Найо Марш - Смерть в день рождения
Ричард, который, казалось, не обратил внимания на первую половину фразы, при последних словах вздрогнул и посмотрел на отца, все еще стоявшего к ним спиной.
— Полковник Уорэндер. — спросил Аллейн, — почему вы заходили в «Пегас»?
— Какое это имеет значение? Хотел выяснить отношения. С девушкой.
— Но вы ее не видели?
— Нет.
— Морис, — резко произнес Ричард. Полковник посмотрел на него. — Я буду пока тебя называть по-прежнему, — продолжал Ричард. — Я знаю, что так не принято, но я не могу иначе. Нужно ко всему привыкнуть. Может быть, это затруднит привыкание для нас обоих, но здесь не знаешь, как себя вести. Надеюсь, что со временем все обойдется. Только дай мне это время.
— Я подожду, — глухо ответил полковник.
Казалось, он хотел дотронуться до сына рукой, но, взглянув на Аллейна, замер.
— Мне следует заняться работой, — сказал Аллейн. — Если вы понадобитесь, я позову.
И он вышел, оставив их в полной растерянности вдвоем. В холле его встретил Фокс.
— Забавная у меня там компания, — сказал Аллейн. — Парень встречается с отцом. Оба мучительно смущаются. Все же французы в таких ситуациях ведут себя куда непринужденнее. А как дела на вашем конце стола?
— Я вышел сообщить вам, сэр, что мистеру Темплетону опять стало плохо. Доктор считает, что его больше нельзя беспокоить. Его положили в гостиной. Но как только будет можно, он хочет уложить его в кровать. Решили устроить его в кабинете, чтобы не поднимать вверх по лестнице. Я думаю поручить это Флоренс и няньке, а доктор им поможет, когда потребуется.
— Хорошо. Да, компания премиленькая. Давайте-ка подумаем, куда бы нам спровадить нашего запутавшегося драматурга и его казенного образца папашу. Уж не в будуар ли покойной матушки? Впрочем, если хотят, пусть присоединяются к горе-убийцам в столовой. Никакой информации. Никто ничего мне не говорит. Что еще?
— О пармских фиалках никто не знает. Утверждают, что никто бы их туда не смог принести — для этого у них просто не было времени.
— Пропади оно все пропадом! Какой дьявол положил цветы на ее туалетный стол? Наемный бармен в пылу неразделенной страсти? И какого черта мы должны ломать себе голову над вялым пучком?
Подобно Шахерезаде, Фокс благоразумно хранил молчание.
— Прошу прошения, сэр, но я слышал, вы говорили о фиалках? — из глубины холла появился заметно осунувшийся Грейсфилд.
— Вы правильно слышали, — дружелюбно подтвердил Аллейн.
— Если это вам поможет, сэр, то скажу, что букетик пармских фиалок принесли перед самым приемом. Я открывал джентльмену и он их вручил мадам на площадке второго этажа.
— Вы, надеюсь, спросили его имя, Грейсфилд?
— Разумеется, сэр. Это был пожилой джентльмен из книжного магазина. Его зовут Октавиус Браун.
3
— Вот те на! Чего это ради Октавиус принялся разгуливать тут с фиалками, да еще в такое время? — воскликнул Аллейн, когда Грейсфилд вышел. — Это надо скорее выяснить, а Маршант прибудет с минуты на минуту. Пошли.
Они задержались на ступеньках парадного входа. За занавесками «Пегаса» еще был виден свет.
— Минут пять, Фокс, держите оборону здесь. Пусть Темплетона пока устраивают в кабинете. Но если приедет Маршант, задержите его до моего возвращения. Не давайте ему соединиться с этой толпой экстравертов в столовой. Поберегите его. Веселенькая история!
Он позвонил. Октавиус открыл дверь.
— Это опять вы, — удивился он. — Так поздно! Я думал, что это Анелида.
— Это не Анелида, и приношу извинения за поздний визит. Но впустить вам меня придется.
— Разумеется, — Октавиус позволил ему пройти. — В чем на этот раз дело?
— С какой стати, — спросил Аллейн, как только закрыл за собой дверь, — вы принесли миссис Темплетон фиалки?
— Мимо окон проходил продавец с тележкой, — ответил тот, краснея. — Их привезли с Нормандских островов.
— Меня никоим образом не интересует, откуда их привезли, мне важно, куда они направились. Когда проезжал этот торговец?
Смущенный и задетый Октавиус поспешно рассказал, как Анелида отправила его вниз, чтобы самой приготовиться к приему. Он нервничал, потому что их приглашали к половине седьмого, было уже без двадцати пяти семь. Он не мог поверить уверениям Анелиды, что теперь приличия требуют опаздывать в гости. Увидев тележку с пармскими фиалками, он вспомнил, что в дни его юности считалось пристойным дарить их актрисам. Он тут же вышел и купил букет. Но позже постеснялся, как догадался Аллейн, вручать их при Анелиде. Дверь дома мисс Беллами была открыта, в холле виднелся дворецкий. Октавиус поднялся по ступенькам.
«В конце концов, — подумал он, — если она захочет прикрепить цветы к платью, ей удобнее сделать это заранее».
Он уже отдавал цветы Грейсфилду, когда на втором этаже послышался какой-то шум, а через секунду мисс Беллами на кого-то громко закричала:
— Это говорит лишь о том, как можно заблуждаться. Убирайся куда угодно, дружочек, и чем скорее, тем лучше!
Сначала Октавиус страшно разволновался, подумав, что эти слова предназначены ему, но в тот же момент она появилась на лестнице и, остановившись, в изумлении посмотрела на него.
— Небесное видение, — живописал Октавиус, — с румянцем цвета розы, вернее даже герани, но должен признаться, разгневанная была, как фурия.
Это впечатление, однако, тотчас же рассеялось. Мгновение мисс Беллами, казалось, колебалась. Грейсфилд пробормотал какие-то объяснения. И вдруг она превратилась в саму грациозность.
— Она, — тут он снова покраснел, — пригласила меня наверх. Я поднялся и вручил ей свое приношение. И тогда она, собственно говоря, пригласила меня к себе в комнату. Такая милая вольность во французском духе. Я был очень тронут. Положив фиалки на туалетный стол, она объяснила, что выставила только что занудливое старье. Это ее слова. Я понял, что она имела в виду кого-нибудь из старых слуг. Что вы сказали?
— Ничего. Продолжайте. Все это безумно интересно.
— Правда? Хорошо. Потом внизу раздались голоса — дверь в коридор оставалась, разумеется, открытой. Она попросила меня подождать минутку и ушла.
— И что же дальше? — напомнил Аллейн после паузы.
— Я подождал. Никто не возвращался. Я вспомнил о Нелли, которая уже могла быть готова. Как бы то ни было, — продолжал Октавиус, искоса поглядывая на Аллейна, — но я чувствовал, что Нелли не очень понравится моя импульсивная выходка, и я постарался вернуться домой, пока она не заметила моего отсутствия. Когда я спустился вниз, то увидел, что она разговаривает с полковником Уорэндером в гостиной. На меня они внимания не обратили. Наверное, попросту не заметили. Уорэндер, мне показалось, был чем-то огорчен. Ничего не оставалось, как отправиться домой. Что я и сделал. Любопытное и интригующее приключение.
— Спасибо, Октавиус, — поблагодарил Аллейн, задумчиво глядя на собеседника. — Большое спасибо. А теперь мне пора. Спокойной ночи.
Выходя, он услышал, как Октавиус капризно проворчал, что теперь наконец он может и лечь спать.
К дому мисс Беллами подъехал огромный автомобиль, и из него выбрался мистер Монтегю Маршант. Его светлые волосы были ухожены, лицо благопристойно бледно, а пальто безупречно.
— Подождите, — приказал он шоферу.
Аллейн представился. В ответ он услышал тщательно отмеренную формулу сочувствия.
— Ужасная история.
— Очень скверная. Войдемте.
Фокс был в холле.
— Только непонятно, зачем понадобился я, — произнес Маршант. — Естественно, мы — Правление, с которым она сотрудничала, — готовы оказать любое содействие, но в то же время… — он помахал безукоризненно изысканными перчатками.
— Все очень просто, — ответил Аллейн. — Нужно решить один-два чисто профессиональных вопроса. И похоже, что только вы можете в этом помочь.
— Можно было бы…
— Конечно, было бы можно, — прервал его Аллейн. — Но дело не терпит отлагательств. Мисс Беллами была убита.
Маршант неуверенно дотронулся рукой до затылка.
— Не верю, — сказал он.
— Можете поверить, потому что это правда. Хотите снять пальто? Нет? Тогда, может, мы войдем?
— Все перебрались в гостиную, сэр, там удобнее, — сообщил Фокс. — Доктор с мистером Темплетоном. Придет попозже.
— Где Флоренс?
— Она помогала миссис Пламтри устроить постель, а теперь обе в будуаре на случай, если понадобится их помощь.
— Хорошо. Сюда, пожалуйста, мистер Маршант. Я только взгляну на больного и присоединюсь к вам.
Аллейн, постучав, вошел в кабинет. Лежащий в постели Чарльз выглядел утомленным и встревоженным. Поодаль, на стуле сидел доктор Харкнесс, наблюдая за пациентом. Увидев Аллейна, доктор предупредил:
— Больше никаких огорчений.
