Эллери Квин - Сердца четырёх
— Да у меня тут и так трое.
— Мало. Надо, чтобы дом Бонни был в плотном кольце. Чтобы мышь не проскочила! И незаметно. Убери этих топтунов!
— А как же... — начал инспектор полиции.
— А никак же, — прервал его мистер Квин и нырнул в ворота.
Глюк вернулся к машине, что-то сказал сидевшему в ней полицейскому и вслед за Эллери заторопился к дому.
— Да что стряслось-то? — пыхтя, спросил он Квина.
— Все пошло наперекосяк.
Им открыла пышка Клотильда, необычно робкая и с романтическим блеском в черных глазах-бусинках.
— Ах, месье, их нельзя...
— Ах, мамзель, их можно и нужно! — грубо резанул Эллери. — Тай! Бонни!
Из ближайшей комнаты послышался смутный шум возни. Инспектор Глюк кинулся на звук. Вместе с Квином они ворвались в дверь.
Молодой Ройл сидел с невестой на диване. Оба имели растерзанный вид и пытались расцепить руки. У Тая был окровавленный рот. Оказалось, просто помада Бонни.
— Вот вы где! — воскликнул Эллери. — И что вы такое надумали?
— А, это вы, — угрюмо буркнул Тай, высвобождая шею из объятий своей дамы.
— Нет, ну черт-те что! Не могли прожить друг без друга пару дней? А уж если вам так приспичило, то хоть не кукарекали бы на весь мир!
Тай медленно поднялся с целеустремленным видом. Бонни растерялась:
— Тай, ты весь в помаде... О, и инспектор здесь! Инспектор Глюк, я требую...
— Не надо, Бонни, я знаю, как справиться с ситуацией, — жестко сказал Тай.
— Что да, то да! — кудахтал Эллери. — Вот что получается, когда имеешь дело с пустоголовыми детьми, которые...
И в ту же секунду у него под подбородком взорвалась бомба, а перед глазами забегали маленькие разноцветные точки. Прошла вечность, и Квин понял, что лежит на полу и смотрит на люстру. Интересно, когда же началась война... Издалека донесся голос Тая:
— Инспектор, тут ваш человек разлегся. Может, заберете?
— Ройл, уймитесь, — сказал Глюк, тоже за тысячу миль. — Давай, Эллери, поднимайся, а то испачкаешь свои шикарные брюки.
— Где я? — бормотал мистер Квин.
— Он еще спрашивает! — взвизгнула Бонни. — Тай, стукни его как следует! Вот негодяй!
Скосив глаза, Эллери получил смутное представление о гладких женских коленках и юбочке, похожей на парашют. А в футе от его лица притопывали два маленьких крокодильчика. Нет, пожалуй, не крокодильчики, а туфли из крокодиловой кожи.
— Я сразу заподозрила, что здесь что-то не так! — говорила Бонни. — Когда он привел меня в костюмерную Тая... Боже, какая мерзость! Пишущая машинка, вся эта заумная «дедукция» Квина, а я-то знала, знала, что Тай эти карты послать не мог! — Она прервалась, чтобы перевести дух, и опять затараторила: — Видите? Он все время нам лгал! Но я его лжи не поверила, я посмотрела на эти буквы в машинке и сразу поняла, что они надпилены специально! Значит, Тай никак не мог сам против себя, но я и так знала, что это не он! И тогда я поехала прямиком к Таю...
Девушка все говорила и говорила, а мистер Квин все лежал, созерцая потолок. Почему он кружится и качается? А-а, понятно — в Калифорнии землетрясение.
— Да, — зарокотал голос Тая, — мы сравнили, что Квин нам наговорил, каждому по отдельности, — кстати, давно пора было это сделать. Знаете, инспектор, вы бы поразились, что нам только не наплел этот парень. Он делал все, чтобы каждый из нас решил, что другой убийца.
— Да, мне он говорил...
— А мне этот убийца внушал...
И все в таком роде. Кто-то устроил скандал, решил Квин, но вот из-за чего... Он застонал и попытался подняться.
— Давай вставай, — довольно грубо сказал ему инспектор Глюк. — Ну что, одинокий волк, достукался?
Кто-то отвратительно хихикнул. Глюк помог мистеру Квину принять сидячее положение.
— Как чувствуешь себя? Должно быть, паршиво?
— Шломана шелюфть, — ощупывая подбородок, выманил Эллери. — А голова-а-а...
Он встал на четвереньки. Отдохнул. Более-менее распрямился.
— Только попробуй сказать Бонни, что эти карты я ей послал, — поигрывая кулаками, пригрозил Тай.
— Да он сам их и посылал! — победно объявила Бонни, обнимая своего героя. — Потому и хотел, чтобы мы цапались. Да, Квин?
— Была причина, — коротко ответил Эллери. — Где зеркало?
Он доковылял до зеркала в холле и занялся изучением своей физиономии. Пока он нежно оглаживал быстро приобретающую цвет гелиотропа шишку на подбородке, раздался звонок в дверь. Мимо него просеменила Клотильда и впустила в дом двоих мужчин. Один из них представился затуманенному взору Эллери хмурим и заторможенным, а второй — сильно взволнованным живчиком. Он потер глаза и прислонился спиной к стене.
— Пушть они пройдут, — сказал он Клотильде. — Глюк ражве не говорил...
Но в этот момент появился инспектор и махнул рукой. Мужчина, тот, что с замедленной реакцией, не узнав Эллери, медленно прошествовал мимо него и крылся за дверью. А живчик проскочил живо. Так Квин и не понял, кто есть кто. Убедившись, что челюсть его все еще состоит из одного куска, Эллери рысью припустил за визитерами и остановился в дверях.
Заторможенный молча смотрел на Бонни. У него было красное, как будто обожженное на солнце лицо.
— Это же Батч, — пролепетала Бонни.
— Послушай, Батч, мы сами собирались рассказать тебе, хотели позвонить... — начал Тай.
Откуда-то вынырнул быстроходный и завопил:
— А мне плевать, как вы тут будете кувыркаться в постели, но будь я проклят, если я понимаю, как это собираетесь водить за нос свою студию!
— Отвали, ты! — сказал Тай. — Нет, правда, Батч, мы виноваты перед тобой.
— Отвали?! — сверкнув единственным глазом, орал Сэм Викс — это он так суетился. — Нет, вы слышали, он говорит «отвали»! Послушай меня, красавчик, такое понятие, как личная жизнь, — это не для тебя. Ты просто часть собственности, как вот этот дом, например. Сечешь? Ты принадлежишь «Магне». Прикажет тебе «Магна» прыгать...
— Уйди, Сэм, — сказала Бонни и шагнула к Батчеру.
Вундеркинд как вошел в комнату, так и остался стоять на том же месте, глядя на Бонни неподвижным горестным взглядом, как смотрит отец на гроб с телом своего единственного ребенка.
— Батч, дорогой, — смущенно теребя пуговицу, заговорила Бонни, — мы оба страшно переволновались. Ты ведь знаешь, какие чувства я к тебе испытывала. Я никогда не говорила, что люблю тебя. Так, Батч? Ты настоящий ангел, и мне стыдно. Но сегодня... сегодня что-то произошло такое... Тай — единственный человек, которого я люблю. Я хочу выйти за него замуж, и поскорей.
Жак Батчер снял с головы шляпу, огляделся, снова надел шляпу и сел. Он не стал, как обычно, забрасывать ногу на ногу, а уселся прямо и ровно, как манекен. И когда заговорил, то двигались только губы.
— Сожалею, что пришлось потревожить тебя в такое время... Я бы и вовсе не пришел. Но меня попросил Луис Селвин. Он... это... немного вышел из себя. Особенно из-за тебя, Тай.
— А что я? — вскинулся Тай.
Батчер откашлялся.
— Мне бы не хотелось, но придется. Я сейчас говорю с тобой официально, как вице-президент «Магны». У меня только что состоялся долгий разговор с Селвином. Как президент киностудии, он считает своим долгом тебя предупредить, что тебе нельзя обзаводиться семьей.
Тай сморгнул.
— Не хочешь ли ты сказать, что он намерен меня связать тем дурацким пунктом контракта?
— Что за пункт? — удивилась Бонни.
— В последний мой контракт с «Магной» Селвин вставил этот пункт, чтобы предотвратить возможный брак.
— А ты как думал? — встрял Викс. — Сделать из тебя героя-любовника номер один и вдруг дать все испортить женитьбой?
— Я не знала, — расстроилась Бонни. — Ты мне не говорил.
— Забудь. Это ничего не меняет. И не Луису Селвину диктовать мне, как жить.
— Он специально просил передать, что ты нарушишь контракт, если женишься на Бонни, — все тем же холодным, ровным тоном сказал Батчер.
— Пошел этот Селвин куда подальше! В Голливуде полно киностудий.
— Все студии Голливуда с уважением относятся друг к другу, когда речь идет о контрактах со звездами, — заметил Батчер. — Порвешь контракт с «Магной», и с тобой все, Тай.
— А мне и не надо! — взмахнул рукой Тай.
— Но так нельзя, Тай! — крикнула Бонни. — Я не дам тебе забросить карьеру. Мы можем и подождать. Может быть, когда ты подпишешь свой контракт...
— Я не хочу ждать. Хватить уже ждать. Я завтра женюсь, и точка, а если Селвину это не нравится, то пусть катится ко всем чертям!
— Тай!
— И не спорь.
— Ну хорошо, — скучным голосом произнес Батчер — Луис предполагал, что ты заупрямишься. Он мог бы сломать тебя, но считает тебя слишком ценной частью собственности. Поэтому он готов на уступку.
— Ах, он готов, да что ты говоришь!
— Да. Он делает тебе предложение. Но учти — это окончательно. Принимаешь или уходишь.
