельзя терять ни минуты. Нужно как можно скорее вернуться в Барт – Бог даст, мы не опоздаем.
Поездка в кэбе с Бейкер-стрит в лечебницу Святого Варфоломея тем утром стала, пожалуй, самой мучительной в моей жизни. Обыденность происходящего лишь усиливала ощущение кошмара. Кэбмен гнал лошадь как только мог, но было позднее утро, жизнь на столичных улицах так и кипела, и продвигались мы до ужаса медленно. На Колдер-стрит пришлось сильно задержаться, потому что у какой-то колымаги сломалось колесо. Поток экипажей обтекал ее, двигаясь по единственной полосе на мостовой и очень редко давая дорогу тем, кто направлялся навстречу. Элис всю поездку просидела на краешке скамьи, не произнося ни слова, но ее напряженное, бледное лицо и встревоженный взгляд говорили сами за себя.
Прошла целая вечность, и вот кэб наконец остановился у ворот лечебницы. Мы вошли через служебный вход. В коридорах было немноголюдно, хотя на пути в морг нам попалось несколько сестер милосердия и два врача. По счастью, они были погружены в собственные заботы и не стали задавать никаких вопросов – собственно, вряд ли вообще нас заметили. Мы спустились в подвал, и на меня накатили самые мрачные предчувствия. Я понимал, что дело это мне не по плечу, что мне страшно не хватает мудрого совета моего друга Шерлока Холмса.
Мы крадучись подошли к дверям морга.
– Я, пожалуй, войду первая, – прошептала Элис. – У меня, по крайней мере, есть право здесь находиться.
Я кивнул и стал смотреть: она подошла к дверям, толкнула створку. Оказалось, что дверь не заперта. Элис распахнула ее, заглянула внутрь, потом поманила меня следом. Мы вместе шагнули в мрачное помещение. Все здесь осталось таким, каким было при мне. Ни время, ни прогресс не коснулись этих стен, мне предстало именно то, что сохранилось в моей памяти: сводчатый потолок, блестящий от сырости, неровный слой грубо обтесанного камня, тускло мерцающий газовый свет, каменные возвышения. На одном из них лежало тело, накрытое простыней. Сердце мое дрогнуло от радости. Я бросился вперед и сорвал простыню – под ней оказался сморщенный старец с ампутированной рукой. Несколько секунд я смотрел на него в ужасе, потом диким взглядом обвел комнату.
Хрипло застонав, Элис произнесла слова, которые и так уже стучали у меня в мозгу:
– Мы опоздали. Его куда-то увезли.
Не медля ни секунды, мы выскочили из морга и помчались к огромной печи. В конце коридора спустились еще ниже, на сей раз по железному помосту, миновали две распашные металлические двери и вошли в крематорий. Сразу почувствовали, как поднялась температура, и услышали приглушенный рев «Прожорливого дракона».
Мы подбежали к закрытым дверям печи. На полу валялась смятая простыня.
– Чего, уже следующего привезли? – раздался у нас за спинами чей-то голос.
Обернувшись, мы увидели приземистого старичка в драном защитном костюме.
– Привет, Билл, – ласково обратилась к нему Элис. – Доктор Уотсон, это Билл, наш главный специалист по этой печи – так ведь, Билл?
Билл ухмыльнулся.
– Ну, уж не мне говорить на этакое «да» или «нет», но в любом случае, спасибо на добром слове.
– Гляжу, ты только что обслужил клиента?
Элис задала этот вопрос просто и по-деловому. Тем, кто каждый день имеет дело со смертью, привычно называть трупы «клиентами» – так они пытаются отрешиться от мрачной реальности.
Билл кивнул и пососал пустую трубку.
– Да всего с четверть часа.
– А как его звать?
Билл покачал головой и улыбнулся странной, покровительственной улыбкой.
– Какие тут имена, сестра. Ко мне они попадают уже безымянными.
– А вы посмотрели на… клиента, прежде чем…
– Да уж посмотрел, сэр. Смотреть я на них всегда смотрю, да еще и говорю пару слов. Желаю всего хорошего на том свете и прошу передать привет моей Саре, ежели вдруг доведется ее там встретить.
– И каков он был? Ваш последний клиент? – спросил я, причем голос прозвучал настойчивее, чем мне самому хотелось.
Билл ответил не сразу, вместо этого надел две огромные асбестовые рукавицы и открыл одну из дверей печи. Комната тут же наполнилась оранжевым сиянием, исходившим от мечущегося внутри пламени. На нас, точно пустынным ветром, пахнуло жаром. Мы с Элис инстинктивно отпрянули, Билл же не тронулся с места. Видимо, долгие годы кормления «дракона» приучили старика сносить его ярое дыхание. О том же свидетельствовала и сухая, задубевшая кожа.
Билл вгляделся в мерцающие янтарем недра печи, а потом покачал головой.
– Не, от него одни уголья остались. Еще довольно молодой. Жалость-то какая. Стариков отдавать «дракону» как-то легче. А вот когда дите какое отправляешь, так сердце прямо кровью заходится.
– Вы не заметили ничего необычного? – спросил я, уже приготовившись к худшему.
– Необычного? – Слово это, кажется, озадачило старика. – Вроде как нет. Ничего в нем не было необычного. Правда, лицо у него было совсем посиневшее. Вроде как его крепко избили, перед тем как он отдал концы. Все распухшее и в синяках.
