Роковая ошибка - Найо Марш
На туалетном столике, помимо батареи флаконов и баночек, стояли три фотографии в рамках – все три он видел утром на письменном столе Сибил в Квинтерне: ее хорошенькая дочь, ее второй муж и групповая фотография с ее первым мужем-красавцем, выделявшимся среди своих сослуживцев. Этот снимок был менее выцветшим, и Аллейн внимательно рассмотрел его. Удивительно, что такой Адонис произвел на свет такого уродца, как Клод. Аллейн вгляделся в огромного капрала, стоявшего в заднем ряду, тот дружелюбно щурился ему в ответ. Аллейн сумел разглядеть эмблему у него на груди: оленьи рога в обрамлении… чего? Верескового венка? Кажется, было еще какое-то прозвище. «Молодые олени»? Да, точно. Герцогов Монтрозов так называли. Интересно, через сколько времени после того, как была сделана эта фотография погиб Морис Картер? Клоду должно было быть, наверное, года три или четыре, Аллейн вспомнил рассказ Верити Престон об утерянной марке «Черный Александр». Что за черт, думал он, продолжая разглядывать здоровяка-капрала; какая-то мысль неуловимо вертелась где-то на задворках его памяти, не давая покоя.
Он вошел в ванную. Большая охапка увядших лилий лежала в умывальнике. Пятно зеленоватой засохшей слизи образовалось вокруг слива. От умывальника шел омерзительный запах. «Зловонней плевел лилии гниенье»[94], – припомнил Аллейн.
Вернувшись в спальню, он нашел там безмятежного Фокса и сестру Джексон, всем своим видом демонстрировавшую возмущение.
– Когда вас вызвали, здесь все было точно так, как сейчас? – спросил ее Аллейн.
– Вещи на столе передвинуты. И тела нет, – угрюмо указала она.
– Больше ничего?
– Это непристойно, – ответила сестра Джексон, – все вот так оставить.
– Ужасно, да? Вы можете обрисовать нам, как все было, когда вы прибыли на место происшествия?
Она обрисовала, не спуская с него пристального оценивающего взгляда. По ее словам, она находилась у себя в комнате, собиралась ложиться спать, когда позвонил доктор Шрамм и попросил ее безотлагательно подняться в двадцатый номер. Здесь она нашла его склонившимся над кроватью, на которой лежала миссис Фостер, мертвая и остывающая. Доктор Шрамм обратил внимание Джексон на прикроватный столик с находившимися на нем предметами и велел сходить в процедурную и принести все необходимое для откачивания содержимого желудка. Он наказал ей также ничего не рассказывать никому, кто ей, возможно, встретится.
– Мы понимали, что это ей не поможет, слишком поздно, – сказала она, – но желудок ей очистили. Доктор Шрамм счел, что содержимое следует сохранить, и оно было в запечатанной склянке. Нам пришлось отодвинуть столик от кровати, но больше мы ничего не трогали. Доктор Шрамм строго следил за этим. Очень строго.
– А потом?
– Мы сообщили мистеру Дэлаверу, управляющему. Он, конечно, пришел в ужас. Они не любят, когда что-то подобное случается в отеле. Потом мы пригласили доктора Филд-Инниса из Верхнего Квинтерна, и он сказал, что нужно вызвать полицию. Мы не поняли – зачем, но он сказал, что так положено. И они приехали.
Аллейн заметил, что она все чаще употребляет глаголы в первом лице множественного числа, и ему показалось, что в этом было нечто собственническое. Он тепло поблагодарил сестру Джексон и показал ей глянцевую фотографию тетушки Фокса Элси, которую припас специально для этого случая. Тетушка Элси стала чем-то вроде кода для Аллейна с Фоксом, они использовали ее как предупредительный сигнал – когда один хотел насторожить другого, не привлекая постороннего внимания. Сестра Джексон сказала, что никогда не видела этой женщины, и была предсказуемо заинтригована. Аллейн вернул снимок в конверт и, извинившись за причиненное беспокойство, отпустил медсестру. Положив на ладонь носовой платок, он открыл ей дверь, сказав при этом:
– Не обращайте внимания. Мы это делаем больше «для имиджа». До свидания, сестра.
Проходя между ним и Фоксом, она задела рукой его руку, после чего заспешила по коридору – сто пятьдесят фунтов энергичной женственности.
– Вот так штука, – сказал Фокс задумчиво.
– Установила контакт?
– En passant[95], – признался он на своем правильном французском. – А вы, мистер Аллейн?
– En passant, moi aussi[96].
– Вы полагаете, – все так же задумчиво спросил Фокс, – она знала о помолвке?
– А вы?
– Если знала, я бы сказал, что ей это не должно было понравиться.
– Давайте поторопимся. Запакуйте колбочку, пожалуйста. Попросим сэра Джеймса взглянуть на нее.
– На предмет, не налил ли кто-нибудь в нее синильной кислоты?
– Что-то в этом роде. В конце концов, запах миндаля ведь действительно ощущается. Все дело в «Оазисе», скажете вы, и, боюсь, будете правы.
Когда они шли к выходу, женщина-администратор окликнула их и сказала, что постаралась разведать что смогла насчет того электрика. Никто о нем ничего не знал, кроме дежурившей в тот день девушки, которая передала ему цветы для миссис Фостер. Он сказал ей, что его вызвали починить светильник в двадцатом номере и жившая в нем дама, когда он ходил в машину за новой лампочкой для ее настольной лампы, попросила его на обратном пути захватить для нее цветы. Описать его дежурная не могла, сказала только, что он был худощавый, невысокий, учтивый, что на нем не было рабочей формы, но были очки.
– Что вы об этом думаете? – спросил Аллейн, когда они вышли за дверь.
– Занятно, – ответил Фокс. – Подозрительно. Но, как ни посмотри, – не убедительно.
– В настольной лампе не было новой лампочки. Там старая лампочка, помутневшая на верхушке. Вот-вот перегорит.
– Однако лилии в умывальнике лежат.
– Верно.
– И что теперь?
Аллейн взглянул на часы.
– У меня встреча с коронером через час. В Верхнем Квинтерне. А тем временем пусть Бейли и Томпсон осмотрят комнату очень тщательно. Каждый дюйм.
– Что искать?
– Как обычно. Скрытые отпечатки, в том числе, разумеется, отпечатки сестры Джексон – они есть на фотографии тетушки Элси. Отпечатки Шрамма должны быть на обертке книги, а Прунеллы Фостер и ее матери – на косметичке. Горничные сделали полную уборку в комнате тем утром, так что все, что обнаружится, оставлено в течение дня. Мы еще не закончили с этой тошнотворной комнатой, Фокс. Отнюдь не закончили, черт возьми.
Глава 5
«Ренклод» (II), комната № 20
«…Ввиду данных обстоятельств, уважаемые члены жюри, – сказал коронер, – предлагаю вам подумать о том, что наиболее уместным решением было бы снова отложить эти слушания sine die[97]».
Неудивительно, что члены жюри охотно воспользовались рекомендацией коронера, и люди, так или
